Мальчишка с собакой

Полив ненасытные грядки, мы бежали на речку. И купались до синих пупырышек на теле. Речка хотя и неширокая, но зато глубокая.

В омуте, напротив конюшни, только Мишка доставал дно. Говорили, что там живет огромный сом. Иногда вечером он поднимается на поверхность, и тогда раздается громкий всплеск. Но Мишка только посмеивался и, когда его очень просили, нырял в омут и доставал горсть черного ила.

Мальчишка с собакой тоже приходил на речку, но он не купался вместе со всеми.

Уходил за излучину и там плавал с Орионом. Мне было интересно посмотреть, как плавает такая большая собака, но Мишка не соглашался идти туда.

— Собака плавает — эка невидаль! — говорил он.

Каждое утро, в восемь часов, Женя садился на велосипед и уезжал на станцию к пассажирскому поезду, который прибывал из Москвы. Вместе с ним на станцию бегал Орион. Когда он появлялся на улице, наши деревенские собаки поджимали хвосты и прятались в подворотни. Они тоже еще не видывали таких псов. Впрочем, Орион не обращал на них внимания.

Я спросил у Наташки — она ведь все знает, — зачем Женя каждое утро мотается на вокзал?

— Свежие газеты покупает, — ответила Наташка. Зачем ездить в такую даль, когда их в деревню к обеду почтальон приносит?

Встречаясь с нами, Женя всегда здоровался. Я отвечал, а Мишка что-то бурчал под нос. Как-то Женя сказал:

— Где здесь щуки водятся? У меня отличный спиннинг, пойдемте покидаем?

— Не до рыбалок нам сейчас, — отрезал Мишка. — Вон засуха…

Какое отношение к рыбалке имела засуха, я так и не понял. А на щучью заводь стоило бы сходить с Женей. У меня спиннинга не было, а он наверняка дал бы мне с берега покидать.

— Вот такую щуку дядя Федя вчера поймал у плотины… — показала Наташка. — Пойдем?

Они ушли, а Мишка насупился. Если бы не Орион, он подрался бы с Женей. Вернулись они через два часа и пустые. Женя взял с собой всего одну блесну, она за корягу зацепилась и осталась в речке. А достать ее не удалось. Даже Орион не смог. Это нам Наташка объяснила.

— А при чем тут Орион? — удивился я.

— Орион ныряет как утка, — сказал Женя.

— Может быть, ваш Орион и летать как лебедь умеет? — язвительно спросил Мишка.

Пес, услышав свое имя, поднял голову и посмотрел на Мишку. Мне показалось, что он усмехнулся.

— Если Орион увидит, что человек тонет, он его спасет, — сказал Женя.

— Ему это хоть бы что, — поддакнула Наташка. — Я видела, как он ныряет.

— Не смешите, — сказал Мишка. — Собаки не могут нырять. Разве что спаниели… Если в уши попадет вода, собака умрет.

— Чепуха, — улыбнулся Женя.

— Я же видела, — сказала Наташка.

— Спорим на «американку», — сказал Мишка. — Я сейчас нырну, а он пусть меня спасает…

— Проиграешь, — сказал Женя.

— Вовка, разбивай, — подмигнул мне Мишка.

Я ударил их по рукам.

— Место я сам выберу, — заявил Мишка.

Женя не возражал.

Мишка, конечно, выбрал омут. Тот самый, в котором никто дна не мог достать, кроме него. И в котором якобы водился большой сом. Мишка сбросил рубашку, штаны и остался в одних трусах. Трусы у него почти до колен. Наверное, мать по ошибке отцовские дала.

Мы стояли на берегу и смотрели на него. Женя подозвал Ориона и стал гладить по голове. Пес с любопытством наблюдал за Мишкой, который спустился к воде.

— Я отпущу, когда ты скажешь, — предупредил Женя.

Он взял Ориона за ошейник. Пес смотрел на Мишку и тяжело дышал. В такой роскошной шубе ему было жарко. С языка капала на землю слюна.

Мишка отплыл на середину омута и, вытаращив глаза, дурным голосом закричал:

— Кара-у-ул… Тону-у!

И, набрав воздуху, нырнул. Орион рванулся вперед, едва не свалив хозяина. Женя только успел сказать: «Спасай! Спасай!» — и отпустил. Пес с берега бухнулся в речку. Проплыв немного, волчком завертелся на одном месте.

— Спасай! — крикнул Женя.

Орион посмотрел на него и, выбросив вверх передние лапы, с всплеском скрылся под водой.

— Что я говорила? — ликовала Наташка. Она, не отрываясь, смотрела на омут. По черной глади расходились круги. Я стал про себя считать. Что-то долго сидит в омуте Мишка. А вдруг его сом за пятку схватил? Когда я досчитал до ста, вода всколыхнулась и на поверхности показался сначала мокрый обвисший хвост, а затем ноги Ориона. Он толчками пятился из глубины. Зубами пес вцепился в Мишкины трусы. Мишка крутил головой, фыркал, а одной рукой придерживал трусы, которые растянулись, как продуктовая сумка.

— Отпусти, говорю! — кричал Мишка, пытаясь вырваться, но пес крепко держал его за трусы и, смешно хлопая лапами по воде, продвигался к берегу. Мишке ничего не оставалось, как помогать ему руками. У самого берега Мишка хотел было встать, но Орион поволок его на песок.

И тут произошло такое, о чем без смеха невозможно вспоминать… Мишка снова попытался вырваться, но вместо этого налимом выскользнул из собственных трусов. Наташка ойкнула и закрыла смеющееся лицо руками.

Женя бросился к Ориону, но побагровевший Мишка уже вскочил на ноги и стремглав помчался по траве к кустам, которые, как назло, были метрах в ста от берега. Пес с трусами в зубах бросился за ним.

— Ко мне! — кричал Женя. — Кому говорю?! Ко мне!

Орион нехотя вернулся. Женя выхватил из его рта мокрые Мишкины трусы и протянул мне.

— Зачем вырывался? — сказал он. — Орион ведь не знает, что он нарочно. Он спасал, а утопающие не вырываются…

Я с восхищением смотрел на пса, который бегал вокруг меня и лаял. Его интересовали Мишкины трусы. Брызги от шерсти летели во все стороны.

— Ай да пес! — сказал я.

Мне хотелось погладить Ориона, но тут я вспомнил про Мишку, который голый и злой сидит в кустах. Я побежал к нему.

— Я ничего не видела, честное слово! — крикнула вслед Наташка, давясь от смеха.

Я нашел Мишку в самой гуще ольшаника и отдал трусы. Не глядя на меня, он выжал их и надел. Ноги и бока были оцарапаны. Это когда он продирался сквозь кусты.

— Ушли они? — спросил он.

— Ну ты и драпал… — улыбаясь, сказал я. Уж очень вид у Мишки был потешный.

— Может быть, мне теперь утопиться?

— Наташка говорит, что ничего не видела, — сказал я.

— Драться, — сказал Мишка. — Только драться. Не на жизнь, а на смерть!

На следующий день я отправился к дому тети Марьи с не очень-то приятным поручением. Я должен был передать Жене, что Мишка хочет с ним драться.

Сегодня вечером возле поваленной березы. Мишка сказал, что только кровью можно смыть этот позор.

У калитки я остановился. Откроешь, а Орион как налетит… Женю я увидел на крыше. Он стоял на самой кромке и готовился прыгнуть. Я услышал глухой удар о землю. Орион радостно приветствовал его внизу. Женя поднялся с земли — он не удержался на ногах — и увидел меня.

— Заходи! — крикнул он.

Я подошел к стене и посмотрел вверх: высоко. Метра три будет. Женя подошел к жердине, вбитой посередине лужайки, и, ухватившись одной рукой, стал кружиться вокруг. Он долго кружился, мне даже надоело смотреть на него. Когда он отпустил жердь, то глаза его косили, он пошатывался.

— Это зарядка такая, что ли? — спросил я.

— Тренировка, — не сразу ответил Женя. — Попробуй!

Я подошел к жердине и несколько раз неловко крутнулся вокруг нее.

— Вот так надо, — отстранил меня Женя.

И показал, как нужно обхватывать жердину рукой.

— Видел, сколько раз я крутнулся? Сто восемьдесят, — сказал он. А ты тридцать витков сделаешь и — с катушек долой…

— Это мы еще посмотрим…

Я крутнулся ровно тридцать раз и отпустил жердь. Какая-то непонятная сила поволокла меня в сторону, крыша дома задралась, и я шлепнулся на траву. Попробовал встать и снова упал.

Женя стоял рядом и, хлопая себя руками по голым ляжкам, хохотал.

— А как же они на центрифуге? А на кувыркающемся кресле? А в барокамере? — говорил он.

Когда мир перестал вращаться вокруг меня, я наконец встал и посмотрел на него.

— Какая еще центрифуга? — спросил я.