Мудьюг — Остров Смерти

Когда началась война с немцами, царские офицеры стали ставить на острове пушки, чтобы не пропустить в устье Северной Двины немецких кораблей. Строили — строили, так и недостроили.

К тому времени мы прогнали царя, распустили его войско, война кончилась. Устроили свою власть — рабочую. Тогда у меня были еще обе ноги. Хорошо было на обеих ногах ходить. А в 18 году (в июле) нам стало известно, что идут в наш край англичане, идут французы и все на больших кораблях. Я тогда в Архангельске работал.

— Как это, дядя Саша, по морю ходят? — переспросил Коля Сайкин.

— Ну — плывут, значит. Говорится только, что идут.

— А ты не подлавливай докладчика-то! — засмеялся Сережа-пионер.

— Мы начали тоже устанавливать пушки. Послали на остров Мудьюг рабочих и матросов. Назначили командира из царских офицеров, да он, каналья, потом нас обманул, изменил. Фамилия его Петренко.

1 августа 1918 года часа в два дня мы увидали на море иностранные корабли.

— А зачем они приезжали? — вставила Ниночка Рыбинская, которая давно забыла свои кубики.

— А затем, Нинуся, чтобы отнять нашу землю, прогнать нашу и поставить свою власть, и чтобы лес, конечно, от нас увозить даром. Я ведь говорил вам про лес-то. Вот они на него зубы и точили.

— Разве точат зубы? — усомнился Вовка.

Тут вмешалась в разговор тетя Оля.

— Ты, Саша, рассказывай им проще. Ребятишки многого не понимают, а ты, того и гляди, начнешь — интервенция, оккупация, изоляция — я ведь знаю тебя! У тебя с языка не сходят мудреные слова.

— С языка сходит… Кто это сходит? — спросил Юрик.

— Ну, ну, не придираться, ребятишки! — остановил дядя Саша. — Я знаю, вы хитрый народец. Рады поддедюлить!

— Поддедюлить, — повторил Коля Сайкин, — я такого слова что-то не слыхал.

— А это значит — поддеть, подковырнуть, немножко посмеяться. Понял теперь?

И дядя Саша потрепал Колю Сайкина по подбородку.

Ну и хитрый советский народ пошел!

— Да ты рассказывай, папа, дальше. Рассказывай!

— Ребята, слушайте организованно и не перебивайте, — стал вводить порядок Сережа.

Все затихли.

— А дальше было вот как. Начну снова и по порядку: 1 августа 18 года, рано утром, над островом Мудьюг появился неприятельский гидроплан [1] и стал раскидывать листовки. Мы их читали. Иностранцы писали, что идут спасать Россию от большевиков, чтобы мы сдались им. Обещали все нам дать. А если не сдадимся, то нас обещали повесить.

— Дудки, — думаем мы. — Мы не воробьи и нас на мякине-то не обманешь. А нужно вам сказать, ребятишки, что к этому времени мы подналадили несколько батарей: были у нас две батареи по четыре орудия в каждой.

— А большие, дядя Саша, у вас пушки были? Далеко стреляли?

— Шестидюймовые были пушки. Была и третья батарея, ставили четвертую, да не успели. Не успели мы замаскировать батареи.

— Как это замаскировать?

— А спрятать, чтобы ни с корабля, ни с аэроплана их не было видно. Не успели мы. Понял? А все из-за того, что в нашей команде были изменники-белогвардейцы.

Когда аэроплан набросал нам разных дурацких бумажек, он улетел. Мы стали смотреть в море, не видно ли кораблей. Но их не было нигде. Видели только вдали туман. Все-таки мы стали на вагонетках подвозить снаряды к орудиям. Думаем, — аэропланы летали неспроста. А сзади наших батарей были склады, где хранился порох, снаряды.

— А царские белые, папа, были за кого: за нас или за французов? — переспросил Юрик.

— А они, милок, были за то, чтобы мы сдались без боя. Когда царские белые увидели, что мы хотим воевать, они убежали с острова. Нас, рабочих, оставили одних. Ждали мы кораблей до половины дня. А когда туман разошелся, далеко-далеко на море увидали эскадру — шел крейсер, от него дым тянулся длинной полосой, вокруг крейсера вертелись три миноносца [2] и шел еще транспорт, на котором везли гидросамолеты.

Когда мы увидели неприятеля, сейчас же направили на них орудия. Спросили по телефону штаб в Архангельске, — стрелять или нет. Нам ответили, что мы первые не должны стрелять.

Кругом была измена!

Смотрим, — а к берегу на полном ходу идет крейсер. Мы дали ему сигнал: «Остановись, а то будем стрелять».

— Ну и что же? — не вытерпел Алеша Черногоров.

— Послушался он нас и остановился. Бросил в море якорь. А в это время над нами опять залетали самолеты — целых шесть штук.

И все-то они у нас высмотрели.

Пока мы спорили да митинги устраивали, крейсер поднял якорь и еще быстрее пошел назад.

— Ну — думаем мы — испугался он нас! А он отошел немного, повернулся к нам боком — да как бабахнет в нас из всех своих бортовых орудий! Только песок вокруг нас столбом взвился! Мы скорее к орудиям. Видим, что опоздали. Доверились напрасно. Скоро и мы дали залп. Один снаряд попал на палубу. А в это время ихние аэропланы из пулеметов давай косить нас сверху, поливать нас свинцовым дождичком. Прямо терпенья никакого не стало! Один снаряд с крейсера перелетел через батарею и попал в пороховой погреб. Тот взорвался. Командир Петренко в это время сбежал.

— Плохи наши дела! — думаем мы. Много у нас убитых стало. Скоро сообщили нам, что на остров высадился десант и обходят нас с тыла, со спины, значит. Тогда нам делать было нечего — мы взорвали все орудия, подожгли остальные пороховые погреба и дали тягу.

— Какую тягу, папа?

— Ну, значит, отступили. Так вот, ребятишки, и достался остров Мудьюг англичанам и французам. Было это 1 августа 1918 г., а на другой день иностранные белогвардейцы и заняли город Архангельск. Ничего нам нельзя было поделать. Много у нас было изменников, белогвардейцев, а нас, большевиков, тогда было еще мало.

— А почему, папа, Мудьюг — Остров Смерти?

— Об этом другой раз, ребятишки, расскажу, а сейчас вам надо итти по домам. Спать пора. Приходите завтра, я вам расскажу.

— Только организованно приходите — все в одно время, без шуму и так далее.

— И так далее! — хором подхватили ребятишки.

И дядя Саша оперся на свою клюку. Оперся на нее и пересел к письменному столу за работу.

Мальчики гурьбой стали прощаться. Совали дяде Саше свои маленькие ручонки. И даже озорники Вовка и Алеша Черногоров были тихими. Они в это время обдумывали, как это моряки стреляют из пушек и плавают по морям.

II. За каменной стеной тюрьмы

На другой день все собрались дружно, как по команде.

Тетя Оля дивилась, почему это нет ни шуму, ни возни.

А когда она вошла в комнату, то увидала, что мальчики смотрят на карту, тычут пальцами туда, где маленьким кружочком обозначен город Архангельск, а выше рваной тряпкой нарисовано Белое море.

Юрин папа пришел поздно, — у него опять было заседание.

Увидев ребятишек, он вспомнил, что обещал кое-что рассказать.

Наскоро пообедав, он уселся в угол, отставил от себя деревянную клюшку, помолчал, как бы раздумывая.

— Ну что же ты, папа! — начал поторапливать его Юрик.

— О чем же мне рассказать вам, ребятишки?

— А разве ты забыл? О вчерашнем! О вчерашнем!

— Об острове! Об острове!!

— О тюрьме! Как сидел ты, дядя Саша, в тюрьме! — заговорили все разом.

Юрин папа поморщился. Не хотелось ему говорить о тюрьме. Тяжело было вспоминать.

Но все же, как бы нехотя, начал:

— И влетало же нам, большевикам, ребятишки, в этой белой архангельской тюрьме! Страшно вспомнить!

— А ты все рассказывай, папа, не утаивай, — не унимался Юрик, которого хлебом не корми, лишь бы ему слушать, как воевали красные и белые.

— Как только белые забрали Архангельск, как только высадились в город англичане да французы, пошли ловить они нашего брата-рабочих. Начались аресты.