Памятное лето Сережки Зотова

- Это она, да, пап, да? - обрадовался Сергей.

- Верно, наша знакомая, - подтвердил Николай Михайлович.

Остановились. Собака тоже встала. Николай Михайлович негромко присвистнул. Она подошла чуть поближе.

- Да ты, оказывается, хромаешь.

- Пап, давай возьмем ее к нам, - стал упрашивать Сергей.

- Как бы мама не заругалась. Ну, да будь что будет. Двинулись, пес, мы тебя не обидим.

Собака пошла за ними, пошла все так же нерешительно, останавливаясь на каждом шагу.

Гостью почти втолкнули в комнату. Поджав хвост и боязливо озираясь, она села у самого порога. Ее била частая и сильная дрожь.

Увидев незнакомку, мать всплеснула руками:

- Откуда чудо такое?

- Да вот, понимаешь, наша с Сережкой находка.

И отец подробно рассказал о собаке. Мать не стала их ругать, а только спросила, не больная ли она или вообще, может, какая-нибудь ненормальная. Не зря же хозяева решили избавиться. Видно, за ней все-таки что-нибудь плохое водится.

- А я думаю, тут причина в старости, - возразил отец. - Есть такие скверные люди, держат животину, пока она помоложе, а чуть состарилась - со двора долой. Разве не бывает так?

Мать ничего не ответила, только вздохнула и вышла на кухню. Вскоре она вернулась с чашкой в руках.

- Ну-ка, похлебай тепленького, а то все еще дрожишь.

Отец хитровато подмигнул Сергею: мол, все в порядке...

Собака с жадностью накинулась на еду, то и дело пугливо посматривая на новых хозяев. Вылакав все и чисто вылизав чашку, она вдруг осмелела и, прыгая на трех ногах, выбралась на середину комнаты. Здесь, на свету, гостью можно было хорошо рассмотреть со всех сторон.

Собака оказалась невысокой, приземистой, ярко-рыжей масти. Шерсть на ней лежала гладко и даже блестела. Уши небольшие, очень подвижные. Они то становились торчком, то вяло обвисали. Под темным пятачком носа два редких пучка черных длинных щетинок. Усы. Грудь широкая. Передние лапы-коротышки вверху далеко поставлены одна от другой, а внизу почти касаются друг друга, причем ступня каждой вывернута наружу. Хвост прямой, короткий, словно его кто-то обрубил.

- Ну и уродина! - всплеснув руками, добродушно рассмеялась мать. Нечего сказать, раздобыли красавца!

- Ты напрасно так, Надя, - запротестовал отец. - Это - порода! Чистокровная такса!

- Тоже мне породу нашел! Да у нее ноги - будто кто-то нарочно повыкручивал, - поддразнила мать.

- Вот, вот. Значит, заметила? В том-то и дело, что все признаки налицо. Такса!

Сергей был бесконечно счастлив, ведь только подумать: он мечтал о самом обыкновенном щенке, а тут вдруг в их доме появилась такая редкостная собака! Такса! Само слово-то какое интересное.

- Давайте назовем собачку Шариком, - предложил он.

- А ему даже подходит такая кличка. Смотрите, он вроде и не ходит, а катится по полу, - сказала мать.

- Шарик, Шарик, Шарик, - ласково заговорил Сергей и, подойдя к собаке, начал гладить ее.

- Укусит! - с беспокойством предупредила мать.

Но пес не кусал. Сначала он немного насторожился, но поняв, что его ласкают, опустил уши, миролюбиво закрыл глаза и чуть подал вперед голову, навстречу Сережкиной ладони.

Оказалось, что Шарик совсем еще молодой пес, и к тому же с веселым характером.

Сергей и Шарик стали неразлучными друзьями.

Но однажды чуть было не случилась беда и этой дружбе не пришел конец.

Спустя месяц после того, как у Зотовых появился Шарик, Сергей с отцом пошли в магазин. За ними увязался никогда не отстававший от Сергея пес.

Они закупили все, что наказывала мать, и неторопливо двинулись в обратный путь. Чтобы попасть на свою улицу, им нужно было пересечь площадь, которая называлась Деевской, в честь первого здешнего коммуниста товарища Деева, убитого во время гражданской войны белоказаками. Дорога пролегала посредине площади и разрезала ее на две равные части. На одной рос молодой сад, года три назад посаженный комсомольцами вокруг памятника товарищу Дееву, на другой, за кирпичной оградой, словно вросшей в землю, среди могучих раскидистых дубов ютилась старинная, давно уже пустующая деревянная церковь. Неподалеку от ворот с наружной стороны ограды стоял небольшой каменный домишко, по виду такой же древний, как и церковь.

Едва наши спутники миновали этот дом, как на его крылечке появился седобородый старик в поношенном овчинном тулупе, лисьей шапке-ушанке и серых валенках с галошами.

- Эй, погодите! - закричал он хрипловатым голосом.

Но ни Сергей, ни Николай Михайлович не слышали и, не оборачиваясь, продолжали свой путь. Тогда старик вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул. Теперь его заметили. Он стал махать руками и заспешил по дороге.

- Это кто, пап?

- Не знаю, - всматриваясь в незнакомца, ответил отец.

А старик уже подходил к ним.

Присевший у ног Сергея Шарик вдруг заволновался. Затем взвизгнул, бросился к старику и запрыгал вокруг него.

- Узнал, Рыжик, - просипел тот. - Эх ты, бродяга. Я уж думал, что тебя и на свете нет. - И, обращаясь к Николаю Михайловичу, сказал: - Это моя собака. Вы где ее взяли?

- А там, где вы ее привязали, можно сказать, на смерть обрекли, ответил Николай Михайлович.

- Каюсь, - загнусавил старик, - было такое. Я, понимаешь, пошел к одним людям в гости да и заночевал там. И Рыжик со мною. На ночь его в сарайчике закрыли. Там у них и куры живут. Утром кинулись - три курицы загрызены. Ну и переполох, конечно. Стали судить да рядить. Кто мог? Конечно, он. Больше некому. Я и взъярился. Ну, разве это собака, если от нее урон? Кому она такая нужна? Вгорячах стал учить его, а он мне в ногу вцепился. Я, значит, взял веревку и того... Отвел.

- Не веревку, - поправил Николай Михайлович, - а провод.

- Чтоб не перегрыз. Только все оказалось напрасно. На другое утро прибежала та женщина, где я гостил, и сообщила: опять у нее обнаружились задушенные куры. Стали присматриваться - лаз нашли. Оказывается, хорь повадился. А Рыжик совсем тут ни при чем. Поняли? Я кинулся искать его, да где там - никаких следов.

Пока старик рассказывал, Шарик отошел от него и лег у ног Сергея.

- Так что, граждане, собачку я убедительно прошу вернуть. По принадлежности. Рыжик! Рыжик!

Шарик завозился на месте, но к старику не пошел.

- Лучше не зовите, собаку я не отдам, - решительно заявил Николай Михайлович. - А если по правде сказать, то за такую варварскую жестокость надо бы вам совсем запретить держать животных. А еще старый человек. Разве можно так издеваться над живым существом?.. И как только совесть позволила!

- Да я уж и сам... Понимаю, малость погорячился. - Зная, что неправ, старик, видимо, не хотел заводить ссору и решил закончить дело мирным путем. - А песика-то я все-таки заберу. Есть советские законы насчет собственности. И тут уж никуда не денешься.

- Да он сам к вам не хочет идти.

- Собака - она тварь бессловесная, какой с нее спрос. Пойдет, только бы позвал. А пес мне вот как нужен. Я при этом саде имени товарища Деева сторожем состою. Сами понимаете, разный народ есть. Словом, что ни говори, с собачкой веселее.

- Давайте так решим, - прервал его Николай Михайлович, - за вами пойдет - берите, останется с нами - наша.

Старик заколебался.

- Или боитесь? - поддразнил Николай Михайлович. - Собака, конечно, тварь бессловесная, это вы верно сказали, но она тоже кое-что понимает. Ну как, согласны?

- Давайте, - согласился старик, задетый за живое. - Только чтоб ничем не подманивать. Разойдемся каждый в свою сторону и будем звать. Вот так.

- А веревку вы спрячьте, - предупредил Николай Михайлович, заметив выскользнувший из рукава тулупа старика конец веревки. - Пошли, Сережа.

Шарик, не задумываясь, двинулся за ними. Но в это время старик стал звать его:

- Рыжик! Рыжик! Иди сюда, Рыжик! На, на!

Пес метнулся было к старику, но тут его окликнул Сережкин отец. Собака в растерянности остановилась, с беспокойством поглядывая то в одну, то в другую сторону.