Памятное лето Сережки Зотова

- Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время - особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.

- Ну, а я при чем?

- При всем. Скажут - одна вина. Да не только мы - других запутают.

Старуха взялась за голову, запричитала.

- Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, - сипел Степан Силыч. - Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу...

Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.

- Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.

Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.

Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать. От него ждали ответа, но он молчал, словно потерял дар речи. Затем сорвался со своего места к заметался по горнице.

Силыч и Манефа Семеновна впервые видели его таким растерянным.

- Может, сбежать? - прохрипел Силыч.

Старец шагнул к нему.

- Куда? Бежать некуда! Все дороги закрыты! И под землей не скроешься.

Он снова зашагал по горнице, но уже немного спокойнее. Наконец сел.

- Что же вы наделали?!

- Прости, Никон Сергеевич! - взмолилась почти не перестававшая плакать Манефа Семеновна.

- Не во мне дело, не я должен такое прощать. Вы всё дело наше сгубили, предали на распятие Понтию Пилату все стадо Христово, отдали волкам на растерзание... И нету за это прощения и не будет!

Растерянности в нем не осталось и следа. Он весь кипел от негодования и ярости, и казалось, сам готов был растерзать провинившихся.

- Глотку ему надо заткнуть. Убеди его, сестра Манефа.

- Переменился он. Слово мое не доходит. Все вижу, - вытирая слезы, горестно сказала Манефа Семеновна. - Сама виновата, упустила я его. Ох, упустила.

- Думаешь, за это с тебя не спросится? Сторицею будет взыскано! В Евангелии что сказано? Какой мерой мерите, такой и вам отмерится, - снова напустился старец, но уже только на Манефу Семеновну.

- Не надо было эти листики писать...

- Не греши! - прервал старуху Никон. - Господь сказал - не мир я принес, но меч. И мы, мы его взяли. Против кого? Против врагов господних.

Никон помолчал.

- Сережка-то не больной из бригады вернулся? - спросил он, пытливо глядя на Манефу Семеновну.

- Нет, здоров.

- Может, не заметила, сестра Манефа? Слух такой идет - животами люди страдают по бригадам. Понос и рвота кровавая, - не отрывая от нее взгляда, проговорил Никон.

Манефа Семеновна не понимала, к чему он клонит.

- Вроде как с ним никакой болезни...

- А я говорю - болен... - хмуро бросил старец. Он наклонился к самому уху Манефы Семеновны и что-то тихонько зашептал. Она ахнула и часто закрестилась. - У Силыча есть снадобье, он выручит.

Старуха прижала руки к груди:

- А не дай бог с ним что случится...

- Христос себя не пожалел, на крест взошел... - сурово промолвил Никон.

- Ничего страшного не последует, - зашептал Силыч, - переболеет недельку, ну, другую... А за это время можно ему в голову все вбить, что пожелается.

- Ой, не могу, лучше мне самой помереть...

- Иуда предал Христа за тридцать сребреников. - Никон поднялся и указал Манефе Семеновне на дверь. - Иди, сестра Манефа, может, и тебе дадут.

- Никон Сергеевич, - вскрикнула в отчаянии старуха, - зачем же так...

Силыч извлек из кармана уже знакомую нам синеватую тряпицу и отдал ее Манефе Семеновне.

- В борщик... Вот как придет... Тут же... - просипел он.

- Идите. Время дорого, - стал торопить гостей Никон. - Последи, сестра Манефа, чтоб куда-нибудь не пошел. Ступайте. Я помолюсь за вас. Господь милосердный даст - все обойдется.

...Вернувшись из бани, Сергей плотно пообедал и собрался идти к Павлу Ивановичу, чтобы рассказать все о Силыче. Но сразу же после обеда он почувствовал себя нехорошо: стало мутить, затем появились рези в животе, а немного погодя открылась рвота.

Манефа Семеновна металась из угла в угол, предлагала Сергею то воды, то квасу, но он ни на что не мог смотреть, ему становилось все хуже и хуже.

Старуха проклинала себя за то, что послушалась Силыча, бросалась на колени и начинала молиться, но, услышав стоны Сергея, кидалась к нему, затем, выбежав из комнаты, царапала себе лицо и рвала волосы...

Если бы не заехали к Сергею Павел Иванович и Григорий Лысенко, эта повесть имела бы другой конец. Но они заехали. Бывает же в жизни так, что хорошие люди поспевают вовремя.

Через несколько минут Сергей был в больнице.

Кто-то из ребят видел, как Павел Иванович и Григорий Лысенко везли Сергея, и сказал об этом Тане. Она тут же помчалась в больницу. Врач не смогла выйти, а санитарка сказала, что Сергею очень плохо, у него отравление, а чем - пока неизвестно, анализ получат только к утру. Наверное, что-нибудь съел.

Таня ушла.

Утром, едва стало сереть, она вместе с мамой была уже у больницы, но их опередили Павел Иванович и Григорий Лысенко.

На дальнем крылечке сидела сгорбившись черная фигура: Манефа Семеновна так и просидела здесь всю ночь.

Дежурная сестра сообщила, что больному стало лучше и он уснул.

Гости разошлись, а к обходу врача собрались снова. Но теперь их было уже не пять человек, а двадцать или даже больше.

На крылечке появилась старушка врач, Вера Николаевна.

- Все пришли к Зотову? - спросила она.

- Так точно, к Зотову, - ответил Лысенко.

- Пустить к нему мы никого не можем, он очень, очень слаб. Пусть полежит спокойно.

- А он не помрет? - спросил Володя Селедцов.

- Нет, не помрет.

- Что же все-таки с ним было? - обратился к Вере Николаевне Павел Иванович.

Врач помолчала.

- Отравление. Сулемой. Если бы его доставили к нам на час позже, пришлось бы сегодня хоронить Сережку Зотова. Вот так. А теперь до свидания. Можете спокойно идти по домам.

- В какой он палате? - спросила Таня.

- В третьей. Вон, где открытое окно.

- Можно взглянуть? Хоть одним глазком? - стал просить Володя Селедцов. - В окошко.

- Ну, если что в окошко, - сдалась Вера Николаевна. - Только не все, недолго и не шуметь.

Первая на завалинку вспрыгнула Таня, за ней потянулись другие.

Койка Сергея стояла почти у самого окна. Он лежал с закрытыми глазами. Таня сразу же узнала его. Но как же все-таки изменился Сережка! Нос заострился, щеки провалились, лицо стало иссиня-бледным.

- Сережка! - не выдержала Таня.

Сергей подумал, что ему послышалось. Он открыл глаза, обвел комнату медленным взглядом и, увидев в окне ребят, улыбнулся.

- Ты как живешь? - крикнул Володя Селедцов.

- Ничего.

- Правильно, не падай духом.

- Тебе от Шарика привет, - сказала Таня. - Он внизу.

Сергей снова улыбнулся.

- Ты отдыхай и выздоравливай, а мы пошли, нас только на секунду пустили, - пояснил Витя Петров.

- Мы еще придем, - добавила Таня.

Сергей помахал рукой.

Ребят уже не было в окне, но с губ Сергея все еще не сходила слабая, но светлая улыбка.