Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Свою первую песню глухарь-токовик начинает петь, когда только-только приходит март, принося с собой первый, еще не очень крепкий мартовский наст. По этому насту старый глухарь долго расхаживает после своей песни и долго чертит первый весенний наст своими крыльями.

Другой раз, еще в самом начале марта, на первую песню старого токовика прилетают из леса и другие глухари. Они тоже находят себе подходящие сосны, тоже поют негромко и странно, тоже опускаются на мартовский наст и чертят его своими стальными крыльями.

Большие сильные птицы порой встречаются на снегу. Тогда они сердито выгибают шею, топорщат хвост и даже бросаются друг на друга, чтобы помериться силами.

А весеннее солнце пригревает все сильней. К апрелю на болоте кое-где уже показываются вершинки кочек, а чуть позже эти кочки появляются из снега целиком - и на лесное моховое болото приходит наконец настоящая весна.

В это время глухариный ток гремит вовсю, и порой за шумом глухариных схваток не сразу разберешь колдовскую песню этих древних птиц.

К маю, когда снег сходит с болота совсем, глухариный ток начинает затихать. Птицы по одной разлетаются в разные стороны: глухари-петухи улетают в чащу передохнуть после песен, танцев и схваток, а глухарки направляются к гнездам, где скоро появятся на свет маленькие пушистые глухарята.

Стихает, разлетается ток, и только старый глухарь-токовик все еще с утра пораньше прилетает на свою сосну, все еще расхаживает по сухому сосновому суку и нет-нет да и пропоет в раннем майском рассвете свою необыкновенную песню... Только теперь, когда в лесу так много весенних песен, глухаря почти совсем не слышно.

В мае, когда весенняя вода начинает спадать и кое-где начинают показываться лесные дорожки, я часто отправляюсь на лесное моховое болото. Я прихожу туда еще с вечера, жду рассвета и среди верещания дроздов, среди криков кукушек и песен пеночек всегда разбираю знакомые звуки: "чок-чок-чок... чшш-чшш-чшш..."

Когда раздастся наконец "чшш-чшш-чшш", я быстро прыгаю с кочки на кочку. Но песня оканчивается, и глухарь снова принимается выстукивать свое "чок-чок-чок". Тут я замираю на месте, не шевелюсь и снова жду, когда раздастся "чшш-чшш-чшш" и когда снова можно будет пробежать немного вперед, чтобы поближе увидеть большую седую птицу - глухаря-токовика, чтобы получше услышать простые и необычные звуки его песни, чтобы запомнить эту песню, не забыть до следующего года, до следующей весны, когда вот здесь, на этом моховом болоте, самому старому и самому мудрому глухарю своей новой песней придется объявить над мартовскими сугробами о начале нового тока.

ЛИСА И ВЫДРА

Утром пораньше я отправился с удочкой вверх по реке. Шел не у самой воды, а по верхнему краю песчаной отмели и вот тут заметил следы лисицы.

Конечно, летом на сухом песке следы лисицы были не такими четкими, как зимой по свежевыпавшему снегу, но я их узнал. Да и как было не узнать следы, знакомые мне с самого детства...

Я и сейчас хорошо помню, как рано утром по дороге в школу увидел я сразу за домом ровную цепочку следов, очень похожих на следы небольшой собаки. Эти следы обошли наш огород, заглянули к сараю, где жили куры, свернули к мусорной куче, что была за сараями, а потом так же неторопливо потянулись через поле к лесу.

Лес от нашего дома был не очень далеко. И вот тут, провожая глазами пока еще незнакомый мне след, почти у самого леса, в поле, увидел я огненно-рыжего зверя.

Конечно, это была лиса. Она сидела на снегу, расстелив позади себя пушистый хвост, и, казалось, внимательно посматривала на меня. А я стоял у края дороги перед большущим сугробом, который преграждал мне путь в заснеженное поле, и никак не мог оторвать глаз от этого удивительно смелого зверя. Ведь рядом были дома, дорога, совсем близко стоял я, а лиса, казалось, не собиралась никуда уходить и беспечно сидела у всех на виду.

Но беспечной лиса только казалась... И стоило скрипнуть где-то двери, как она тут же встрепенулась и быстро-быстро пошла к лесу. Перед тем как исчезнуть в кустах, лиса еще раз присела на снег, еще раз посмотрела в сторону деревни, где совсем недавно искала поживу и, видимо, так и не нашла.

Лиса исчезла, а я как завороженный все стоял у края дороги и очень ждал: может быть, рыжий зверь покажется снова?

Но лиса не показалась, в школу я опоздал, за опоздание мне, разумеется, попало, но с того дня я хорошо запомнил лисий след и никогда уже не путал его со следом собаки. И позже, у колхозного курятника, по чуть приметным отпечаткам лисьих лап на июльском сухом песке я сразу догадался, что за разбойник заглядывает к колхозным курам.

Курятник построили тут же за деревней, недалеко от леска. Этот лесок издавна называли Лисичником за то, что там всегда водились лисы. Рядом с Лисичником был глубокий овраг, в котором лис было еще больше, чем в самом Лисичнике. И вот из оврага и стала наведываться к курятнику лиса.

Сначала она вела себя вполне прилично и только поглядывала на кур издали. Но вскоре, видимо, убедилась, что сторож курятника человек старый, больной и что провести такого сторожа ничего не стоит. Тогда-то и был совершен первый грабеж - лиса схватила зазевавшегося петушка и, не обращая внимания на крики сторожа, напрямую понесла свою добычу к оврагу. На следующий день грабеж повторился. А через неделю после первого разбойного нападения в курятнике недосчитывалось уже с десяток кур. Вот тут и поручили мне, малолетнему охотнику, попугать рыжего разбойника.

Мне выдали ружье, несколько патронов, снаряженных мелкой дробью, которой лису никак нельзя было убить, и возложили на меня полную ответственность за кур и курятник - словом, назначили меня хозяином над курами вместо оплошавшего старика-инвалида.

Закинув за плечи свое грозное оружие, я прибыл к курятнику и по следам на песке сразу определил, что охоту на кур вершит большая и очень хитрая лиса.

О том, что разбойник очень хитер, я догадался просто: следы грабителя никогда не вели из оврага прямо к курятнику - сначала лиса обходила курятник по кругу и, по-видимому, прислушивалась и принюхивалась ко всему, что делается вокруг. Рядом разгуливали куры, но хитрый охотник до поры до времени не обращал на них внимания - сначала он убеждался, что его никто не обнаружил, и только потом начинал красться к добыче.

"Ах так! - подумал я, разгадав хитрость охотника за колхозными курами. - Тогда держись. Уж меня-то ты не проведешь! Спать не буду, а попугать тебя обязательно попугаю".

И я действительно день и ночь не смыкал глаз, сидел на чердаке, видел сверху, казалось, все вокруг, но так и не смог заметить лису до тех пор, пока над выгоревшей от июльского солнца травой не взметнулось облачко белого пуха. Это лиса поймала очередного петушка и теперь быстро-быстро уносила свою добычу.

Я схватил ружье и выстрелил вслед зверю. Но не тут-то было. Эта лиса, видимо, точно знала, что с такого расстояния ее не достанет никакой заряд, и выпускать петушка из зубов не собиралась.

На следующий день я недосчитался еще одного петушка. Потом еще и еще, и в конце концов меня рассчитали из сторожей, как и старика-инвалида, и передали ответственный пост начальника над колхозными курами другому, более находчивому человеку.

Но и нового сторожа ждала неудача: лиса обводила вокруг пальца и его. И в конце концов все окончилось тем, что курятник, потерявший уже не один десяток молодых петушков и курочек, был перенесен в другое, более безопасное место.

Нет, хитрее лисы зверя не бывает, считал я всегда и, встретив следы рыжего охотника, обычно настораживался и принимался внимательно разбирать эти следы, готовый познакомиться с очередной лисьей хитростью.

Так поступил я и в то утро, когда на сухом песке возле реки обнаружил вдруг не очень приметные ямочки-следы, оставленные лисой.

Сначала лисья тропка не показалась мне очень уж интересной подумаешь, прошла себе лиса и прошла! Мало ли куда ей надо было идти! Но вскоре отметил я, что моя лиса никуда особенно не торопилась - она остановилась и уселась на песок.