Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Я снова вернулся на крыльцо и не очень громко позвал:

- Дружок, Дружок.

Дружок не откликался. Я еще раз, и на этот раз громче, произнес:

- Дружок, Дружок.

И тут же услышал откуда-то из глубины сарая нетерпеливое повизгивание собаки...

В сарае, у лестницы, поднимавшейся на чердак, сидел мой пес, смотрел наверх и нетерпеливо скулил, будто очень хотел достать что-то там, вверху.

Я посветил наверх фонариком и на самом верху лестницы увидел соседского кота...

Этот кот как ни в чем не бывало, распушившись и раздувшись, словно пуховой шар, сидел на верхней ступеньке лестницы и зло поблескивал своими зелеными глазами в нашу сторону.

- Нет, братец, ты не случайно забрался сюда, - произнес я вслух и тут же в свете фонарика под крышей увидел своих синичек. Они проснулись и испуганно вертели головками. А кот, видимо чувствуя себя в полной безопасности - мол, разве добраться сюда, к нему, собаке, - то и дело жадно поглядывал на птичек.

- Нет, так дело не пойдет. Хочешь - лови в нашем доме мышей, но дорогу на чердак, к синичкам, напрочь забудь, - грозно произнес я и полез по лестнице наверх.

Все-таки этот соседский кот был ужасно наглым созданием. Нет, он не убежал от меня. Дождавшись, когда я почти добрался до чердака, он неторопливо приподнялся на лапах, выгнул дугой спину, воинственно поднял хвост, зло растопырил усы и не слишком поспешно отступил в другой угол чердака. И отсюда он не собирался сразу уходить. Только после того, как я подошел к нему и снова принялся громко ругать его за птиц, кот шмыгнул в сторону, оказался там, где я увидел его, у входа на чердак, и оттуда стрелой скользнул вниз мимо растерявшейся собаки.

Так посреди зимы мне неожиданно прибавилось хлопот.

Во-первых, наши серьезные переговоры с котом, застигнутым на месте преступления, могли привести к тому, что кот вообще позабудет наш дом, и тогда мыши тут же возьмут реванш за все прошлые поражения. Во-вторых, если кот не испугается и не покинет наш дом, то не станет ли он теперь, прознав дорогу на чердак, охотиться только за птичками?

И мои худшие опасения подтвердились.

Прошло три дня с того злополучного вечера, когда собака обнаружила кота, забравшегося на чердак. Кот к нам в гости больше не приходил, и мыши снова стали вести себя так же вызывающе, как в самые тяжелые для меня дни мышиных нашествий. Я опять мог надеяться только на помощь собаки. Собака теперь целыми днями сидела в доме, и, конечно, занятые отражением атак грызунов, мы пропустили очередной набег кота на наш чердак.

К счастью, этот набег пришелся на светлое время суток. Я сидел у окна, что-то делал. За окном густой стеной несло снег. В такую слепую от густого снега погоду на улице обычно не встретишь ни одной птички, и я был спокоен за своих синиц, которых прочная крыша спасала от любой непогоды.

И как раз тут под окном на снегу через полосы снега увидел я темное пятнышко. Пятнышко появилось неожиданно, пошевелилось. И почти тут же около первого пятнышка появилось второе...

Птички. Синички. Откуда они? Где были до этого? Как очутились здесь в такую непогоду?

А синички испуганно жались под снегом и никуда почему-то не улетали.

Беспокойная мысль заставила меня очнуться и броситься на чердак. И на чердаке, рядом с печной трубой, увидел я соседского кота.

В этот раз кот не стал испытывать мое терпение, не стал прикидываться невиновным и играть со мной в кошки-мышки. Он, видимо, чувствовал свою вину и тут же кинулся прочь с чердака.

А там, где он только что сидел, увидел я на доске зеленоватое перышко.

Нет, кот не мог съесть птиц - птички живы, они только что были у меня под окном. Они вовремя почувствовали опасность и улетели с чердака. Наверное, кот только хватил лапой по синичьему хвостику - вот перышко и выпало.

Я обошел весь чердак, но других следов преступления не обнаружил. А очень скоро в щель под крышей одна за другой проскользнули мои птички и долго озирались по сторонам, долго и беспокойно крутили своими головками, прежде чем снова подлетели к трубе.

Я задумался: что же теперь делать? Очень не хотелось мне оставаться в доме один на один с полчищами прожорливых грызунов, но я все-таки решил собаку больше не держать возле себя - пусть она снова живет на улице, гоняет этого негодного кота и стережет наших птичек.

С тех пор путь к нашему дому соседскому коту, да и всем другим котам и кошкам, был заказан. Моя собака недолюбливала этих проныр и разбойников и зорко следила за каждым непрошеным гостем. И мои синички снова спокойно жили на чердаке, под крышей.

А вот мне самому пришлось худо. Порой мыши так одолевали меня, что я готов был уже идти к разбойному соседскому коту и молить его о помощи. Но я сдержал себя и к негодному коту за помощью не пошел.

А помог мне один умный человек. Он был садоводом и тоже недолюбливал мышей, которые не раз портили его яблони. Он-то и подсказал мне, что мыши, оказывается, ужасно боятся запаха чернокорня.

Чернокорень - это такая трава. Я часто видел ее летом и осенью недалеко от своего дома, но не знал, что корешки чернокорня хорошо отпугивают мышей.

Кусочки корней чернокорня я разложил по всем углам комнаты, положил даже на печку, в шкаф и на кухонную полку, куда тоже забирались мыши, и, даю вам честное слово, с тех пор мыши стали вести себя в моем доме куда приличнее.

СТАРАЯ СКВОРЕЧНЯ

У меня под окном долго висела старая-престарая скворечня. Эту скворечню повесили здесь, наверное, очень давно - прочно прибили ее большими гвоздями к высокому столбу, подарив скворцам и воробьям новую уютную квартиру.

Но шло время, дожди и ветры терзали безжалостно и столб, и птичий домик, и со временем скворечня потемнела, крыша ее покоробилась, приподнялась краем над стенками, стенки кое-где потрескались, трещины разошлись, и теперь в прошлом ладный, аккуратный домик-скворечник больше походил на старый разбитый ящик.

Я хотел снять эту старую, отжившую свой век скворечню и на ее место прибить новую, только что сделанную, но забираться на столб побоялся. Столб тоже не устоял против ветра и дождя, подгнил и мог вместе со мной свалиться на землю. Тогда я махнул рукой и на старую скворечню, и на старый столб и повесил новый домик для птиц немного в стороне, подняв его над крышей своего дома.

Новую скворечню я повесил еще с осени, чтобы она немного, как скажут, обвиселась до весны, чтобы стенки и крыша ее потемнели и не отпугивали птиц цветом только что струганного дерева.

Прошла осень, подходила к концу зима, приближалась весна, и я с нетерпением стал ждать, когда же прилетят скворцы, когда же поселятся в домике, который я устроил для них, и запоют свои чудесные скворчиные песни.

Я давно знал, как прозвучит первый раз эта весенняя песенка. Только что вернувшийся скворец появится около моей скворечни обязательно днем, когда мартовское солнце поднимется повыше и ранневесенний день разойдется вовсю ласковым теплом. И тогда скворец появится, присядет сначала на соседнее дерево, оглядится, подождет чего-то и только потом перелетит на крышу скворечника. Здесь он снова оглядится, снова чего-то подождет, прежде чем заглянуть внутрь своего будущего жилища. И наконец опять вспорхнет на крышу скворечника и, чуть распустив крылышки, примется выводить раз за разом колена своей удивительной песни.

Если подумать, то песню скворца трудно будет назвать настоящей птичьей песней - здесь нет ни звонких колокольчиков, как у синиц, ни трелей, как у соловья, ни глубоких свистов, как у певчих дроздов. И кажется порой, что скворец вовсе и не поет, а только перебирает клювом вот и слышим мы какие-то странные потрескивания, поскрипывания, и лишь изредка эти потрескивания и поскрипывания перебиваются короткими свисточками, чем-то похожими на далекие свистки деревенских мальчишек.

Но если так подробно не разбирать скворчиную песню, если встретить ее радостно, весело, как встречаем мы самих скворцов, только что вернувшихся к нам после долгой зимы, то не заметите вы ни скрипов, ни тресков, ни свисточков - и песня скворца будет для вас литься, журчать беспокойным и быстрым весенним ручейком.