Мой марафон

— Наоборот,— бодро ответил дядя Тигран,— выкупаться сейчас полезно, как никогда. Здесь чудное место, тихое, спокойное, вот увидишь. Мне говорили.

Они уже свернули с шоссе и ехали по просёлочной дороге, среди кустарника. Ветви хлестали по машине, просовывались в окна, и одна из них больно ударила Вову по щеке.

Кустарник кончился, выехали на поляну. Вот и озеро.

Весь берег усеян людьми. В промежутках между людьми стоят автомашины, мотоциклы, лежат на боку велосипеды. Шум такой, как на уроке рисования в Вовином классе.

— Н-да,—сказал папа.—Укромный уголок.

— Не знаю просто, что такое сегодня,— проговорил дядя Тигран, не глядя на тётю Тасю.—Меня уверяли, что это лучшее место — близко и тихо...

— Твой метод принимать на веру всё, что говорят, тоже, как видишь, до добра не доводит! — сказала тётя Тася.— Пойдём лучше в лес.

Дядя Тигран запер машину на четыре замка — два в дверце и два на руле (не считая секретных гаек на колёсах, их можно увидеть, если снять колпаки),— и все пошли в лес на другую сторону озера.

Вова хочет псарню

В лесу было в самом деле тихо, если не слушать, как папа и дядя Тигран спорят о рифмах. Папа кричал, что рифму «пять» и «опять» не променяет ни на какие другие, а дядя Тигран кричал, что за рифму: «речки-черешни» отдаст все «грозы» и «морозы», вместе взятые. А тетя Тася говорила: «Ашотик, мама тебя просит, не снимай сандалии», «Ашо-тик, не бей дядю Мишу веткой, мама тебя просит».

Вове опять сделалось скучно, и он пожалел, что они не остались на берегу, где много народу. И в этот момент из-за кустов показался какой-то чёрный клубок и покатился прямо на них.

— Назад, Каро! — раздался голос, и они увидели высокого мужчину с бритой головой. В руке у него была бутылка пива.

— Смотри, Ашотик, какой хороший пудель,— сказала тётя Тася про чёрный клубок.

— Этот пудель называется спаниель,— сказал высокий мужчина.— Ко мне, Каро! Познакомься с товарищами.

Ашот протянул Каро ветку, но тот брезгливо отвернулся.

— Возьми,— сказал хозяин, и собака осторожно взяла ветку в пасть. Вова погладил Каро, но пёс не обратил на него никакого внимания.

Это обидело Вову. Потому что он очень любил собак — даже, наверно, раза в два больше, чем кошек,— и всю жизнь собирался завести щенка. Но дома и слышать не хотели. Ни о собаках, ни о кошках. Даже о черепахах.

— Ходите с ним? — спросил Вовин папа у хозяина собаки.

Папа спрашивал про охоту. Это он от дяди Семь научился так говорить.

— А как же,— ответил хозяин.

— Хорошо работает? — спросил дядя Тигран.

— Имеет «отлично» по всем видам. Он у меня медалист.

— Слышишь? — сказал папа Вове.— Отличник. По всем предметам.

А Вова спросил:

— Он больше не вырастет?

— У него и так самая большая высота для спаниелей,— ответил хозяин.— В холке — сорок пять сантиметров. Понятно?

Вова сказал «понятно» и добавил, что ему тоже обещали собаку.

— Никто тебе не обещал,— сказал папа.

— Нет, обещали, ты забыл,— сказал Вова.— Сами говорили...

— Не ной, прошу тебя,— сказал папа.

А высокий бритоголовый мужчина рассказал, что у Каро энергичный поиск, нешироким челноком, что потяжка у него более быстрая, чем у легавых, и что однажды он причуял бекаса против ветра на расстоянии в двадцать пять шагов.

Папа и дядя Тигран слушали с большим интересом, изредка вставляя: «Да, да, конечно», «Ну, ещё бы», «Ишь какой молодец». Они неплохо поддерживали разговор — ведь Вова-то прекрасно знал, что им ни разу в жизни не приходилось охотиться.

— Для чего бедняжечкам отрубают хвосты? Это ведь больно,— сказала тётя Тася и с жалостью поглядела на короткий виляющий хвост Каро.

— Хвосты не рубят, а купируют,—уточнил хозяин.—Сидеть! — Это он сказал собаке, которая сразу уселась и продолжала вилять хвостом под собой, отчего бока у неё дрожали, как будто ей холодно.

До сих пор Вова думал, что купируют только железнодорожные вагоны: поэтому они так и называются — «купированные», но оказалось, и собачьи хвосты тоже.

Новый знакомый стал очень подробно объяснять тёте Тасе, почему у спаниелей нет половины хвоста. Он говорил, что на охоте они особенно много и быстро машут хвостом и что, останься он длинным, они бы в кровь его раздирали об осоку.

Вова спросил:

— А какая, примерно, скорость виляния?

Вопрос заставил призадуматься даже такого знатока, как хозяин Каро.

— Я полагаю,— ответил он,— э... э... в среднем около ста виляний в минуту... Но это что — а вот, как вы думаете, сколько собака различает запахов?

Тётя Тася предположила, что пять. Дядя Тигран и папа накинули ещё пятьдесят.

— Сто! — сказал Вова, прямо как на аукционе.

— Около сорока тысяч,—сказал владелец собаки.—Представляете? Вот вы словарями, наверно, пользуетесь,— при этом он посмотрел почему-то на дядю Тиграна,— иностранными и другими. Сколько в них слов?

Дядя Тигран ответил, что в среднем пятьдесят — шестьдесят тысяч, но в языке людей, когда они разговаривают между собой, и в книгах используется гораздо меньше. Тысяч десять, пятнадцать.

— Вот видите! У собаки, значит, тоже огромный словарь! Она разговаривает с людьми и с природой на языке многих тысяч запахов.

Все с уважением посмотрели на чёрный нос Каро.

— Ваша собака может найти что-нибудь, если спрятать? — спросил Вова.

— Конечно! — Её хозяин даже обиделся.—Давайте какую-нибудь вещь.

Вова быстро стащил с ноги сандалию.

— Не бойтесь, не порвёт,— сказал новый знакомый папе.

Затем он дал Каро понюхать сандалию, приказал сидеть, опустил свою

бутылку с пивом в карман и сам скрылся в кустах. Слышно было, как под тяжёлыми шагами хрустели сучья.

— Спрятал метров за пятьдесят,—сказал он, когда вернулся.—Теперь и сам не найду, так что вся надежда на Каро.

Вова даже немного испугался: не за сандалию, конечно, а за себя. Он-то любил ходить босиком, а вот что скажет мама?..

— Ищи, Каро! — приказал хозяин, и собака сорвалась с места.

Она побежала куда-то в сторону, и Вова с огорчением крякнул, но мужчина сказал:

— Не волнуйтесь. Он будет делать круги и постепенно сужать их, пока не причует дичь, то есть ботинок.

— Тапочек,— сказал Вова.

— Ему всё равно. Для собаки главное не форма и не цвет, цвета они как будто вообще не различают... Видят всё, как мы в обычном кино... Белое, серое, чёрное... Ведь главное для них запах.

— Вот бы нам такую. Да, папа? — сказал Вова.— Я бы с ней раз десять гулял.

— Бедные,—сказала тётя Тася. Она очень любила всех жалеть.— Как это ужасно: не видеть голубого неба, зелени...

Но тут из кустов выскочил Каро. Он подбежал к своему хозяину и положил Бовину сандалию тридцать пятого размера рядом с ногой, которая была, наверно, раза в три больше.

— Молодец,— сказал хозяин и вынул из кармана кусок печенья.— Возьми...

— Здорово! — сказал Вова.— Даже не порвал... Папа, ведь вы обещали. Ты просто забыл...

— Бедный! — начала опять своё тётя Тася.— В такую жару заставляют бегать... Ашотик, не тяни собачку за хвост, мама тебя просит.

— Может, кто ещё хочет попробовать? — спросил мужчина таким голосом, как фокусник в цирке, когда вызывает кого-нибудь из публики, чтобы вынуть у него из кармана голубя или настольную лампу.— Только давайте другой предмет.— Это он добавил, потому что папа и дядя Тигран начали уже стаскивать с себя ботинки.

Папа предложил авторучку, дядя Тигран пачку сигарет, свой носовой платок или тёти Тасину сумку... Пока они предлагали, Вова сорвал с головы тюбетейку и с криком «ищи!» забросил в кусты. Каро не двинулся с места.

— Что же ты? — сказал мужчина.—Надо было дать понюхать!

— Растяпа,— сказал папа.— Теперь ищи сам. Кругами. Хоть до вечера. А мы пойдём купаться.

— Ничего. Дело поправимое,—сказал мужчина.—Наклони голову! Вова сначала не понял зачем.

— Ещё ниже,— сказал мужчина.— Стань, пожалуйста, на четвереньки.