Президент не уходит в отставку

Когда поднялся со своего места и заговорил Сорока, в красном уголке сначала стало шумно — многие не знали его и спрашивали друг друга: кто это такой? Сорока коротко рассказал о махинациях с масленками, о торговле из-под полы дефицитными деталями, о взяточничестве, которое стало нормой жизни на потоке…

— Мы тут принимаем обязательства, вызываем друг друга на соревнование, а у нас под боком процветает жульничество, рвачество, обман… Хороший подарок съезду комсомола!

Когда он сел на место, повисла тяжелая тишина, прерываемая негромким покашливанием и скрипом стульев.

— Назови имена! — выкрикнул кто-то.

— Гайдышев и Лунев, — не вставая, ответил Сорока.

— Один клиент возмущался, что Лунев загнал ему свечи для «Жигулей» за два червонца, — сказал рослый парень, что сидел впереди Сороки.

— По пятнадцать — куда ни шло, а двадцатник — это грабеж! — засмеялся кто-то.

— Как вы считаете? — снова вскочил со своего места Сорока. — Можно брать от клиента деньги за ту работу, которую ты и так обязан делать, или нет?

Красный уголок взорвался шумом, гамом, грохотом стульев. Ольгина пыталась навести порядок, но ее никто не слушал. Со всех сторон посыпались реплики:

— Надо быть дураком, чтобы отказываться!

— Дают — бери, бьют — беги…

— Никто же не просит — сами дают.

— Откажешься, челочек обидится…

— Мне почему-то не дают…

— Твоя физиономия не внушает доверия!

Общий смех.

— Ребята, Сорокин прав, — наконец получила возможность высказаться Наташа Ольгина. — Мы все видим, что некоторые молодые рабочие берут деньги. Видим и молчим. Мало того, — она обвела зал глазами, — есть и среди нас, комсомольцев, которые не отказываются от взяток…

— Имена! — потребовал тот же голос, что заставил Сороку назвать Гайдышева и Лунева.

— Сахаров, Лупкин, Любимов, — перечисляла Наташа. — И другие берут, вы сами знаете.

— Прикажешь по рукам бить? — опять загомонили ребята.

— Этот твой Сорокин еще новичок, оглядится и сам будет брать… Куда денешься?

Когда немного стало потише, Наташа Ольгина заявила, что Сорокин начал очень больной, давно назревший разговор о рабочей этике и этот вопрос будет вынесен на следующее комсомольское собрание.

— Чего выносить? — сказал рослый парень, что сидел впереди Сороки. — У кого совесть есть, тот и сам не будет тянуть руку за дармовым рублем, а у кого нет — брал и брать будет. Запретишь ему, что лн? Или караулить будешь?

— Мы будем с этим бороться, — твердо заявила Ольгина.

Выборы в народную дружину прошли быстро и гладко. Назвали несколько фамилий, и в том числе Сороку, который совсем не ожидал этого. Два парня попытались было дать самоотвод, ссылаясь на занятость, но их и слушать не стали: быстренько проголосовали и, с шумом отодвинув стулья, потянулись к выходу.

В красном уголке по просьбе комсорга остались трое выбранных в народную дружину. Кроме Сороки, это были худощавый симпатичный паренек в кожаной спортивной куртке и тот самый рослый парень, что сидел впереди Сороки н подавал реплики. Звали его Вася Билибин.

Наташа попросила завтра взять у нее выписку из протокола общего собрания и сходить в районное отделение милиции, где их в штабе дружины поставят на учет и проинструктируют, а удостоверения дружинников они получат позже.

По лицу Васи Билибина нельзя было сказать, что он обрадовался поручению. Коротко подстриженный, широкоплечий, он производил впечатление человека флегматичного — такого трудно раскачать. А уж, наверное, если раскачаешь, так потом не остановить.

Сорока еще раньше обратил внимание, что второй дружинник, Саша Дружинин, приглядывается к нему, как бы изучает. Они вместе вышли во двор. Вася Билибин кивнул им и пошел к трамвайной остановке. Саша и Сорока решили немного пройтись. По дороге выяснилось, что Саша хорошо знает Гайдышева и Лунева и тоже имел с ними стычку… Правда, вдаваться в подробности не стал. Дружинин работал и кузовном цехе жестянщиком. Вокруг них тоже всегда крутятся автомобилисты и умоляют выправить вмятину на крыле или дверце… И ребята подхалтуривают. Правда, мастер у них строгий и в рабочее время не разрешает. Жестянщики правят машины в свободное время и не на территории станции, а это никому не запрещается. Станций в городе пока недостаточно, а желающих произвести ремонт автомобилей хоть пруд пруди. И каждый год становится все больше. Есть мастера, которые честно заработали на личные автомашины. Правда, и вкалывают дай бог! Света белого не видят: днем на работе, а потом до ночи — в чьем-либо гараже.

— У тебя есть машина? — поинтересовался Сорока.

— Я мотоциклист, — улыбнулся Саша.

Он поскромничал: на самом деле оказался мотогонщиком и имел второй разряд. Когда заговорили о мотогонках, Саша сразу оживился и стал увлеченно рассказывать, какой это замечательный вид спорта…

На другой день после собрания только и разговоров было про выступление Сороки. Этого Гайдышев и Лунев уже не могли ему простить…

А на второй или третий день после комсомольского собрания и произошла та самая короткая стычка в комаровском лесу неподалеку от институтской дачи.

Результат драки был совершенно неожиданным для них. Откуда им было знать, что Сорока несколько лет тренировался на Каменном острове со своими ребятами? И тренировал их последний год военный летчик, мастер спорта по самбо. Не знали они и того, что под руководством старшего лейтенанта Татаринова в десантных войсках Сорока тоже научился кое-чему. Каждый раз, встречая его в коридорах Лесотехнической академии, преподаватель физкультуры останавливал его и уговаривал перейти на дневное отделение и серьезно заняться спортом. У него, Сороки, такие данные! Плечи, рост, мускулатура… Не может перейти Сорока на дневное отделение — он ведь работает. А не будет работать — не окончить ему академию. А форму не потеряет: получасовая каждодневная зарядка, потом он раз в неделю ходит тренироваться в спортивный зал Дома офицеров, что неподалеку от цирка. У него и первый разряд по самбо, но встречается на ковре он с мастерами спорта.

Хотя Сорока и победил в первом раунде, он знал, что война не окончена. Она только началась. Ленька Гайдышев теперь не успокоится, пока не отомстит. А от него можно ожидать любой пакости. В этом Сорока уже успел убедиться. Миша Лунев — увалень и трусоват, подпевает во всем Гайдышеву. Но вот Длинного Боба Сорока понять не мог. Садовский по-прежнему был с ним приветлив, первым здоровался, даже один раз пригласил в ресторан отметить какую-то значительную дату в его жизни, но Сорока вежливо отказался, сославшись на зачет. Не хотелось ему идти в эту странную компанию.

Сорока гнал от себя дурные мысли. У него в Ленинграде была такая напряженная жизнь, что для горьких раздумий времени не оставалось, на носу весенняя сессия — вот о чем с тревогой думал Сорока. Для подготовки к экзаменам и на время сессии ему положен отпуск, но как сейчас уйти из цеха, если на станции самая горячая пора?.. Пока ом не заикался начальству об отпуске.

Этот первый год в Ленинграде был самым трудным для Тимофея Сорокина. Ему явно не хватало двадцати четырех часов в сутки.

Глава третья

Он сошел с трамвая у кинотеатра «Гигант». На огромном рукламном щите изображен Василий Шукшин в каске, с противотанковым ружьем. Шел двухсерийный фильм «Они сражались за Родину», Он два раза просмотрел эту картину. И успей он на последний сеанс, еще бы раз посмотрел. Фильм ему очень нравился.

Он возвращался из Лесотехнической академии. Было что-то около полуночи. Над крышами в блеклом небе мерцали в легкой сиреневой дымке звезды, где-то пряталась луна. Приближалась пора белых ночей, и город даже в самую глухую пору ночи не погружался во тьму. Газеты еще, конечно, нельзя было читать, но крупные буквы театральных афиш уже можно различить.

Из-за угла вымахнула огромная овчарка и, чуть было не налетев на Сороку, остановилась.

— Найда, ко мне! — раздался громкий девичий голос.