Салат с кальмарами

Погодин Радий Петрович

Салат с кальмарами

Радий Петрович ПОГОДИН

САЛАТ С КАЛЬМАРАМИ

Рассказ

Жена Скачкова уехала в санаторий на Черное море. Скачков тут же подтвердил ее тезис: мужик - дурак, а если постарается - идиот. Он купил книгу за двести десять.

Спрашивается: нужна ему книга за двести десять, если зарплата у него двести пять?

Скачков взглядом очистил кухню, как очищают луковку: эмаль, никель, стекло. Снял с полки старинную супницу. При царизме в ней подавали фруктовые супы - сейчас в ее сиренево-фаянсовой утробе лежала сушка. Одна. В холодильнике, зарывшись в снег, ржавела банка кальмаров. И банка майонеза. И все.

Скачков съел сушку с майонезом.

Мысли в его голове возникали, как образы, как формы, - цельно: окорока, батоны, осетры, бутылки. И уходили за желтый горизонт на синих парусах.

- О-о-о... - застонал Скачков.

Проще всего было позвонить теще, напроситься к ней на ужин и заодно стрельнуть у нее денег. Но покойная Скачкова мама ребенком пережила в Ленинграде блокаду; ее рассказы о ленинградцах потрясали - ленинградцы были мужественным, гордым народом. Мысль пойти к теще Скачков отринул как антипатриотическую.

Позвонил своему институтскому другу Алоису.

- А не сводил бы ты меня в кабак, Алоис? - сказал он. - Что-то я тебя очень давно не видел.

- Жрать хочешь. А надо было ехать в отпуск вместе со своей женой. Витамины! Море! - орал Алоис. - Поджаристые ляжки. Шашлык-башлык!

- А ты, Алоис, не увиливай.

- Я не увиливаю. Я в гости иду. В один хауз. Там... - Алоис засопел, что-то прикидывая с позиций чести - он чести был привержен. - Пойдешь со мной, - наконец сказал он. - Там кормят.

- За так?

- Ну не совсем. Сегодня там читают.

- Про небо в клетку?

- Тебе не все равно? Надувай щеки, как умный. Улыбайся, как воспитанный. Баб не лапай...

- Дал бы лучше десятку в долг. Когда-то мы были как братья. Помнишь, Алоис?

На это Алоис ему ответил:

- Крепись...

Скачкову не хотелось в гости, тем более туда, где читают. Ему не хотелось ни вопиющих фактов, ни гражданской отваги, ни порицания Руси. Ему хотелось обонять нарезанную толстыми ломтями колбасу по кличке "Прима", вареную картошку, лук и мягкий хлеб. А также чай грузинский высший сорт.

Скачков ждал Алоиса на Литейном у медицинской вазы. Прошла старуха с корзиной флоксов - воздух стал миндалевым. "Хорошие цветы, - подумал Скачков. - Хорошо сейчас жене в Крыму". И тут пришел Алоис. В темно-синих штанах и голубой рубашке. На голове седина.

Алоис поседел рано. Еще в институте ходил с проседью. Можно сказать, проседь его и в люди вывела - она сильно действовала на романтических дамочек торговой специальности. Алоис был прожорлив - жил с бабушкой и вечно голодал. Романтические торговые дамочки его спасли. Звали Алоиса Александр. Он долгое время был строен. Одевался со вкусом. И очень тревожно, даже ревниво, верил в начальство. Он говорил: "У них есть все. Зачем им злато?"

Разглядев Скачкова у вазы, Алоис закричал еще издали:

- Прашем пана до борделя! Слушай, старик, я пожевал крупы сечки. Слушай, какая гадость. Твоя кобра когда приедет?

- Через неделю.

- Моя неделю назад уехала. А я уже без денег. Ну, кобра. Гремучая змея. Гюрза. Анаконда. Я, Скачков, купил книгу за сто двадцать.

- А я за двести десять.

- Слушай, старик, неужели они между собой называют нас удавами? Впрочем, это было бы не так уж и отвратительно, в этом есть какая-то гармония. Скачков, какой ты весь стройный. И брюха нет. Где твое брюхо? Над нами, Скачков, небо синее. Мы свободны и неотвратимы. Мы, Скачков, орлы!

- Чего ты орешь? - спросил Скачков.

- Я не ору. Я восклицаю. Озвучиваю отношения. Скачков, когда друзья давно не виделись, надо либо про жизнь рассказывать, либо правду-матку резать, либо восклицать. Последнее лучше - оптимистично и не требует ответной откровенности. А ну-ка сделай умный вид. Ну постарайся. Вот так. Хозяин хауза имеет слабость к умным.

- А может, неудобно? - спросил Скачков.

- Плохо жрать хочешь. Голодному даже воровство прощается. Я уже туда звонил. Там ждут. Отличный хауз. Помню, вернисаж был устроен. Картинки назывались "Отрывание ног у бабочки", "Накалывание майского жука на булавку", "Ослепление крота".

- Зачем крота ослеплять, он и так слепой?

- Иносказание.

Они углублялись в улицы и переулки в сторону Таврического сада. Дома здесь были недавно отремонтированные, чистые, и тротуары чистые. Воздух над крышами опалесцировал. Он был сиренев и перламутров от автомобильной вони.

- Этот хауз одного врача. Молодой, но уже известный. Меценат. Немножко лепит. Музицирует. Немножко пишет. Коллекционер. По-моему, добрый. Добрым у нас трудно. Я по себе знаю.

- Ты сечки много съел?

- Горсточку. С водой...

Врач жил в угловом доме цвета пивных дрожжей.

До шестого этажа шел лифт. Потом надо было лезть по узкой лестнице на чердак.

Позвонили в единственную дверь, обитую малиновым кожзаменителем. Им тут же открыли. Баскетбольного вида девушка им улыбнулась, тряхнула искристыми волосами. На лице у нее были веснушки, как крошки печенья на блюдце.

- Проходите. Мы вам рады. Меня зовут Анна. - И ушла.

- Ноги вытирай, - сказал Алоис.

Поплясав на коврике, Алоис и Скачков вытолкались из тесной и довольно неопрятной прихожей, в которой висело несколько женских зонтиков, в стоп-комнату, как ее назвал Алоис. Красные обои, торшер с красным абажуром, красные кресла. В одном, нога на ногу, сидела женщина в красном платье. На ней была черная широкополая шляпа, черные перчатки и черные чулки. Она курила длинную черную сигарету.

Скачкова потянуло опуститься в кресло с нею рядом и заглянуть ей в глаза - ему иногда хотелось заглянуть в глаза красивой даме. Женщина же ненатурально засмеялась, поднялась и пустила ему в лицо заграничный ароматный дым.

- Ты принес мне визитку? - спросила она гортанно. - Хочу тебе звонить. Ну давай же. Ну...

"У меня нету", - чуть было не сказал Скачков. Визитных карточек у него действительно не было, они ему были без надобности. Но он понял, что здесь нельзя нарушать правил игры. Он построил умное лицо. Сказал: "Момент", - и полез в кармашек своей записной книжки. С миллионерской улыбкой он протянул красной красавице глянцевый картонный прямоугольничек, на котором по-английски было написано, что он научный редактор научно-популярного журнала Академии наук СССР "Земля и вселенная" Э. К. Соломатина.

- Пятьсот шестнадцатый, - шепнула красная дама, наверное, пароль. Сложила губы хоботком и уселась в кресло, остро выставив колени.

- А где Алоис? - спросил Скачков.

- Хо-хо, Алоис, - сказала дама.

Следующая комната была темная, очень большая. Слева вдоль стены тянулись стеллажи, уставленные пластилиновыми скульптурками. Скульптурок было много, может быть триста. Они были похожи на отару после стрижки озябшие и одинаковые. Под стеллажами стояло, может быть, пять музыкальных машин с латунными дисками и барабанами. Тут же стоял рояль. Конечно, все настоящее, но впечатление от них было такое, что это декорация. Особенно рояль. Антрацит на черном сукне. Сотрясение мозга!

Комната широко уходила вправо. Одна стена у нее была отгорожена ширмами - наверно, там спали. В левом углу комнаты кухня: плита, раковина, кухонная утварь и кухонный стол. За столом какой-то хмурый нечесаный мужик ел консервы прямо из банки. Анна нарезала хлеб.

Потолок терялся в полумраке, а может быть, его и не было вовсе, во всяком случае ощущение у Скачкова возникло такое, будто он стоит на бугре, на семи ветрах.

Посередине комнаты, может чуть ближе к роялю, тускло мерцала гладь большого овального стола, окруженного стульями.

За роялем в стене была еще одна дверь. По доброжелательному кивку Анны Скачков понял, что ему нужно туда.