Сильвия и Бруно

Всё это время Под-Правитель был занят тем, что с помощью Канцлера перекладывал бумаги из одной стопки в другую и на каждой указывал Правителю место, где ему поставить подпись. Затем он подписал всё сам, а миледи и Канцлер поставили свои имена как свидетели.

— Лучшие прощания — краткие, — сказал Правитель. — Для моего путешествия всё готово. Мои дети ожидают внизу, чтобы проводить меня. — Тут он торжественно поцеловал миледи, обменялся с братом и Канцлером рукопожатиями и вышел из комнаты.

Оставшаяся троица сидела в полном молчании, пока стук колёс не возвестил, что их речи для слуха Правителя больше недосягаемы; затем, к моему удивлению, они разразились раскатами неудержимого хохота.

— Какая игра, о, какая игра! — кричал Канцлер. Они с Вице-Премьером ухватили друг друга за руки и принялись бешено скакать по комнате. Миледи была чересчур полна достоинства, чтобы скакать, зато она ржала, как лошадь, и махала над головой платочком: даже её ограниченному умишке было ясно, что они провернули какое-то удачное дельце — только какое именно, ей всё ещё было невдомёк.

— Вы обещали, что когда Правитель уедет, я узнаю все подробности, — заметила она, как только мужчины оказались способны её услышать.

— Ты всё узнаешь, Табби! — снисходительно откликнулся её супруг, убирая промокательную бумагу, так что стали видны два листа пергамента, лежавшие бок о бок. — Вот документ, который он прочёл, но не подписал. А вот документ, который он подписал, но не прочёл! Видите — он был прикрыт, кроме того места, где нужно было поставить подпись.

— Да, да! — нетерпеливо перебила миледи, которая уже сравнивала оба Соглашения. — «Отдельный пукнт: он облекается властью Правителя в отсутствие последнего». Так, и это изменено на «станет пожизненным суверенным государем с титулом Императора, если будет избран на эту должность народом». Что? Так ты Император, дорогой?

— Ещё нет, дорогая, — ответил Вице-Премьер. — Не нужно, чтобы эту бумагу сейчас кто-нибудь видел. Всему своё время.

Миледи кивнула и продолжила чтение.

— «Отдельный пункт: мы будем щедры к неимущим». Ага, это вовсе пропущено!

— Разумеется! — сказал её супруг. — Не собираемся же мы беспокоиться о черни!

— Хорошо, — сказала миледи с ударением и вновь продолжила чтение. — «Отдельный пункт: содержимое Казны сохраняется в неприкосновенности». И это изменено на «предоставляется в полное распоряжение Вице-Премьера»! Ну, Сибби, умнейший ход! Все Драгоценности, только подумать! Можно мне пойти и сейчас же их примерить?

— Пока ещё нет, любовь моя, — поспешил остановить её супруг. — Общественное мнение для этого ещё не созрело. Следует прощупать почву. Но мы, разумеется, сразу же заведём себе выезд четвернёй. И я приму титул Императора, как только мы сможем без помех провести Выборы. Но едва ли они спокойно снесут, если мы станем увешиваться Драгоценностями, пока Правитель жив. Пусть сперва распространится весть о его смерти. Наш Заговор нужно сохранять в тайне...

— Заговор! — вскричала восхищённая миледи, всплеснув руками. — Как я люблю всякие Заговоры! Это всегда так захватывает!

Вице-Премьер и Канцлер перемигнулись.

— Пусть себе играет в Заговор для собственного удовольствия, — коварно прошептал Канцлер. — Вреда не будет!

— А мы — Заговорщики, да?

— Тс-с! — торопливо прошептал её супруг, так как двери отворились и Сильвия с Бруно вошли в комнату, нежно обнимая друг дружку. Бруно конвульсивно всхлипывал, уткнувшись лицом в плечо сестры; по щекам Сильвии тоже катились слёзы, хотя она сдерживала себя и оставалась безмолвной.

— Не хныкать там! — резко сказал Вице-Премьер, но это не подействовало на детей. — Успокойте их как-нибудь, — прошептал он супруге.

— Пирог! — с мрачной решимостью процедила миледи сквозь зубы, отворила дверцу буфета, после чего направилась к детям с двумя кусками пирога с изюмом. — Ешьте вот, и не плачьте! — коротко и ясно приказала она. Бедные детишки уселись рядышком, явно не имея никакой охоты отведать пирога.

Спустя секунду двери отворились — вернее, рывком раздвинулись, — и в комнату стремительно влетел Уггуг, голося что было мочи:

— Сюда снова заявился этот старый Попрошайка!

— Есть ему не давать... — начал было Вице-Пермьер, но Канцлер его перебил:

— Всё в порядке, — сказал он, понизив голос. — Слуги получили указания.

— Но он уже стоит внизу, — сказал Уггуг, выглядывая из окна в садик.

— Где, мой дорогой? — спросила любящая мать, обвивая рукой шею маленького чудовища.

Все мы (за исключением Сильвии да Бруно, совершенно не замечавших происходящего) последовали за ней к окну. Старик Нищий голодными глазами взглянул на нас снизу вверх.

— Хоть кусочек хлеба, Ваше Высочество! — взмолился он. Это был крепкий ещё пожилой человек, только выглядел он печальным и усталым. — Кусочек хлеба — вот всё, что мне нужно, чтобы не умереть с голоду! — повторил он. — Только кусочек — и немного воды!

— Вот тебе вода, на, пей! — завопил Уггуг, выливая на голову Нищему кувшин воды.

— Молодец, сынок! — вскричал Вице-Премьер. — Это отучит их попрошайничать.

— Умница! — присоединилась к мужу и Вице-Премьерша. — Такой доблестный!

— Палкой его, палкой! — ревел Вице-Премьер, пока Нищий стряхивал воду со своего видавшего виды плаща, чтобы затем вновь смиренно возвести глаза на компанию в окне.

— Лучше горячей кочергой! — снова вмешалась миледи.

Возможно, поблизости и не было горячей кочерги, а вот несколько палок появилось по первому же слову, и угрожающие рожи со всех сторон обступили несчастного пришельца, который с тихим достоинством поднял перед собой руку.

— Не стоит ломать мои старые кости, — сказал он. — Я уже ухожу. Даже кусочка пожалели!

— Бедный, бедный старик! — послышался из-за спины миледи тонкий голосок, срывающийся от рыданий. Это Бруно подошёл к окну, желая бросить убогому свой кусок пирога, хотя Сильвия изо всех сил тянула его назад.

— Нет, я отдам ему мой пирог! — закричал Бруно, яростно вырываясь из рук Сильвии.

— Конечно, милый, — мягко настаивала Сильвия. — Но не бросай из окна, а то он упадёт на землю и запачкается. Лучше спустимся вниз. — И она повела его прочь из комнаты, не привлекая внимания остальных, всецело занятых надругательством над стариком.

Наконец Заговорщики вернулись к своим креслам и уселись, продолжив беседу на пониженных тонах, чтобы не было слышно Уггугу, всё ещё неподвижно стоящему у окна.

— Кстати, там было что-то насчёт Бруно, который якобы наследует Правление, — сказала миледи. — Что говорится по этому поводу в новом Соглашении?

Канцлер захихикал.

— То же самое, слово в слово, — ответил он. — С единственным отличием, миледи. Вместо «Бруно» я позволил себе вольность вписать... — тут его голос понизился до шёпота, — вписать, знаете ли, «Уггуг»!

— «Уггуг», ещё чего! — вскричал я в порыве негодования, которое уже не мог больше сдерживать. Но оказалось, что мне требуется гигантское усилие, чтобы произнести хотя бы эти три слова, — и вот, когда крик уже вырвался, моё напряжение спало, и внезапный шквал смахнул эту сцену, а я оказался сидящим в вагоне прямо напротив девушки, которая теперь откинула свою вуаль и смотрела на меня с выражением весёлого удивления на лице.

ГЛАВА V. Дворец Нищего

Что в минуту пробуждения я нечто промямлил, в том не было никаких сомнений: сиплый сдавленный отзвук ещё барахтался у меня в ушах, да и без него изумлённый взгляд моей спутницы был тому достаточным доказательством; но вот как мне было теперь выкручиваться?

— Надеюсь, я вас не напугал? — пробормотал, наконец, я. — Сам не знаю, что у меня вырвалось. Я задремал.

— Вы сказали: «Уггуг, ещё чего!» — произнесла девушка трепетными губами, которые сами собой неудержимо растягивались в улыбку, несмотря на всё её старание сохранить серьёзность. — Даже и не сказали, а — прикрикнули.