Альбертина и Дом тысячи чудес

— Если они нас сейчас поймают, то мы больше никогда не увидимся…

— Что-то легавых не видать ни фига, — перебил ее Пауле и, соблюдая полное спокойствие, подошел к рампе.

— Не легавых, Пауле, а полицейских! — Клара, оказывается, могла говорить и таким вот вредным голосом.

— Ладно! От полицейских мы, кажись, оторвались.

Клара пронзила Пауле строгим взором.

— Извини: не «кажись», а «ка-жет-ся»! — поспешил он сам поправиться, стараясь говорить подчеркнуто манерно и в нос. — Да ладно, потом, ну, это, выучусь. — Пиджак на Пауле был размера на три меньше, чем надо, но все равно это был настоящий пиджак, и Пауле им гордился. А то, что на пиджаке клетки были совершенно другие, чем на штанах, и другие, чем на жилете, так это его не волновало. И то, что вся одежда у него была в масляных пятнах, его не волновало тоже. Что поделаешь, ведь Пауле приходилось постоянно что-то чинить, строить, ломать или по крайней мере экспериментировать, пытаясь догадаться, как работает какой-нибудь прибор.

— Немедленно прекратите этот урок немецкого! У нас сейчас другие проблемы. — Отто вскочил на балюстраду перед оркестровой ямой. Уверенно, даже ни разу не пошатнувшись, он пошел по направлению к зрительному залу, как заправский канатоходец.

— Молодец, молодец, как соленый огурец! — не стерпела Альбертина, тем самым обнаруживая себя.

— Тихо! — прошептал Отто свои друзьям и замер на месте. А потом напружинился, прыгнул вперед и приземлился прямо между лебедиными креслами.

Кресла попадали в разные стороны. Какая-то спинка больно ударила Альбертину по плечу. Она хотела было вскочить на ноги, но Отто схватил ее за край жилетки.

— Ты что здесь делаешь?

— Нет, что ты здесь делаешь? — возмутилась Альбертина и, изловчившись, пнула Отто ногой прямо по руке. Так просто ее было не запугать!

— Ой! — вскрикнул Отто.

Оба выпрямились и встали друг напротив друга. Отто оказался почти на голову выше, и руки у него были сильные. Он крепко схватил Альбертину за плечи.

Снова раздался свисток. Неужели где-то здесь шастают полицейские?! Альбертина лихорадочно соображала. Что ей делать? Позвать на помощь? Убежать? Пнуть этого парня еще раз?

Она широко разинула рот.

— Только не кричи! — прошептал Отто. — Я тебе все объясню. Мы совершенно ничего плохого не сделали. — Его темно-зеленые глаза — лягушачьего цвета — умоляюще смотрели на Альбертину. — Нам нужна твоя помощь!

— Отто! — Пауле, застыв от ужаса, стоял на сцене, а перед ним двое полицейских. В своих мундирах они выглядели так, словно сбежали из фильма про глупых толстых полицейских и отважных преступников.

— В чемодан!!! — заорал Отто. И так же молниеносно, как спрыгнул в зал, снова очутился на сцене. Отто толкнул Пауле, тот опрокинулся назад, на полицейских, и те угодили прямо в чемодан. Отто тут же всем телом навалился на крышку. — Ну же, помогите! — простонал он, обращаясь к остальным.

Пауле и Клара тоже бросились к чемодану, но полицейские оказались сильнее. Сантиметр за сантиметром они снова приоткрывали тяжелую крышку чемодана. Тот, что покрупнее, уже выставил в щель плечо и пытался пальцами, длинными, как щупальца осьминога, схватить Клару. Но после нескольких попыток, ему удалось схватить только ее шапочку, которую он сорвал у нее с головы. Гладкие черные волосы рассыпались у Клары по плечам.

— Отдай! — крикнула девочка и принялась вырывать шапочку из противных щупалец.

— Пожалуйста, помоги нам, — попросил Отто Альбертину. Альбертина колебалась лишь долю секунды. Помогать друг другу — дело чести. Уж этому-то ее детский приют научил четко. Кроме того, она была очень рада, что теперь больше не в одиночестве на этой странной вилле.

Она вскочила на сцену и вместе со всеми налегла на крышку чемодана. Общими усилиями они закрыли ее так, что Альбертина смогла повернуть ключ в замке. Чемодан шатался и подпрыгивал.

— Надо срочно уходить. — Балансируя руками, Отто стоял на балюстраде оркестровой ямы.

— Ну дудки, надоело драпать! — воспротивился Пауле.

— А, так у вас тут настоящий боевой отряд! — догадалась Альбертина и сказала тоном месье Флипа: — Милостивые господа, имею честь пригласить вас к дальнейшему бегству. — Она и понятия не имела, куда идти, но все равно смело указала на большие двустворчатые двери.

Через минуту театр вновь замер в пыльных сумерках.

Писмо из мира теней

Сидя в западной башне, из которой хорошо было видно большую часть виллы и сад позади нее, месье Флип размышлял о будущем некогда столь блистательного Дома тысячи чудес.

— Ах, Лиззи! — вздохнул месье Флип, снимая фрак. Он отворил маленькую дверцу в стене и исчез в своей гардеробной. Здесь ровными рядами, в полном порядке, висело более ста костюмов и нарядов. Треуголка соседствовала с огромным коричневым тюрбаном величиной с тележное колесо, соломенная шляпа — с капитанской фуражкой и тропическим шлемом, фартук садовника болтался на вешалке рядом с ночной рубашкой, белым кителем шеф-повара и роскошным, шитым серебром сюртуком.

Месье Флип надел домашний халат, богато украшенный вышивкой. Тяжелая капля упала ему на лоб, скатилась на широкий нос и сбежала по щеке к подбородку. Как всегда, в такие вот дождливые дни крыша сильно протекала — она обветшала, как и сама вилла. Флип отодвинул ведро, которое уже наполовину наполнилось водой, немножко левее, так что следующая капля плюхнулась прямо в его середину.

Дом гниет подо мной, как сук, на котором я сижу, никаких контактов нет между Вюншельбергом и остальным миром, хотя, казалось бы, у нас нет перед государством никаких долгов, а теперь еще явились эта несовершеннолетняя девчонка и ведьма в корсете, подумал Флип. Честно говоря, девчонка, кажется, симпатичное создание! Он уселся за маленький столик, и колода потрепанных карт каскадом полетела из правой руки в левую, потом через левое плечо — и обратно улеглась в правую ладонь. Затем он взял в руки помятое письмо, которое после смерти Лиззи он уже сотни раз читал.

Лиззи просила своего старого друга в точности исполнить ее завещание и не отворачиваться от больших и малых чудес и загадок виллы Вюншельберг. А она сама — никакая не сумасшедшая и не безумная, кому как не Флипу об этом знать.

«Я играла с огнем, — читал месье Флип. — Вам хорошо известно, мой уважаемый друг, что меня всегда потрясали и захватывали фантастические миры, царства мечты и сна. Я бесконечно благодарна Вам за то, что Вы долгие годы были мне в этом опорой, даже тогда, когда мой дом лишился былого блеска, а моя душа нашла приют в царстве теней».

В этом месте месье Флип, как всегда, начал всхлипывать. Глаза его наполнились слезами, и строчки стали расплываться. Он так много лет был верным спутником Лиззи Шульце, объездил с нею все континенты, а потом помог открыть Дом тысячи чудес и был здесь главным распорядителем. Он был ее ассистентом на сцене, ее дворецким, ее шофером и главным доверенным лицом.

Кому как не месье Флипу знать об этом и понимать, о чем здесь говорится? Одно оставалось для него загадкой — почему этот «правильный выбор» пал именно на Кору? У Флипа волосы начинали шевелиться на голове при одной мысли о том, как он будет вручать Коре мантию Лиззи.

За подписью шел постскриптум, и, читая его, месье Флип лукаво заухмылялся:

«Я, разумеется, никак не могу простить Вам того, что Вы так и не раскрыли мне — мне, лауреату Гран-При-Магик, Большого приза Магии! — тайну Вашего трюка с переодеванием. Я знаю, что все Ваши костюмы висят у Вас в гардеробной, но как, ч… подери (одно слово здесь было перечеркнуто рукой Лиззи), у Вас получается так быстро менять весь костюм?»