Кораблики, или «Помоги мне в пути»

Я подумал, что с такой глубины едва ли когда-нибудь подняли бы тележку. Но промолчал... Все-таки хорошо, что я не стрелял...

– Дело свершилось, и в этом – рука Господа, – тихо проговорил отец Венедикт. – Радости мало, но и скорбеть нечего. Случилось то, что справедливо... Поедем теперь ко мне. А то душа неспокойна, как там эти два сорванца одни-то...

Чиж отступил назад:

– Я пойду... Мне надо...

– Увидимся, – сказал Петька.

– Не знаю. На всякий случай – прощай... – И Чиж скользнул в оконный проем разрушенного склада. Петька тревожно смотрел ему вслед.

– Отец Венедикт, мы приедем позже, – сказал я. – Вы нас извините... Нам с Петькой очень надо поговорить. С глазу на глаз.

– Понимаю. Но... прямо сейчас? Здесь?

– Да. Ни к чему тянуть...

– Понимаю, – опять сказал отец Венедикт. – Ну что же, приезжайте после... А кота давайте, я с собой прихвачу. Что вам с ним возиться...

Только сейчас я сообразил, что Петька держит на плече Кыса. Видимо, так и держал все время – пока ехали, пока шли, пока стояли там...

– Нет, – насупился Петька. – Пусть со мной.

– Ну, как знаешь... Кстати! – отец Венедикт пристально и с усмешкой глянул на меня: – Вас, кажется, озадачило родимое пятно этого оборотня. Да? Не бойтесь, это была его последняя дьявольская шутка. Косметика... – И отец Венедикт уронил из ладони что-то вроде дохлого мотылька. Мотылек упал рядом с наручниками.

Я с недоверием и брезгливостью поднял его. "Гусиная лапка" была вырезана из легкого бугристого пластика.

Не передать словами, какое я испытал облегчение. Хотелось тут же сесть на землю и зареветь, как мальчишка, которому грозили жутким наказанием, но неожиданно пожалели и простили. Не сел, не заревел. И не потому, что стеснялся Петьки, а потому, что... где-то в глубине души осталась вина...

Я стоял и машинально вертел "гусиную лапку" в пальцах.

Петьку передернуло:

– Брось ты это...

– Бросил... А ты тоже брось эту гадость. Нашел игрушку...

Петька, оказывается, поднял из травы наручники.

Он сказал смущенно:

– Я не могу. Видишь, прицепились нечаянно.

– Нечаянно! Балда...

Он, видите ли, сунул руку в кольцо, то и защелкнулось. Браслет был с автоматической регулировкой, плотно охватил тонкое запястье.

Петька покачал свободным браслетом на цепочке:

– Теперь не снять, пока не приедем к отцу Венедикту. Ключ-то у него...

– Олух! Как по городу пойдем?

– Подумаешь. Спрячу под курткой... А о чем ты хотел говорить?

Да, это было главное. То, от чего никуда не уйти.

– Сядем... вон там.

У кирпичной стены был широкий выступ, в полуметре от земли. Петька расстелил на нем куртку. Сел. Опустил с рук ненаглядного Кыса. Тот улегся ему на сандалии.

Я сел рядом.

– Петушок...

Он посмотрел с ожиданием новой беды:

– Что-то опять случилось, да?

– Да...

Я рассказал ему все о Конусе и катапульте.

Петька молчал, колупая на колене коросточку.

– Вот так, Петушок... Никуда нам от этого не спрятаться. Судьба.

Он съежился, прошептал:

– Почему она такая? Судьба... Почему не дает нам, чтобы вместе?

– Вернусь, и будем вместе. Тогда уже точно.

Петька сказал беспомощно:

– Я не думаю, что ты вернешься. И ты сам так не думаешь.

– С чего ты взял?! – старательно возмутился я.

– А вот взял... Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается...

– Глупости.

– Не глупости... Пит, возьми меня с собой.

– Ты что, сдурел?

– Я ведь уже не маленький...

– Не в этом дело. Катапульта – она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое – на обратный ход не хватит, оба останемся там...

– А если... что-то случится и ты останешься там один? Тогда я как?

– Не надо, Петух... Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на "Розалине"...

– Но я же не ушел, вернулся! За тем, что ли, чтобы опять врозь?..

– Но тут уж ничего не поделаешь...

Он сник:

– Да, я понимаю.

Лучше бы уж ругался и спорил.

– Это ведь еще не сегодня, – беспомощно сказал я. – Будет еще подготовка, то да се...

Он кивнул, не поднимая головы. Потом вдруг попросил:

– Покажи хоть эту чертову катапульту. Какая она?

– Ты же видел! Тогда, в поезде...

– Я не помню...

Я достал секундомер. Индикатор мигал рубиновым глазком.

– Дай, – шепнул Петька.

– Только без фокусов. Ничего не нажимай.

– Что я, сумасшедший?

Впрочем, был тайный предохранитель, о котором Петька не знал, поэтому я не боялся. Даже демонстративно стал смотреть в сторону.

...Как он сумел отколупнуть крышку, поддеть ногтем тот самый лепесток и нажать головку?!

Похожий на кузнечика зуммер резанул меня по нервам пуще громкой сирены. Я рванулся (Кыс перепуганно вскочил). Выхватил у Петьки катапульту:

– Идиот! Ты же ее запустил!

Он глупо мигал:

– Разве нельзя остановить?

"Остановить"! Мчащийся по склону тысячетонный шар! Летящий под откос поезд! Ракету на взлете!.. Хотя ракету можно взорвать сигналом с пульта, а здесь... Здесь ничего! Пространство уже начало сворачиваться в бесконечно длинный смерч со стержнем из абсолютной – внепространственной – пустоты. И скоро этот смерч втянет меня – неумолимо и мгновенно.

Через три минуты.

Лишь бы не зацепило Петьку!

Не нужна была темпоральная коррекция. Мысли и так выстраивались четко и стремительно.

– Петух, слушай! Это приказ! Ты сейчас немедленно отправишься к отцу Венедикту. И будешь слушаться его во всем. Позвони Юджину. Скажи – Питвик ушел раньше срока! Так получилось, случайно... Я вернусь. За секунду там со мной ничего не случится. Я мгновенно пущу обратный ход, если увижу опасность.

– Пит, прости...

– Хорошо, прощаю. Не в этом дело. Теперь – к отцу Венедикту. Сию секунду! Ты не должен быть здесь, может задеть антитемпоральным эхом. Или утянуть совсем...

– Хорошо, – понуро отозвался Петька. И встал. – Давай тогда... попрощаемся.

– Давай. Но быстро.

Он вроде бы хотел обнять меня. И вдруг испугался:

– А что у тебя на руке?

– Где?

– Вот! – Холодный браслет плотно и беспощадно сжал мне кисть.