Сказки капитанов (сборник)

Из-за кустов желтой акации появился Карасик. Весь такой… будто побитый больше Генчика. Когда Генчика схватили, Карасик сразу рванул в сторону, с глаз пропал. Генчик думал, что он уже дома сидит.

— Я… понимаешь, я хотел кого-нибудь позвать. Больших… А никого нету… А я…

— Да ладно… — Генчику было неловко, словно это он, а не Карасик драпанул с поля битвы.

— Я… видишь ли… все равно я драться не умею… поэтому…

— Ну и правильно сделал, — поморщился Генчик. У него вдруг запоздало заболело плечо, по которому крепко стукнули. — Что тебе оставалось-то? Я бы тоже драпанул, если бы успел…

— Ты — другое дело. Тебя держали. А я хотел…

— Раскокали бы тебе очки, вот и все, — сумрачно сказал Генчик.

Карасик снял очки, стукнул себя ими по щеке. Он волочил ноги, и его просторные джинсы цеплялись за головки подорожника.

Совсем тихо Карасик проговорил:

— Ничего я не хотел… и не думал. Трус я, вот и все. Бросил тебя…

— Ну, хватит тебе… — опять поморщился Генчик. — Подумаешь. Всякое бывает с перепугу…

— Нет, не хватит, — уже решительно сообщил Карасик. — Я понимаю. Я хотел с тобой как следует подружиться, но зачем тебе такой друг…

— Карасик, да брось ты!

— Нет, не брошу… Ты только никому не говори про этот случай, ладно?

— Ладно, — пошептал Генчик. А что ему оставалось?

— Может быть, я когда-нибудь сделаюсь… храбрее. И тогда мы опять… А теперь прощай. — Карасик снова надел очки и смотрел сквозь них горько и твердо. Потом нагнул голову и быстро пошел от Генчика.

А тот стоял и окликнуть не решался.

Нет, Генчик не осуждал Карасика. Потому что сам — тоже не храбрец. Еще неизвестно, как бы он вел себя на месте несчастного Феди Акулова. Может быть, тоже стреканул бы в кусты. Да еще потом придумывал бы всякие героические оправдания. Карасик — тот хоть честно признался…

Жаль Карасика. И себя почему-то жаль… Ох и запутанная эта штука — жизнь!

А тут еще Елена действует на нервы.

— Может уж хватит выть? Москва слезам не верит…

— Замолчи, дубина! Тебя не спросили!..

— Я — дубина, ты — бревно. И притом давным-давно… С Петей, что ли, поругалась? — наконец осенило Генчика.

— Больно он мне нужен, твой дурацкий Петя!

Ну, все ясно! Генчик крутнулся на подоконнике, прыгнул в комнату. Взял со спинки стула любимую рубашку.

— Пойду выяснять обстоятельства…

— Не смей! Кому сказала!

— Ладно, ладно. Я к Зое Ипполитовне…

Про Зою Ипполитовну Елена, мама и папа уже знали. Однажды она подвезла Генчика до дома и встретилась с родителями. Отец и мать одобрили знакомство Генчика. Совсем даже не плохо, что сын помогает по хозяйству пожилой женщине. Это лучше, чем болтаться по улицам или плести бесконечное число пружинчиков.

Папа сказал:

— Она, видать, дама образованная. Глядишь, и научит чему-нибудь полезному.

Мама, правда, заметила, что лучше бы Генчик побольше помогал ей, а не какой-то родственнице непонятного капитана. Но это так, для порядка.

Только Елена отнеслась к Зое Ипполитовне без одобрения. После рассказа Генчика о коллекции капитана Сундуккера сестрица выразила мнение, что «бабка явно чокнутая». Под стать Генчику. Тот показал Елене язык. Лопатой…

Сейчас Елена не знала, что Зоя Ипполитовна в отъезде. И поверила:

— Ну и ступай к своей сумасшедшей капитанше…

— Сама такая!

— Замолчи, дубина!

— Я — дубина, ты — бревно. Я — глина, ты — …чисто золото!

— Я маме скажу. Она тебе даст «золото»!

— Скажи, скажи. Только больше не реви.

2

Старшего спасателя Петю Кубрикова Генчик нашел на рабочем месте — на причале водной станции номер два. Петя разложил на газете детали разобранного мотора и тупо смотрел на них, сидя на корточках.

Генчик обошелся без предисловий.

— Поругались, что ли? — спросил он у обтянутой тельняшкой спины.

Спина дрогнула, Петя повернул похудевшее лицо. Глаза у Пети были скорбные.

— Все ясно, — кивнул Генчик. — Наверняка это она виновата. Что за поганый характер!

— Нет, я виноват…

— Ты?! Да ты же в нее по уши… А она небось это… — Генчик артистически повертел задом. — Мисс Простоквашино… А теперь лежит и подушку пропитывает. Иди к нам, мириться будете!

Петя трагически мотнул головой.

— Она мне никогда не простит…

— Что не простит?

— То, что я ей все врал про себя… И тебе врал… Никакой я вовсе не курсант, меня в училище медицинская комиссия не пустила. Я окончил курсы мотористов и вот… тут…

Генчик присвистнул.

Потом сел рядом на корточки.

— Значит… и дуэли не было?

— Не было… — вздохнул Кубиков-Кубриков. — Ничего…

— А зачем ты про все это… сочинял?

Петя съежил плечи. Суетливо переложил на газете железки. Признался шепотом:

— Сдуру… Хочется ведь красивой жизни-то. Вот и придумывал… А вчера признался ей. В порыве искренности…

Генчику стало жаль Петю. Так же, как обиженного судьбой Карасика. Даже сильнее.

— Но так рассказывать… Это ведь тоже талант… — Генчик хотел его чем-то утешить. Подумал и бухнул: — С таким талантом ты, может быть, станешь писателем!

Петя позвенел железками. Пробурчал:

— Черта с два я им стану…

— Главное начать! Ты попробуй!

— Да я уже… пробовал…

— Правда?! — изумился Генчик.

— Ну… вот… — Петя, ежась и не глядя на Генчика, переложил шестеренки и пружинки с газеты на голые доски причала. А газету — рваную и промасленную — сунул Генчику.

Это были «Белорыбинские ведомости».

— Вот… — Петя стеснительно ткнул ногтем в верх страницы. Там было написано: «Творчество молодых. Петр Кубриков. Лепестки ромашки. Рассказ».

— Ух ты!.. — И Генчик уткнулся носом.

Рассказ был про любовь. Про то, как двадцатилетний шофер Вася встречает девушку, как по вечерам кладет на ее крыльцо ромашки. Ну и так далее… Вообще-то всякие сочинения про любовь Генчик терпеть не мог. Но Петин рассказ показался ему прекрасным. Тут не в содержании дело! Дело в том, что он именно Пети Кубрикова! Того самого, который сидит рядом на корточках!

До этой минуты Генчик и помечтать не мог, что у него будет друг-писатель. Такой, чья фамилия набрана в газете крупным шрифтом!

— Я же говорил! У тебя же талант!

— Да ну… — зарделся Петя. — А вот еще… Вот здесь.

В углу страницы опять была фамилия: П.Кубриков. А под ней стихи.

Паромщик

Стихи понравились Генчику еще больше, чем рассказ. Правда, чересчур грустные, зато такие, что…

— Прямо за душу берут, — сказал Генчик.

Петя зарделся сильнее.

— Значит… не совсем плохо?

— Что ты! Наоборот!.. А Елена что говорит?

— Да ничего. Она и не знает…

— Не знает?! Ты совсем без головы, да? Почему ты ей это не показал?!

— Не успел я… Понимаешь, я хотел ей все про себя… по-честному. И признался, что не курсант. А она как взвилась!.. «Ты, — говорит, — такое же трепло, как все остальные. Пустая, — говорит, — и никому не нужная личность! Я тебе верила, а ты… ты вероломно эксплуатировал мое доверие…» Ну, может, не совсем так, но в этом смысле. И бегом от меня. Прыгнула в трамвай…