Ох уж, эти детки!

если знать о ней вовремя… Трактование руны «нид» из "Древнеанглийской рунической поэмы. Мы ничего не знали, так что теперь… — он пригнулся и пустая коробка из-под фотоплёнки невесомо стукнулась о шлем Эомера. — Мимо.

— Ладно, — Саша шмыгнула носом и, спихнув с ног кроссовки, устроилась на диване удобнее. — Макс, что ты там говорил о заборе в розовый цвет?

— Ничего, — Макс отложил стрелы. — Если бы у нас были хорошие деньги, мы бы могли, например…

— Заказать мэра, — хмыкнул Федька. — Свежая идея. На его место немедленно влезет такой же.

— Или хуже, — добавила Саша.

— Нет, — Макс покачал головой. — Могли бы, например, разбить на пустыре вне городской черты парк. На том месте, где был колхозный сад.

— Да, это было бы неплохо, — произнесла Саша. — Но это мечты, Максик. Таких денег не существует в природе.

— Можно печатать фальшивые доллары, — предложил Макс серьёзно. — Я нашел интересную программу в Интернете…

— О-о-о-о…. - застонала Саша.

— Потом арест, суд, колония… — задумчиво произнес Федька. Макс поднял ломкую бровь, чем-то похожую на него самого:

— Ты так боишься колонии?

— Нет, но обидно будет сесть за фальшивые доллары, — откликнулся Федька.

— Я понимаю, мы все там будем, но уж за что-нибудь стоящее. За покушение на министра образования, например.

— Неудавшееся, — вставила Саша.

— Ну почему… — пожал плечами Федька. — Или за осквернение туалета на Красной Площади…

— Хватит трепаться! — взвилась Саша. Но в этот момент в штаб ворвался Юрка.

— Во! — Макс вскочил с верстака. — Ты где был-то?!

Юрка схватил со столика бутылку минералки и присосался к ней, шумно булькая, пыхтя, глотая, проливая половину себе на грудь. Старшие наблюдали за ним с доброжелательным интересом. Свою оранжевую тогу Юрка где-то оставил, по-прежнему был босиком, но, по крайней мере, в спортивных шортах — Федькиных, впрочем, великоватых ему вдвое. Скорее всего, он подхватил их с веревки для сушки белья на заднем дворе. Выдув половину бутылки, Юрка икнул, постоял, закрыв глаза и покачиваясь, потом сел и выпил вторую половину. Пустую бутылку он покатил по груди и животу, потом бросил в большую мусорную корзину, где рядом с надписью "для мусора" был нарисовал регулировщик ГИБДД.

— Пить хотел, просто умирал, — сообщил он. Саша поинтересовалась:

— Макс, у тебя ремень есть?

— Возьми мой, — Федька взялся за армейский ремень, плотно сидящий в петлях камуфляжных штанов.

— Не надо насилия, — с достоинством сказал Юрка, меряя взглядом расстояние до открытой

двери. — Кроме того, вы меня не догоните, а я та-акое вам сказать хочу! — он описал воздухе сферу. — Вот такенное. Вы попадаете, так что сидите, не вставайте, не надо… Саш, ну не вставай!

— Подождите, — Макс первым заметил, что Юрку буквально распирает — глаза мальчишки

сияли, как две звезды. — Что ты там сказать хотел?

— Во! — Юрка полез куда-то в недра кармана (то, что у Федьки располагалось на бедре, у

Юрки переместилось в район коленки), весь перекосившись на сторону, порылся там и достал металлический… ну, скажет так: предмет. То ли черный, то ли серый, то ли коричневый, то ли бурый, формы — не то цилиндрической, не конусообразной, не вообще бесформенный. — Глядите!

— Очень интересно, — кивнула Саша. — Это клык оборотня? Или маячок с инопланетного космического корабля?

Видно было, что Юрка хотел серьезно обидеться. Кажется, он даже секунду размышлял над этим. Но распиравшая его тайна требовала свидетелей, триумфа, аплодисментов, восторженных криков. Возможно даже поцелуев. Сашиных, конечно. Поэтому Юрка ограничился тем, что бросил с недосягаемых смертным высот:

— Сама ты инопланетный клык… — и обратился к мальчишкам, как к более разумным существам: — Я сперва трусы искал… Федь, ты извини, я твои взял. И не пугайся, это там на веревке моя шторка висит, я потом заберу… Я искал, а вы убежали. Я хотел им пилы испортить. Прибежал и пополз вдоль берега, как спецназовец…. — Юрка задумался, очевидно представил себе спецназовца в великоватых на десять размеров шортах и поправился: — Почти. Пока вы с ними ругались, я совсем близко подполз. Хотел до пил добраться, а потом гляжу — из одного пня торчит эта штука, — он подкинул в руке непонятный предмет. — Прямо из пня, как будто там росла.

— Может быть, костыль какой-нибудь, — предположила Саша. Юрка вытаращил глаза и разгневанно завопил:

— Какой костыль?! Она внутри пустая, а там бу…

Крепкая ладонь Федьки зажала Юркин рот. Второй рукой Федька конфисковал непонятный предмет и перебросил Максу, который принялся ее изучать. Остальные трое — в том числе и поневоле молчавший Юрка — внимательно за ним наблюдали.

Они увидели, как на лбу друга выступили хорошо заметные в луче, падавшем из двери, капельки пота — Макс разволновался.

— Драгоценная? — Юрка укусил Федьку за руку и на миг обрел свободу.

— Железная. — Макс поднял глаза. — Дело не в этом. Это натруска, такими в ХVII веке пользовались стрельцы.

— Пороховница, что ли — свел брови Федька.

— Натруска, — поправил Макс. — Из такой насыпали порох на запальную полку, а из пороховницы — в ствол.

— Как она в дереве-то оказалась? — поинтересовалась Саша. Макс пожал плечами:

— Можно только предполагать… Положили в дупло или в развилку, постепенно она обросла деревом…

— Да там бумага внутри! — Юрка отклонил голову и провопил это на редкость громко. — Ну вы, что не видите?!

— Видим, — хладнокровно отозвался Макс (капли пота на его лбу опровергали его хладнокровный тон).

— Ей может тыща лет! — стонал Юрка, уворачиваясь от Федьки, который и не думал его «затыкать», потому что сам заинтересовался происходящим.

— Не может, — Макс вертел натруску в руках. — Бумага в наших местах появилась всего пол тысячелетия назад. И порох тоже чуть раньше.

— Макс, ну открывай же! — не выдержала Саша.

— Её не открывать, а вскрывать надо, — Макс залез под болтающуюся майку и достал «соболь». — Вообще-то жалко. она вон с рисунками какими-то…. Вскрытие показало — пациент умер после вскрытия… — он вздохнул и решительно, но осторожно распорол истонченный временем бок натруски — по спаянному шву, а не как-нибудь. Трое остальных друзей подошли вплотную и в полной тишине наблюдали, как Макс аккуратно разворачивает металл, поддававшийся его пальцам, как жесть. Там, где осыпалась ржавчина, становились видны рисунки: сплетение трав и листьев, превращавшиеся то в фигуру стремительно мчавшегося оленя с загнутыми за спину рогами, то в тигриную морду…

— Клад, — выдохнул Юрка. — точняк карта клада…

— Это не бумага, — без особой опаски Макс достал рулончик серого цвета с лохматыми краями. — Это ткань, почти целая….

— Разворачивай! — не хуже Юрки не выдержал, завопил Федька. — Ну не тормози же!

— Все равно надо осторожно… — поучительно возразил Макс, разворачивая на верстаке кусок ткани размером примерно А4, покрыты неровными строчками вычурных букв, написанных почти без разделения на слова. Сунувшийся было с воплям: "Клад!" Юрка отстранился и недовольно буркнул:

— Ничего не понятно… Что же теперь делать?

— Теперь надо идти ко мне домой, — решительно сказал Макс, — и включать программу «Кириллица». И через пол часа мы будем знать точно, что тут написано.

— Ну так пошли! — завибрировал Юрка, но Федька придержал его;

— Тащи свою шторку, — строго сказал он, — нечего ей на наших веревках болтаться.

В те дни, когда дружба четырёх ребят стала свершившимся фактом, они предприняли смелую попытки подружить своих родителей. К сожалению, это начинание провалилось, и причиной, как определил Макс, было "социальное неравенство, которого мы не ощущаем в силу возраста".

Гриднев-старший, в прошлом офицер, а ныне дальнобойщик, не любил ментов и предпринимателей-перекупщиков, а пьющих людей сторонился.

Ковалык-старшая, предприниматель-перекупщик, ненавидела пьющих мужчин, опасалась милиции и не знала, как себя вести с "простыми женщинами".