Джонни Тремейн

Запах пеньки, пряностей, смолы, морской воды, вяленой рыбы щекотал нос Джонни. Он любил свою пристань. Он сел за станок, перед ним лежали многочисленные инструменты, которыми ему приходилось орудовать. Инструмент ладно сидел в его крепких и узких руках — руки были ладные. Мистер Лепэм всегда говорил ему, чтобы он не кичился своими способностями, а благодарил господа бога за них. Джонни пропускал его наставления мимо ушей.

Дав вернулся в мастерскую. Его толстая нижняя губа недовольно отвисла — по дороге вода выплеснулась из вёдер и замочила ему ноги.

Джонни даже не поднял головы от пряжки.

— Ты не нужен на кухне?

— Не…

— Ну так вот: надо эту твою вчерашнюю ложку расплавить и сделать заново. У тебя она получилась не той толщины.

— Это мистер Лепэм сказал, что она не годится?

— Нет. Но это так. Она должна быть такой же, как эта ложка. Посмотри сам.

Дав посмотрел. Спорить было не о чем.

— Бери тигель. Как только Дасти наладит горн, расплавь её и попробуй сделать заново.

«Тебя бы в этот тигель! — подумал Дав. — Ты бы у меня получился такой толщины, как надо!.. На целых два года моложе меня, а сам…»

Исанна прибежала сказать, что дедушка уже сидит в своём кресле и что завтрак готов. Странное впечатление производили её мягкие карие глаза в сочетании с развевающимися светлыми волосами! «Она и в самом деле похожа на ангелочка, — подумал Джонни, — недаром её так называют прохожие на улицах! Кто бы подумал, что у неё такой скверный характер?»

2

Мистер Лепэм, как и полагалось человеку его почтенного возраста и который к тому же был главой семьи, восседал в кресле в конце стола. Это был тихий и добрый старик, вечно погруженный в свои мысли. Невестка постоянно пилила его за то, что он не требует с клиентов денег, не заканчивает работу в срок, не держит учеников в узде, но её слова мало трогали его. Он её и не слушал.

Когда мальчики прошествовали к столу, он неуверенно, словно на ощупь, обвёл их лица своим добродушным, тусклым взглядом:

— Доброе утро, Дав и Дасти. Доброе утро, Джонни.

— Доброе утро, сэр.

Не спеша прочёл он молитву. Он был очень набожен и являлся одним из старшин кокерельской церкви.

Завтрак был вкусный, но, конечно, роскоши на столе бедного ремесленника не было — молоко, эль, каша, сосиски и хлеб из кукурузной муки. Всего вдоволь и всё отлично приготовлено. В кухне, где они ели, было так же чисто, а может быть, даже и чище, чем в кухне любого богача. Рубашки на хозяине и подмастерьях и платья у миссис Лепэм и её дочерей были всегда безукоризненно свежи. Миссис Лепэм была прекрасной хозяйкой, но до светских манер ей дела не было, и она первая поднимала Доркас на смех, когда та просила: «Если вам не затруднительно, матушка, ещё капельку кленового сиропа». Ей было бы больше по сердцу услышать: «Придвинь-ка мне кувшинчик с сиропом!»

После завтрака мистер Лепэм велел Медж подать ему фамильную библию.

— Джонни, я хочу, чтобы сегодня почитал нам ты.

Из всех троих подмастерьев один Джонни читал бегло и хорошо.

Его покойная мать успела научить его грамоте. Дав позорно спотыкался на каждом слове. Дасти обычно доставалась первая глава, и благодаря частому повторению он в конце концов почти выучился читать её как следует.

Медж и Доркас никогда и не пытались читать. Миссис Лепэм даже расписаться толком не умела. «С вашей учёностью, — говаривала она, — и поросёнка не опалишь». Цилла мечтала научиться грамоте, чтобы научить Исанну, — и всякий раз, когда Джонни читал, она смотрела в книгу через его плечо и одними губами произносила каждое слово вслед за ним. Чтобы облегчить ей чтение, Джонни водил пальцем по строке.

И сейчас Джонни открыл книгу, держа её так, чтобы Цилле было видно.

— Что мне читать, сэр?

У мистера Лепэма было обыкновение выбирать те места в библии, в которых содержался намёк на какой-нибудь недостаток, свойственный одному из домочадцев, чаще всего самому читающему. Так, Даву всегда доставалось читать о ленивце, которому ставят в пример муравьёв.

Мистер Лепэм указал место, и Джонни начал читать:

— «Не делайте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями…» (К чему это клонит старик? Значит, нельзя даже изобразить пасть дракона на коробке для конфет?)

Но скоро поток слов подхватил его, и, почувствовав наслаждение от звука собственного голоса, который лился так свободно, он перестал задумываться над моралью, заключённой в тексте. Цилла глядела ему через плечо и часто дышала, стараясь не отстать. Миссис Лепэм не отрывала глаз от него. Когда он кончит читать, она скажет, что Джонни Тремейн читает библию лучше всякого священника.

— Кончай девятнадцатым стихом: «…и сломлю гордое упорство ваше и небо ваше сделаю, как железо, и землю вашу, как медь»…. А теперь читай здесь: «Придёт гордость, придёт и посрамление; но со смиренными — мудрость». Теперь здесь: «погибели предшествует гордость и падению — надменность». Теперь закрой книгу. Встань и расскажи нам, как ты понимаешь слово божие.

Джонни встал. Он чувствовал, что краснеет. Так вот оно что — старик опять пристаёт к нему с гордостью!

— Тут говорится… господь бог говорит, что гордость предшествует падению.

— Так. А почему?

— Потому что богу не угодна гордость.

Голос Джонни звучал угрюмо.

— А как по-твоему, ты был бы угоден богу?

— Не особенно.

Дасти хихикнул первым.

— А кто угоден богу?

— Смиренные люди, — сердито ответил Джонни. — Он наказывает тех, кто слишком горд.

— Вот что, Джонни. Подними свою правую руку и повторяй за мной: «Я, Джонни Тремейн…»

— Я, Джонни Тремейн…

— «…клянусь, что впредь с этого дня…»

— …клянусь, что впредь с этого дня…

— «…постараюсь быть скромней и смиренней в глазах бога и людей…»

— …постараюсь быть скромней и смиренней в глазах бога и людей.

— Блестящие способности даны не всем, — старый мастер окинул Дава и Дасти соболезнующим взглядом, — но это не значит, что следует насмехаться над теми, кто этих способностей лишён.

Джонни почувствовал, как кто-то его лягнул под столом-то ли Дав, то ли Дасти. Медж и Доркас принялись хихикать. Миссис Лепэм тем временем начала уже мыть посуду, чистить кастрюльки, хлопотать по хозяйству. Не очень-то она ценила душеспасительные беседы деда!

Хозяин, а за ним Дав и Дасти направились в мастерскую. Джонни услышал, как Цилла издала преувеличенно «благочестивый» вздох, и задержался.

— Когда кроткие наследуют землю, — произнесла она, — боюсь, что нашему Джонни и вершка не перепадёт.

Это было уже слишком! Он повернулся к девочкам.

— Когда ещё это будет, — обрушился он на них. — А до тех пор, Цилла, помалкивай! Поняла?

— А как смешно было на тебя смотреть, когда ты повторял все эти смиренные слова за дедом!

Исанна от восторга чуть не выскочила из своего передничка.

— Джонни злится, — пела она. — Джонни злится!

— Пожалуй, ты права, сестричка, — тихо подтвердила Цилла, пытливо разглядывая Джонни. — У него уши покраснели. Они у него всегда краснеют, когда он злится.

Джонни вышел из кухни на негнущихся ногах, как кот, покидающий поле боя. Уши его горели.