Альбертина и Дом тысячи чудес

— Есть кто живой? — Она понимала, что услышать ее вряд ли кто сможет, но кнопки звонка поблизости нигде не было. — А-у-у-у! — еще раз прокричала Альбертина и протянула руку к тяжелой двери.

Не успела она дотянуться до блестящей медной кнопки звонка, которую наконец заметила, как раздался оглушительный львиный рев, который перекрыл бушевание дождя. Альбертина замерла, сжавшись в комочек. Не шевелясь, она зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то они вмиг расширились до того, что брови поползли вверх и за растрепанной челкой их стало не видно. Спящие львы заклацали зубами, дважды стукнули оземь хвостами — и вновь замерли, неподвижно и царственно. Обе створки дверей распахнулись. — Руки вверх, если жизнь вам еще дорога! Не вынуждайте меня воспользоваться этой антикварной вещью по назначению. Кто вы, и главное — что вам угодно?

Альбертина не решалась даже глазом моргнуть. Перед нею покачивался ствол заржавленного ружья. Было похоже, что ружьем этим последний раз пользовались лет двести назад. И Альбертине вовсе не хотелось удостоверяться в том, что ружье и сейчас в полном порядке. Во всяком случае сейчас, когда оно направлено прямо на нее. Медленно, миллиметр за миллиметром, она поднимала руки вверх.

По ту сторону ствола она увидела маленького человечка, круглого, как шар. Подол ночной рубашки сзади волочился у него по полу, а впереди немного задирался — из-за внушительного, выпирающего вперед животика. Адмиральская треуголка едва удерживалась у него на голове. Длинные страусиные перья свешивались с этого старомодного головного убора и при каждом слове норовили попасть ему в рот.

— Кха… хаааа-ха… хааа. — Человечек отдувался, пытаясь справиться со скользкими перьями, которые лезли ему в лицо, но перья только отлетали от рта и щекотали ему нос.

Никогда в жизни Альбертина не видела таких больших ноздрей. И когда человечек шумно вбирал ноздрями воздух, Альбертина боялась, что ее затянет в одну из этих бездонных пещер.

— Меня зовут… — начала было Альбертина, но в этот момент месье Флип чихнул, от чего и ружье, и треуголка задрожали, как при землетрясении.

Ружье с треском выстрелило. Альбертина ощутила струю воздуха, когда мимо ее левого уха просвистела пуля. Девочка отскочила назад. Не успела она спрыгнуть с лестницы на дорожку, как прямо на нее мягко покатились два огненных шара. Альбертина снова вскарабкалась на самый верх лестницы.

Огненные шары запрыгали по дорожке, бороздя мелкий гравий, так что белые камешки градом посыпались на головы кругленького человечка и Альбертины. Оба молниеносно укрылись от обстрела за надежными спинами львов.

Когда вновь стало тихо, Альбертина осторожно выглянула из-за каменного тела дикой кошки. Только теперь она поняла, что так напугавшие ее огненные шары были вовсе не огненные шары, а фары какого-то желтого автомобиля. Автомобиль, который явно был гораздо старше Альбертины, остановился прямо перед каменной лестницей. Ровно посредине ветрового стекла зияла маленькая дырочка от ружейной пули.

— Руфус! — донесся из автомобиля скрипучий женский голос.

Бледная, усеянная веснушками рука осторожно приоткрыла переднюю пассажирскую дверцу.

— Руууфууууус! Зонтик! — прорезал ночную тьму резкий голос.

Руфус спрыгнул прямо на мягкую, раскисшую клумбу, обежал вокруг машины, раскрыл зонтик и распахнул водительскую дверцу. Голову он втянул в торчащие плечи настолько сильно, что Альбертине казалось, будто голова вот-вот исчезнет, как у черепахи, которая в случае опасности прячет ее под панцирь.

— И жакет! — проскрипел женский голос.

Руфус сорвал с себя куртку в зеленую и желтую клетку. Балансируя среди луж с зонтиком в одной руке, другой рукой он попытался накинуть куртку на плечи своей жены. Она выхватила у него зонт, вырвала из рук куртку и бросила ее себе под ноги прямо в лужу. Подобно королеве, дама проследовала к ступеням и, не замочив ног, добралась к дверям виллы, причем ни одна капля дождя на нее не упала.

— Стойте! Кто вы и, главное, что вам… — Больше человечек, робко высунувшийся из-за льва, ничего не в силах был произнести.

Не моргнув глазом, дама отодвинула в сторону ружье и, громко стуча каблучками своих ядовито-красных туфелек, спокойно проследовала мимо Флипа.

— Рабеншлаг! Кора Рабеншлаг! Урожденная Шульце, понятно вам, гномик-коротышка? Скорбящая племянница чокнутой старой Лиззи. А с завтрашнего дня — владелица Вюншельберга! — громко прокаркала она, разразилась оглушительным хохотом и исчезла во мраке виллы.

Вот тут-то и начинается настоящая потеха, подумала Альбертина. Так значит, это и есть тетя Кора.

Кругленький человечек, совершенно ошарашенный, стоял перед входом в дом. Он трижды глубоко вдохнул и трижды выдохнул, крепко сжал ладони, а потом резко расправил пальцы, так что каждый палец громко хрустнул. Так он делал всегда, если случались землетрясения, если не удавался молочный коктейль с арахисом, когда являлся судебный пристав или происходили прочие катастрофы, выбивавшие его из привычной колеи. Сделав рукой плавный, широкий жест, он обернулся к Альбертине:

— Не ошибаюсь ли я в своем предположении, что молодая дама прямо передо мной не кто иная, как Альбертина Шульце?

Альбертина осторожно выглянула из-за второго льва и кивнула. Она глазам своим не верила: кругленький человечек склонился перед нею в низком поклоне, но теперь он оказался одетым в элегантный костюм. По обеим сторонам фрака свисали черные «ласточкины крылья». Их заостренные кончики, отогнутые немного назад, доставали до ямочек под коленками. На толстом животе месье Флипа фрак был застегнут на семь массивных золотых пуговиц. Куда же подевалась ночная рубашка? И треуголка?

— Месье Флип — так меня зовут. Я слуга и ассистент вашей, к сожалению покойной, двоюродной бабки Лиззи; иногда я исполняю также обязанности сторожа. — Он скосил глаза в сторону входной двери. — Козы низко летают в грозу, козы в грозу лозу грызут. Да, что и говорить, сегодня грозовые козы опять слишком низко летают! — подмигнул он Альбертине. — Имею честь от души приветствовать вас в доме вашей двоюродной бабки. Добро пожаловать! — Месье Флип подал Альбертине руку.

Мгновение она колебалась. Руки у нее были мокрые и грязные. А у Флипа руки были облачены в белоснежные перчатки, как и полагается слуге в благородном доме. Флип и сам, вне всякого сомнения, был благородным слугой. Иначе разве стал бы он обращаться к Альбертине «молодая дама» и на «вы»?

Наверняка он спрятал свою прежнюю одежонку где-то за львом, подумала Альбертина и попыталась украдкой заглянуть за спины каменных сторожей, когда из глубины дома раздался пронзительный крик.

Злорадная улыбка мелькнула на лице Руфуса, но он тут же быстрым шагом заспешил в дом.

Месье Флип и Альбертина обменялись быстрыми взглядами и последовали за ним.

Холл на первом этаже был погружен во мрак. Только откуда-то сверху, со второго этажа сюда падали скудные отсветы.

— Отпусти! На меня напали! Убивают! На по-о-мощь! — Тетя Кора ожесточенно боролась с какой-то дикой тварью.

Месье Флип поднял ружье и взвел курок.

— Не надо!!! — Альбертина боялась, что он попадет прямо в Кору, — но выстрел уже прогремел, отдаваясь эхом по всему дому.

В тот же миг холл озарился светом свисавшей с потолка люстры, где зажглось одновременно множество свечей.

— Старый трюк великого мага Людвига Деблера. Он умел зажигать сразу двести свечей. Одним выстрелом. Ваш покорный слуга пока вынужден довольствоваться меньшим количеством — пока могу зажечь всего лишь сто пятьдесят семь свечей. Пока! — Месье Флип гордо расправил плечи и широко раскинул руки, благосклонно принимая невидимые аплодисменты несуществующей публики.

Тетя Кора, издав истошный вопль, упала в обморок. Нет-нет, на ее жизнь никто не покушался, но она без чувств лежала возле шкуры сибирского саблезубого тигра. Нога у нее застряла в пасти этого страшного, изъеденного молью зверя.

То, что при свете ста пятидесяти семи свечей открылось взору Альбертины, та поразительная роскошь, которую она увидела, — все это было великолепнее и удивительнее, чем она могла вообразить даже в самых смелых мечтах. Холл был величиной со среднее футбольное поле, а стены сложены из мощных тесаных камней и по своей высоте напоминали стены собора. Сквозь стеклянный купол видно было черное, пронизанное молниями ночное небо.