ДАЙ ОГЛЯНУСЬ, или путешествия в сапогах-тихоходах. Повести.

Шитов вынужденно слушал.

— Движение, Шитов,— странное и страшное! Это было движение пыли — сплошное движение материи сверху вниз. Она спускалась на меня — с неотвратимостью и постоянством радиоактивного распада. Пыль меня погребала, Шитов! Я вскочил. Я испугался! Это был медленный Везувий,— в глазах Аркадия появился театральный ужас.— И я сбежал из комнаты! Я кинулся к вам, Шитов!

— Побелить комнату надо,— механически заметил Шитов.— Или жениться... тогда не будет пыли.

— Ну, это ты брось! — энергично отверг совет Аркадий.— Жениться для меня — пострашнее пыли. В моем возрасте женятся, спасаясь от одиночества, а я редко бываю одинок.— Приподнял руку, пошевелил пальцами.— Сейчас я тебе расскажу...

Недавно в командировке я шел пешком... ну, скажем, от пункта А в пункт Б. Дорога была рядом с лесом, я подумал, что приятно пройдусь... Но не учел жары. В лесу оказалось неинтересно: душно, сухо, пусто — мертво.

Шитов был погружен в свое.

— И вдруг вижу — на перекрестке дорог уютненькое строеньице — этакая харчевня Трех пескарей. Я спешу туда. Тишина, прохлада. На буфетчице чистый белый халат, у нее милое черноглазое лицо. Я здороваюсь и говорю ей: «Милая девушка, мне еще далеко идти, я очень нуждаюсь в двух спутниках — не в одном, а в двух...» — и смотрю на нее выжидающе.

Шитов поднял глаза на Аркадия: на кой, мол, черт ты мне рассказываешь эту чепуху? Аркадий не захотел заметить укоризны.

— Она, конечно, не сразу понимает меня, хлопает ресницами... потом, сияя улыбкой догадки, наливает мне два стакана вина. И вот я снова иду по пыльной и скучной дороге,— продолжал Аркадий,— но мне уже не скучно. Где там! Я рад: во-первых, тому, что меня так хорошо, так. я бы сказал, талантливо поняли. Рад начинающемуся действию вина... Мне славно думается, мне напевается, мне так хорошо, Шитов, словно я на самом деле с теми, кто мне и был нужен!

Шитов кивал, но неизвестно чему. Рассказ получился, Аркадий доволен. Он подобрел к Шитову.

— Послушай, Иван,— а не пройтись ли нам с тобой? А? Какое-то у меня нынче неопределенное настроение... Давай, Шитов, поднимайся! — и сам поднялся, окончательно решив.— Тебе, я вижу, тоже нужен свежий воздух. Пошли, пошли,— не дал опомниться,— Юля не успеет проснуться.

— Куда идти? — сопротивлялся Шитов.— Зачем?

— Идем выпьем немного. Одевайся.

Шитов колебался — слишком все неожиданно. Он неуверенно тронул небритый подбородок.

— Да ладно тебе! Причешись, надень пиджак, и все. Мы недалеко. Чуть-чуть греха твоей могучей репутации не повредит.

Шли по двору.

— Знаешь, Иван,— и тут не умолкал Аркадий,— я только недавно понял, что стал инженером по ошибке... Только не вздумай сказать об этом шефу. Я ведь, в сущности, художник...

Шли по улице.

— ...А недавно снова взялся за глину и вижу:

уже не получается. Ушло. А ведь получалось: мне

говорили, что я —талант...

Сидели вдвоем в кафе за бутылкой сухого вина.

...всему свой час,— вещал Аркадий,— и время всякому делу под небесами. Время разрушать и время строить, время отыскивать и дать потеряться...— Разлил вино.— И время выпить... Глотнул вина:

— Ах, какое я вчера пережил красивое огорчение, Шитов!.. Бог ты мой — ну и лицо у тебя сегодня! Ну, все равно —слушай...

Еду из командировки, автобус полупустой, на одной из остановок входит девушка... Я как-то там глянул на нее — оценивая... может, даже игранул бровью: хороша! — и вот она — при наличии пустых мест — садится ко мне...

Нет, нет — плохого не думай, она... она смущена— по-настоящему, неподдельно... Я начинаю разговор. Студентка, была у родителей, возвращается в институт.

Взволнована необычайно. Я не отношу это на счет своей персоны, Шитов, нет. Я был лишь некий мужской силуэт; все дело в ее фантазии. Она что-то там нафантазировала, навоображала — а тут я... этакий Мефистофель...

Шитов поднял на Аркадия горестные глаза — Аркадий их не заметил.

— Едем, болтаем... Приезжаем. Стоим некоторое время на автовокзале... Я ей называю кое-какие книги — она записывает.

И тут к нам подлетает цыганенок. Клянчит «копеечку» — но так неотвязно, так, понимаешь, настырно, что я заподозрил неладное. И тут, Шитов, я вдруг опомнился. Я увидел себя со стороны — себя, молодящегося сорокаслишнимлетнего холостяка рядом с прелестной девушкой. И вмиг понял, почему подскочил к нам этот маленький фининспектор,— взять с меня налог! Мама-физиономистка научила этого дьяволенка, к кому подходить. Я, Шитов, выглядел обыкновенным обольстителем — и с меня причиталось! Ох, Иван, — ох и ах! Понимаешь,— оправдывался Аркадий,— я ведь ничего не хотел; была некая инерция, было приятно смотреть на нее, видеть ее волнение, вызванное своей особой, видеть, как дрожат ее пальцы, когда она записывала мой телефон... А общественность в виде чумазого цыганенка немедленно оштрафовала меня...—Аркадий замолчал, глядя в сторону. Вздохнул, повернулся к Шитову.

— Кто-то, когда я валялся у себя на диване, произнес: «Зайди к Шитовым». «Почему к Шитовым?» — спросил я. «Там узнаешь»,— ответил мне голос. В чем дело, Иван? Кто из вас меня позвал? Уж не ты ли?

Поднял было Шитов глаза на Аркадия, но не выдержал— покатились из глаз слезы...

— Эй, Шитов! — вскричал Аркадий.— Ты что это?! А я-то болтаю. Что там у тебя? Ну-ка выкладывай.

Шитов тер глаза.

— Брось ты... Никто мне не нужен... Это я просто... Нервы...

— Налить? — спросил Аркадий. Не дожидаясь ответа, налил.— Ну вот... а я-то думал, будет мне спутник...

— Я уйду сейчас! — капризничал Шитов.

— Сиди,— спокойно осадил его Аркадий,— тебе высказаться нужно. Умер у тебя кто-то?

Шитов мотнул головой.

— На службе у тебя ажур... Дети здоровы? Шитов кивнул.

— Может... Неужели, Шитов? Юля?

Шитов кивнул, да так и оставил голову поникшей.

— Уходит, Иван?

— Да нет,— подал голос Шитов,— не уходит. Изменила она мне.

Гамма гримас пробежала по лицу Аркадия, пока он не стер их все, крепко проведя по лицу ладонями. Воззрился на опущенную голову Шитова.

— Тогда...— сказал он скорее себе, чем Шитову,— тогда...— Встал и пошел по направлению к буфету.

В кафе зашли четверо парней, заняли соседний

столик.

Аркадий вернулся с графинчиком коньяка.

— Тогда надо выпить коньяку, Шитов.— Разлил в стаканы.— Выпей. Выпей, Иван.

Шитов опрокинул коньяк.

Один из парней подошел к музыкальному автомату, опустил пятак, нажал на кнопку. Шитов начал говорить.

Аркадий слушал то Шитова, то музыку, одинаково кивая головой в ритм не то музыке, не то исповеди Шитова.

Шитов хотел подозвать официанта, чтобы заказать еще вина, но Аркадий не дал: во-первых, потому что напиваться было не в его правилах, а во-вторых — пьяный Шитов? — не дай бог! И он решительно вынул бумажник.

Шитов напиться не успел и на воздухе скоро протрезвел.

— Выложил все,— сказал он,— а теперь жалею.— Тем не менее, этим самым он начал недоговоренный разговор.

— Да...— не к месту ответил Аркадий. Впрочем, он ответил своей какой-то мысли. Опомнился:— Что ты говоришь, Иван?

— Жалею, говорю, что сказал.

— Брось ты. Это ли главное?

— Как мне теперь — не знаю...

— Господи!

— Тебе-то что...

— Ох, Шитов! Разве ты первый? Или последний?

— Что мне другие! — вскричал Шитов.— Я теперь первый! И последний я!

Аркадий, что шел чуть сзади, приостановился.

— Извини, Иван... Понимаешь, я в свое время выбрал пыль... и сейчас так далек от этого...

— Я ж тебя как человека спрашиваю.

— А я как человек и отвечаю. На мой взгляд, ты должен идти домой. И с миром, с миром.

— Ты что?!

— Домой,— повторил жестко Аркадий,— домой! При всем моем, так сказать, уважении к твоей ситуации, при всей моей мужской солидарности, я тебе говорю: иди к Юле. Ты один, как я, не сможешь— это не для тебя. И Юле одной с детьми нельзя...

— Она, понимаешь... Ну...— затруднился с ответом Иван.— Он-то ее...