Невероятные приключения Марека Пегуса

— Лоботрясы, — закричал я, — убирайтесь!

К счастью, их не пришлось выгонять, они сами испугались и удрали. Я сел опять за уроки, но едва успел написать в тетради дату, как за окном раздалось громкое кваканье. Я сразу догадался: это Чесек и Гжесек — они всегда меня так вызывают. Ну, думаю, пускай себе квакают сколько влезет. Я не двинусь с места. Должен же я наконец приготовить эти несчастные уроки. Смотрю, а они уже ставят свои копыта на подоконник. Я сижу, как пришитый. Чесек подошел ко мне и спрашивает:

— Ты что, Марек, оглох? Что же ты сидишь?

— Проваливайте, — говорю. — Мне некогда. Я делаю уроки.

— Перестань дурака валять, — смеется Гжесек, — мы принесли блох. Ну, тех самых блох…

— Блох?

— Ну да, блох. Мы же должны завтра подбросить их семиклассникам. Ты что, забыл?

Где там забыть! Все правда. Был у нас такой уговор. Вчера на арифметике семиклассники напустили нам в класс майских жуков, и был страшный скандал: учительница подумала, что это наша работа. Вот мы и решили им отомстить… Но я притворился, будто ничего не помню.

— Мы обыскали во дворе всех собак, — рассказы вал Гжесек. — У нас в пробирке сто пять блох. Больше не удалось набрать. Как думаешь, хватит? — И он сунул мне под нос стеклянную пробирку.

— Пожалуй… пожалуй, хватит, — пробормотал я.

— Как ты думаешь, не подохнут они до завтра? — засомневался Чесек.

— С чего бы они вдруг подохли?

— Ну, например, от голода.

— Ничего, блохи народ закаленный.

— А чем вы пробирку заткнули?

— Пробкой.

— Лучше бы ватой, — сказал я, — вата пропускает воздух.

— Правильно, — обрадовался Чесек. — Давай вату. А ты, Гжесек, вынимай пробку, только смотри, чтобы блохи не выскочили.

Что мне было делать. Я достал из аптечки вату и протянул Чесеку. Тем временем Гжесек безуспешно трудился над пробкой.

— Не поддается, проклятая, слишком туго заткнули.

— Дай сюда. — Чесек отобрал у него пробирку. — Марек, у тебя есть пробочник?

Мне было уже все равно, и я протянул ему штопор. Чесек начал энергично ввинчивать его в пробку, и вдруг — о ужас! — пробирка лопнула, стекло брызнуло на пол, и по комнате заскакали сто пять блох.

— Что ты наделал? — не своим голосом крикнул Гжесек — Лови их, лови!

— Вся комната в блохах, — простонал я. — Меня уже кусают!

— И меня! — заверещал Гжесек.

Мы лихорадочно принялись скрестись, но все напрасно. Сто пять блох — это не шутка. Один Чесек не терял хладнокровия.

— Перестаньте чесаться. Это не поможет. Давайте попробуем их переловить.

Ползая на коленях, мы пытались поймать скачущих по полу блох.

— Чтоб вы провалились с вашими блохами! — обрушился я на ребят. — Ну что за идиоты!

— Это же была твоя выдумка, — нахально сказал Гжесек.

— Моя? — Я чуть не задохнулся от возмущения. — Это Чесек.

— Я? Я же советовал муравьев, — нагло заявил Чесек. — А вы придумали блох.

— Я просто пошутил, — усмехнулся Гжесек.

— Ага, пошутил? А кто достал пробирку? Может, не ты?

Не знаю, чем бы кончился наш спор. Еще минута, и, наверное, началась бы драка, но тут вдруг пронзительно задребезжал звонок.

— Кто-то идет, — всполошился Чесек.

— Это тетя Дора, — сказал я. — Тетя Дора всегда звонит как на пожар. Лучше уходите, пока не поздно. С тетей шутки плохи.

Чесек и Гжесек уже кое-что слышали о тете Доре. Они вскочили как ошпаренные и бросились к выходу. В дверях они столкнулись с тетей. Тетя Дора уставилась на них грозным взглядом, так что оба с перепугу были готовы сквозь землю провалиться.

— Марек, здравствуй, как поживаешь, детка?

— Так себе, тетя.

Я поцеловал ей руку.

— А это что за шантрапа? Опять привел каких-то босяков! — Тетя замахнулась на Чесека и Гжесека зон тиком. — Ну, что вы уставились, убирайтесь! Из-за вас ребенок заниматься не может.

Чесек и Гжесек нырнули в дверь, а тетя снова повернулась ко мне:

— Я всегда удивляюсь твоей матери, как она позволяет тебе водиться бог знает с кем. А где же родители?

— Папа вышел, а мама уехала.

— Уехала? — удивилась тетя. — Что ты говоришь, детка? Почему же я ничего об этом не знаю?

— Мама поехала в санаторий, лечиться.

— Что ты говоришь, Маречек! В санаторий! Ах, эти нынешние врачи! Я так и знала, что этим кончится. Если бы она, бедняжка, слушалась меня! Но твоя мать… Ты тоже что-то неважно выглядишь, детка. — Тетя внимательно посмотрела на меня. — Иди-ка сюда.

Я в ужасе отпрянул.

— Нет, тетечка, я совершенно здоров, это вам только кажется.

Но от тети не так-то легко было отделаться. Она прижала меня к стенке и вынула из сумки ложечку.

— Не бойся, детка, покажи язык. Скажи: а-а-а…

— А-а-а…

Тетя энергично запихнула мне в горло ложку, у меня глаза полезли на лоб, и я поперхнулся.

— Ну конечно, — кивнула она головой. — Опять миндалины увеличены. Это у тебя, детка, наследственное. Вы все такие болезненные.

Но я ее уже не слушал. Блохи принялись за меня с новой силой, и я не мог удержаться от почесывания. Тетя это сразу заметила.

— Почему ты так страшно скребешься, детка? — заботливо спросила она. — У тебя зуд? А ну, подойди поближе…

— Нет, ничего… Это я так.

— Снимай рубашку!

— Тетя, у меня уроки, — простонал я.

— Здоровье прежде всего, Маречек. Раздевайся! — приказала тетя и, несмотря на мои протесты, стащила с меня рубашку. — А это что? — Она нацепила очки и с интересом уставилась на мою спину. — Какая-то гадкая сыпь и краснота. Немедленно в постель.

В отчаянии я залез под одеяло, а тетка принялась ощупывать мой живот. Сначала было просто щекотно, и я захихикал, но потом тетя взялась за дело всерьез и стало больно.

— Ой, ой! — захныкал я. — Не давите, мне больно!

— Вот видишь, больно, — обрадовалась тетя. — Не иначе как аппендицит. Это у тебя, Маречек, тоже наследственное. Но откуда взялась сыпь? Должно быть, какое-то осложнение. — Тетя вынула из сумочки таблетку и сунула мне в рот. — Прими на всякий случай. Сейчас мы измерим температурку. — Тетя Дора уселась поудобнее, достала термометр и сунула мне под мышку. Пока я держал градусник, она, поглядывая на часы, с недовольным видом осматривала комнату.

— Как вы живете… как вы живете, детка! — вздохнула она.

Неожиданно взгляд тети Доры упал на спящего. Она надела очки и с минуту в тревоге присматривалась к нему.

— А это что еще за новая личность?

— Наш жилец, пан Фанфара.

— Наверное, какой-нибудь музыкант или клоун.

— Артист, тетя.

— Артист! — Тетя с укоризной покачала головой. — Какой у него неопрятный вид. Все артисты — неряхи. Скажи мне, он хоть умывается иногда?

— Умывается.

— По-моему, он болен, — заметила тетя.

— На всякий случай, я дам тебе еще таблетку.

Она начала было рыться в сумочке, но тут произошло нечто удивительное. Тихонько вскрикнув, тетя вскочила и закружилась на одном месте.

Я удивленно вытаращил глаза:

— Что случилось, тетя?

— Со мной происходит что-то странное, — слабым голосом проговорила она. — Это какой-то кошмар. Наверное, я заразилась твоей сыпью… Извини, Маречек, но мне придется уйти…

— Уже кусают, тетя? — деловито спросил я.

— Что ты сказал, Маречек?

— На вас напали блохи, — у нас тут сто пять блох.

— Что такое?

— Да этот болван Чесек принес блох, и они разбежались.

— Блохи! — в отчаянии завопила тетя. — Ох… спасите!

И со словами: «Умираю — блохи», упала на стул.

Я вскочил с постели, отшвырнул термометр, выплюнул таблетку и забарабанил кулаками в дверь к сестрам.

— Ядзя! Криська! Спасайте тетю Дору!

В дверях появились мои драгоценные сестрички.