Кораблики, или «Помоги мне в пути»

– Отец зарубил и эту тему...

– Да, и это во-вторых. Он был прав. Если бы мы взялись еще и за такую программу, "Игла" не ушла бы до сих пор... И вообще, не смей критиковать отца! Мал еще.

– Слушаюсь, дядя Пит...

– То-то же. Лучше скажи, как быть с этим типом, с Полозом? Нельзя же все так оставить...

Юджин помрачнел и сказал, глядя мимо меня:

– Полоз – личность известная. Во многих смыслах.

– То есть?

– Ну, то, что он музыкальный и прочий талант, это само собой... Был он, кстати, сначала ведущим инженером известного комплекса "Электрон-Солнце", а затем подался в искусство и в дело эстетического воспитания подрастающего поколения. На этом поприще имел вначале некоторые неприятности...

– Немудрено... – буркнул я.

– Да... Кое-кто начал высказываться, что интерес Полоза к мальчикам не только музыкальный. Ну, ты понимаешь. Был некоторый шум, но доказательств не нашлось, а слухи он гордо отмел и начал со своими "Приморскими голосами" триумфальное шествие по сценам Побережья и далее. Победы на конкурсах, лавры, аплодисменты...

– Эти юные "голоса" высказываются о нем, однако, сдержанно, – заметил я. – Вчера мне удалось побеседовать с двумя...

– Возможно. Говорят, он теперь со своими питомцами весьма сух и официален... Однако поет хор здорово...

– Еще бы! С такими вот "приглашенными" солистами...

– Во всем этом надо разобраться аккуратно, – сказал Юджин. – Так, чтобы до сути докопаться и в то же время зря не дергать Петьку.

Он сказал о Петьке, как о самом обыкновенном мальчишке.

– Да, – согласился я. – Ему и так нагрузочка на нервы...

– А что касается Полоза, я неофициально попрошу знакомых ребят из оперативного отдела ОГ пощупать его. Осторожно...

Я невольно поморщился.

Юджин снисходительно объяснил:

– Зря ты кривишься. У тебя об этой фирме представление полувековой давности. В ту пору огэшники занимались борьбой с инакомыслием. А нынче в этом нет смысла, ибо каждый может мыслить как угодно или не мыслить совсем...

– Последнее, очевидно, предпочтительнее, – язвительно заметил я. – Ибо, поразмыслив, ты понял бы, что неофициальное "пощупывание" мало вяжется с демократией, которой здесь нынче гордятся.

Юджин проговорил наставительно:

– Я сказал "неофициально попрошу". А "пощупают" его вполне официально, хотя и без шума. Поводов достаточно... И вообще это моя проблема. А тебе хватит забот с... юным пришельцем из слежавшихся темпоральных слоев.

– Ох... Что же мне с ним делать-то? – опять отдался я сомнениям и тревогам.

Юджин откликнулся беззаботно:

– Как – что? Будешь воспитывать. Ты же знаешь его как самого себя... Выучится в школе, станет продолжателем твоих дел. Пустит Конусы на конвейерный поток...

– Трепло, – вздохнул я.

– Отнюдь...

– Для начала он в школе обрастет двойками. Программы-то нынче совсем не те... В свои детские годы я даже слова такого не слыхал – "компьютер". Не говоря уже о кибернетических лекторах и системе обучения профессора Наумова...

– При любой гимназии есть группа адаптации. Для тех, кто более или менее почему-то отстал. Там в момент подтянут до общего уровня любого ребенка, если он не идиот от природы... Ты ведь в детстве, кажется, не был полным кретином?

– Ни кретином, ни нахалом. В отличие от некоторых...

Юджин потянулся, сказал с завистью:

– Ох и сладко спит наш найденыш. А я поднялся ни свет ни заря.

Но Петька уже не спал. Дверь приоткрылась, и просунулась голова со взъерошенной челкой.

"Ну вот и начались психологические проблемы, – со страхом подумал я. – Всякие синдромы темпорально-пространственной некомфортности и ностальгия по прошлому..."

Петька сказал:

– Здрасьте... Дядя Пит, а где тут уборная?

Несколько дней у меня и правда не было проблем, кроме Петьки. Я приучал его к новой жизни. И приучался сам заодно. Мы вместе вживались в незнакомый мир. Он казался нам радостным и пестрым. Петьке – особенно. Он смотрел на все распахнутыми глазами мальчишки, который попал внутрь фантастического романа о будущем. Да так, по сути дела, и было.

А кроме всяких чудес, волшебного изобилия и невиданных зрелищ, радовало Петьку море. Ведь о нем он страстно мечтал еще там, в Старотополе.

Митя Горский был яхтсменом, и несколько раз мы выходили в открытое море на его "Эскулапе". Петька млел от счастья.

И надо сказать, я тоже...

Но Митя не только ублажал нас парусными утехами. Он провернул еще и очень важное дело: договорился с клиникой Института Космоса, и там Петьку подвергли недолгому, но старательному обследованию.

Не нашлось в моем двойнике никаких отклонений и ненормальностей. Самый обычный мальчишка одиннадцати с половиной лет. Правда, мелковат был по сравнению с нынешними ребятами его возраста, но это не очень заметно. Да еще нашли у него хронический холецистит, которым в детстве маялся я. Хворь теперь прогнали из Петьки за несколько часов, а я окончательно убедился, что "растворение в пространстве" моему воспитаннику не грозит.

Настораживало и даже огорчало меня в Петьке теперь другое: он почти не вспоминал о Старотополе. И никакой тоски, кажется, не испытывал. Конечно, оказался мальчишка среди сказочного мира, и мир этот закружил, околдовал его. Но неужели сердце ни разу не позвало назад? К тем, кто его любил... И неужели я на его месте вел бы себя таким же образом?

Я прикидывал так и этак. Нет, я, по-моему, скоро начал бы сохнуть от печали. А может, для Петьки просто еще время не пришло? Или он притворяется, чтобы не терзать ни себя, ни меня?..

Надо было думать, наконец, о нормальной, будничной жизни. Я записал Петьку в ту школу, где когда-то учился сам. В ней и правда была группа адаптации. Но Петька провел в ней всего неделю, пока осваивал работу на школьных персоналках и калькуляторах. Основы нынешней пространственной и гуманитарной математики я объяснил ему сам: штука эта вполне для детсадовского восприятия, если подавать с умением... Вскоре любезная Юмма Григорьевна, наставница Петькиной группы, сказала, что ему пора идти в основной класс.