Мальчик-бульбинка

Подождали, пока все выйдут. Лачинский внимательно оглядел галерку:

— Ну, все кончилось. Пошли.

Внизу он начал запирать двери, а Леше сказал:

— Поищи отца.

Возле театра стояли извозчики. Пестрого коня не было.

Подождали немного и пошли домой пешком. Платить за каждого в трамвае по пять копеек Лачинский считал излишним.

Шли молча. Лачинский злился на Антона: «Не мог подъехать, забрать детей». Лешу волновала Анна Каренина. Он был уверен, что артистка, исполнявшая ее роль, действительно погибла под поездом. У Васи горело ухо, за которое так безжалостно отец вытащил его с галерки в коридор. Но он не угомонился и только повторял свое:

— А все же в цирке интересней.

— Молчи ты уж! — сердито буркнул отец.

Все были утомлены. Да и есть хотелось. А тут еще ко всему начал моросить дождь.

— Идемте быстрей, — обернулся Лачинский к мальчикам, которые плелись позади, — а то дождь загонит куда-нибудь в подворотню и проторчишь с вами там до утра, театралы.

Сам Лачинский давно доехал бы на трамвае до Покровской и был бы уже дома.

С площади Свободы спустились вниз по Гоголевской. Запахло свежим душистым хлебом. Теплый воздух из открытых подвальных окон пекарни приятно обдал ноги мальчиков.

На гору по той же Гоголевской подниматься было трудней. Да еще запах хлеба раздразнил аппетит.

Кое-как поднялись на гору. Шли уже мимо церкви. Большая часть пути осталась позади. Леша повернулся и посмотрел на каланчу: стрелка часов перевалила за двенадцать. На улице не было ни одного человека.

— Извозчик! — вдруг крикнул Лачинский и рванулся вперед.

Леша поднял голову.

— Татка! — обрадовался он, увидев Пестрого. Экипаж с Гоголевской свернул на Покровскую и быстро понесся в сторону Сенной площади.

Мальчики побежали за Лачинским. Кричали: «Татка, дядька Антон!» — но извозчик их не слышал. Экипаж скрылся в темноте.

На какой-то момент Леше показалось, будто на козлах сидел не отец, а кто-то другой. «Но кто на Пестром может ехать, кроме отца?» — подумал и успокоился. Лачинскийй заметил, что на сиденье не было пассажира, и потому разобиделся на Антона:

— Гонит пустые дрожки. Нет чтобы детей подобрать.

И уже до самого дома злился на Васю, а на Лешку вообще не обращал внимания, будто его и не было. Даже возле дома при прощании на слова Леши: «Спасибо вам, дядя Максим» стукнул калиткой и ничего не ответил.

Почин хоть был бесплатный, но счастливый. Только подъехал Антон к стоянке и поставил свои дрожки в ряду извозчиков, как видит — с вокзала выходят двое хорошо одетых мужчин и идут прямо к нему.

— Давай прокатимся на Пестром, — с усмешкой сказал один из них, белобрысый круглолицый мужчина, другому, более солидному человеку, хоть и молодому, но со слегка седыми висками.

В очереди стояли более приличные экипажи, чем собранные из отдельных частей дрожки Антона. И лошади лучше Пестрого. Так, видно, захотелось этим пассажирам.

— Куда вас? — повернувшись к ним, спросил Антон.

— Прокатите по городу, — ответил белобрысый. Извозчики с завистью посмотрели на пассажиров Антона. Они предвидели хороший заработок, а он попадался не часто.

Пассажиры, видимо, люди столичные, разглядывали с любопытством улицы бывшего губернского города. Кое-где просили остановиться. Иногда спрашивали извозчика, что теперь в том или другом здании.

Антон уважительно отвечал на вопросы. Однако его ответы лишь забавляли пассажиров, особенно белобрысого. Может, потому, что Антон старался говорить по-русски, но выговаривал русские слова с белорусским акцентом. Или просто им было весело. Все же Антон чувствовал себя униженным. Если бы не копейка, которую надо было заработать на овес и на хлеб, он говорил бы с этими господами более просто и открыто. Обращаться к седокам «товарищи» он не решался. Могут посчитать за оскорбление. Какой извозчик им товарищ? А назвать их «господа хорошие» ему не хотелось.

Больше часа возил Антон пассажиров по городу. Показал им городскую ратушу, бывший дом губернатора, памятник, поставленный в городе к столетию Отечественной войны 1812 года. Антон не видел, как за его спиной переглядывались пассажиры, как кивали головами, как вздыхали, особенно возле дома губернатора. Не слышал, когда белобрысый шепнул на ухо своему спутнику:

— Помнишь, Гриша, бал в этом доме?

Гриша только нахмурил свои черные брови и пожал колено белобрысому.

Пассажиров менее всего заинтересовал завод «Металлист», мимо которого проезжали. Только спросили:

— Работает?

— Слабо, — сдержанно ответил извозчик.

— Хозяина нет?

— Есть, да без денег, — ответил Антон.

С козел в окно Антон увидел, как в главном цехе мелькают рабочие. Это его обрадовало. Вскоре ему не надо будет кланяться «господам хорошим».

Возле вокзала пассажиры хорошо заплатили извозчику и, посмеявшись еще над Пестрым, направились в здание вокзала.

Антон стал в свою очередь.

— Ну, Пестрый, — сказал он довольно, — сегодня ты заработал на чистый овес, без сечки.

Подошли друзья-извозчики.

— Ну как, Антон, хорошо заплатили тебе эти пассажиры?

— Ничего себе, — сдержанно ответил Антон. — Не обидели.

— А мы вот стоим, хоть бы полтинник кто дал заработать.

Окна вокзала большие. Свет их освещает грустные лица извозчиков. Стоянка рядом с вокзальным рестораном.

— Ты теперь можешь туда зайти, — показал кнутом один извозчик на окна. — Вон как раз и твои пассажиры там. Может, тебе чарку поставят.

Действительно, от дверей через зал ресторана шли пассажиры, которых возил по городу Антон. Они сели за столик, к ним быстро подбежал официант. Сразу приметил столичных гостей.

— Хватит мне и того, что заработал, — ответил Антон, а про себя подумал: «В ресторан не в ресторан, но зайти в магазин и взять четвертинку, а жене и детям конфет сегодня, может, и не грешно».

С вокзала вышли новые пассажиры. Извозчики вернулись к своим дрожкам с надеждой, может, кто сядет. Повезло только двоим. Трое остались, в том числе и Антон, ждать следующего поезда. Остальные — старик и молодой извозчик — снова подошли к Антону.

— Эх, — вздохнул молодой, — не то что на овес, на сено не заработаешь. Надо закрывать эту лавочку.

— Ну, продашь, коня, дрожки. Проешь деньги, а потом что? Куда денешься?

— На биржу труда пойду. В очередь безработных стану. Говорят, теперь долго не стоят.

— Скоро «Металлист» пустят на всю мощность, — сказал Антон. — И меня уже зовут вернуться к станку. Им нужны специалисты.

— А я уже никуда не пойду, — вздохнул старый извозчик. — Всю жизнь просидел на козлах, на них и помру, если бог даст легкую смерть.

На старом извозчике был колпак, который он не снимал ни зимой, ни летом. Седая борода его была аккуратно подстрижена. Он приблизился к Антону и хитро спросил:

— А ты знаешь, почему те пассажиры выбрали твоего коня?

— Откуда мне знать?

— А я смекнул. Тот же, что повыше, с черными бровями, сын графа. Имение его верст двадцать отсюда было. Возил я графа. Кучером у него одно время работал. А это сын его, чернобровый Григорий. Приезжал к отцу из Петербурга. Я за ним на станцию ездил. Только виски у него не были тогда седыми.

Если бы он меня узнал, мой бы был пассажир.

— Ну, а почему он выбрал моего коня?

— Вот в том-то и загвоздка. В имении графа была пара таких пестрых. Сынок любил на них ездить.

— Так он, может, к отцу приезжал? — сказал Антон, не подумав.

— К какому отцу? Граф помер еще до революции, а землю в революцию крестьяне поделили и имение под школу забрали. Разве что взглянуть хотел на родной угол. Где человек не слоняется, а к своему гнезду тянет.

Прибыл еще один поезд. Снова двоим повезло. До Антона очередь не дошла. В окно ресторана он видел, что его знакомые пассажиры уже выпивали. С ними сидел еще один человек с черной бородкой. Захотелось и Антону промочить горло. Было и чем закусить. Жена что-то завернула ему в дорогу.