По законам войны

Тимка подошел и остановился напротив. Левая рука штурмбанфюрера ладонью вниз небрежно лежала на столе. И Тимка не глядел на эту руку, глядел своими честными мамиными глазами в лицо штурмбанфюрера, но уже знал, догадывался, что находится под его рукой.

— Мы с тобой говорили о посылке, Тима… — начал тот и спохватился: — Ты сядь, так тебе будет удобней. (Тимка сел, поблагодарил его.) Так вот, мы говорили об этой посылке… — продолжал штурмбанфюрер, глядя из-под приспущенных век на Тимку; тот слушал его, не вмешиваясь. — Многое зависит от того, найдем мы ее или не найдем… В частности, судьба твоего старшего товарища. Ты потерял отца и, наверное, успел привязаться к этому матросу? (Тимка не ответил, выжидая.) С другой стороны, как мы условились, — продолжал штурмбанфюрер, — от этого зависит твоя судьба. Если мы ее найдем — я выполняю любое твое желание. Хочешь, провожу на остров Пасхи, хочешь, другое что… Может, тебе понравилось здесь?

Тимка ерзнул на стуле:

— Я все равно… как решил…

— Хорошо!.. — Штурмбанфюрер хотел что-то сказать еще, но Тимка невольно перебил его.

Получилось это довольно естественно:

— Вы вот говорите мне про посылку. Там меня вообще затуркали с ней! — Он показал через плечо в неопределенном направлении. — А я не знаю даже, какая она! Как танк или, ну… как бутылка?!

Штурмбанфюрер усмехнулся:

— Это небольшая посылка. Как обыкновенные почтовые. А искать ее… — Он помедлил, придвигая левую руку к Тимке. И тот впервые взглянул на стол. — Искать ее надо вот здесь! — Он убрал руку, и перед Тимкой оказался крохотный листок из карманного блокнота.

Время теперь исчезло. Свои ответы, свои поступки, свои мысли Тимка должен был соизмерять с ударами сердца, чтобы, действуя незамедлительно, ни в чем не допустить ошибки…

Он сразу понял, что означает скупая схема на листке перед ним. Теперь было бы проще всего сказать штурмбанфюреру: «Не знаю…» И может, сутки, может, неделю, месяц тот не найдет заветной посылки. Ну, а после?.. И будет ли у Тимки возможность предпринять хоть что-нибудь еще, когда он скажет: «Не знаю…»

Тимка медленно поднялся со стула, не отрывая глаз от лежащего перед ним листка. Он давно был убежден, что, скорее всего, посылка спрятана в одном из гротов, но до последней минуты это было всего лишь предположение. К тому же на километровом склоне у моря их было много, похожих на стрижовые норы гротов…

Рисунок был у офицера на блокнотном листке под ладонью.

— Кто это рисовал? — спросил Тимка.

— А почему это тебя взволновало? — вопросом на вопрос ответил штурмбанфюрер.

— Потому что так рисовал только мой папа! — дрожащим голосом ответил Тимка.

— Но это он и сделал, Тима… Он сам, понимаешь? — ответил штурмбанфюрер, стараясь говорить как можно мягче.

— Да! — воскликнул Тимка. — Но папа — моряк, и если бы он чертил план — он сообщил бы два пеленга, а здесь один!

— К тому же на одинокое дерево, каких тут много, — согласился штурмбанфюрер. — И все-таки это сделал он, мальчик.

— Тогда он не доделал его до конца! — заупрямился Тимка. — Он не мог так ошибиться!

— Ты опять прав, — кивнул ему штурмбанфюрер. — Успокойся. Он делал это под огнем, в бою. Понимаешь? И мог не дорисовать…

Тимка сник.

— Тогда… откуда это у вас? — Он сел.

— Это… — штурмбанфюрер неприметно вздохнул, — это нам передал один человек…

— Боцман?! — сразу напрягся Тимка.

— Откуда ты это знаешь? — удивился его покровитель.

— Там, — Тимка мотнул головой в сторону берега, — все говорили, что у него должно быть письмо! Шавырин знает — спросите! Но я думал, что это настоящее письмо… — растерянно проговорил Тимка, переводя взгляд на чертеж. И снова повысил голос: — Он предатель и трус, этот боцман! Его надо расстрелять, а вы его взяли к себе!

По лицу штурмбанфюрера скользнула досада.

— Нет… Мы думаем, что он погиб… Эта бумажка попала ко мне через десятые руки… Но почему ты сразу догадался, что это делал твой папа? Что здесь изображено?

— Грот! — воскликнул Тимка так неожиданно и решительно, что штурмбанфюрер невольно приподнялся, а командир крестоносца, который до этого мрачно курил в своем углу сигарету за сигаретой, встал и подошел ближе.

— Какой грот?.. Что за грот?.. — осторожно спросил штурмбанфюрер.

— Когда мы играли с папой в войну… — начал Тимка и зашарил глазами по столу в поисках карандаша, бумаги: он все обдумал, чтобы врать правдоподобно.

Командир эсминца догадался, что ему надо, сразу достал и положил перед Тимкой блокнот, а рядом — красивую, черную с позолотой авторучку, которой Тимка невольно залюбовался.

— Когда мы с папой играли в войну, — опять начал он, вооружившись пером и блокнотом, — мы искали друг друга. И папа придумывал разные обозначения! Ну, к примеру, кусты, отдельные кусты, которые выше других, мы обозначали треугольником. — И Тимка нарисовал треугольник. — А камни в воде — кружочком. — Он продемонстрировал, как это делалось. — Летучие скалы — буквой П: они ж как ворота. — И Тимка нарисовал букву П. — А ромбик — это значило грот! Но папа всегда сообщал два пеленга. И если дерево, то как-нибудь указывалось, какое дерево. Ну, что под ним, например, два куста рядом! — Тимка изобразил кусты.

Штурмбанфюрер заметно разволновался, наблюдая за его рисунками, и несколько раз без надобности пригладил волосы.

Что ромбик на схеме действительно изображал грот, Тимка не сомневался и сказал правду. Но не потому, что отец обозначал гроты ромбиком; они никогда здесь не играли в войну: разве станет ползать по колючим кустам мама? Зато отец любил давать названия гротам, и где-то были на склоне грот «Пирамида», грот «Запятая», грот «Кристалл» и даже грот «Штанишки» — названия давались в зависимости от формы пещеры или от формы входа в нее. И прошлым летом отец разыскал грот, который внутри был правильной ромбической формы. Кажется, он показал его в тот раз, когда они отдыхали вместе с Вагиными. Но этого Тимка не запомнил, как не запоминал он и названия гротов, потому что во всем полагался на отца… А теперь мучительно пытался восстановить в памяти местонахождение «Ромба». Успех всего дела зависел теперь оттого, сумеет ли он найти его раньше немцев.

— Хорошо, ты молодец, Тима… — похвалил штурмбанфюрер. — Ну, а где он, этот грот, ты знаешь?

— Там! У Летучих скал! — с готовностью пояснил Тимка. — Но только их много, я не знаю какой!

Штурмбанфюрер волновался и не скрывал этого. Но привычка наблюдать за собеседником не оставляла его, и пристальные зеленоватые глаза неотрывно следили за Тимкой.

А Тимке хотелось взять с собой бумажку с чертежом, аккуратно разгладить ее… И хранить всю жизнь! Потому что это было завещание отца ему, Тимке, сыну. Отец незримо присутствовал в кают-компании. И покусывал губы, когда сын готов был сорваться. И ободряюще, весело смеялся глазами, когда Тимка находил выход из положения.

— Что значит — много? Пять, десять? — спросил штурмбанфюрер.

— Бо-ольше… — поведя головой, озадаченно сказал Тимка. И тут же приободрил штурмбанфюрера: — Но мы найдем! Мы их все найдем! Мне надо только посмотреть, вспомнить! С прошлого года мы там уже не были… — добавил он в свое оправдание.

Он знал, что может растянуть поиск на целый день, он растянет его до ночи, чтобы попытаться найти грот самому. А если это не удастся, у него ведь уже был один вариант в запасе, чтобы поставить точку…

— Ничего, вспомнишь! И мы займемся этим сегодня? — весело воскликнул штурмбанфюрер, откидываясь на спинку стула, что можно было понять как сигнал к тому, что разговор окончен.

Тимка встал.

— Мы идем к Летучим скалам?..

— Да! — сказал штурмбанфюрер. — Тебя это не радует?

Тимка потупился.

— Там… Там погиб мой папа, — сказал он, исподлобья взглядывая на штурмбанфюрера.

Тот в свою очередь тоже поднялся.

— Мы, Тима… Мы положим венок на его могилу! — нашелся он. И все же добавил: — После того, как найдем, хорошо?