Моя сторона горы

— Я слышал, как ты напеваешь.

— Да, — ответил он. — Я люблю. А ты умеешь?

— Да, — проговорил я. — Могу. Напевать хорошо, а петь еще лучше, особенно когда выходишь из ручья по утрам. Тогда я действительно пою во весь голос.

— Давай послушаем, как ты это делаешь.

И тогда я, расслабленный от солнца согревающего меня, сказал:

— Хорошо, я спою тебе «Песню в холодной воде».

— Здорово, — сказал Аарон. — Спой еще раз. Я так и поступил.

— Можно я предложу несколько изменений? Он поменял несколько слов, чтобы рифма была лучше, и мелодию, чтобы она больше подходила к словам, а потом мы вместе спели песню.

— Ты не против, если я позаимствую у тебя часть мелодии? — спросил он. — Можешь забирать хоть всю, — ответил я. — Здесь мелодии бесплатны. Эту я позаимствовал у красноглазого виреона.

Он сел и спросил:

— А что еще здесь поют?

Я насвистел ему «Приветственную песнь гаичек» черноголового мистера Брэкета; «Песню лесного водопада». Он вынул открытку, начертил пять линий и написал ноты. Я вытянулся на солнышке и напел ему «Песню коричневого пересмешника» Барометра, поползня. Потом я проухал песню филина и остановился.

— Хватит или еще? — спросил я. — Думаю, достаточно.

Он лег, вытянулся, посмотрел на листья деревьев и сказал:

— Если у меня что-нибудь получится, я вернусь и сыграю тебе. Принесу переносной орган.

— Хорошо, — сказал я.

Потом, после неловкой паузы, он сказал:

— Ты будешь в этих краях летом?

— Да, — ответил я.

Аарон заснул, а я загорал. Он мне нравился. Он не задал мне ни одного личного вопроса. Довольно странно, но я не был уверен, радоваться мне или нет. А потом я задумался о словах Внушающей Страх в моей голове. «Ты хочешь, чтобы тебя нашли». Действительно. Я нашел человека. Год назад такого бы не случилось.

Я заснул. Когда проснулся, Аарона уже не было, а над моей головой кружила Внушающая Страх. Когда она увидела, что я открыл глаза, спустилась вниз и села на камень рядом со мной. Я сказал: «Привет», но не встал, а просто тихо лежал и слушал птиц, шорох и шевеление насекомых в сухой листве и ветер, шумящий в деревьях с набухшими почками. В голове у меня не было ни единой мысли. Приятная пустота. Я познал радости ящерицы на бревне, точно знающей, откуда придет ее обед. И заметил то, как ей скучно. Примерно через час мне в голову пришла мысль. Аарон сказал, что пришел в горы на Пейсах, значит, скоро Пасха и мне нужно встретить Мэтта. Я не отсчитывал недели.

Мне на лицо упала тень, я встал, позвал Внушающую Страх и медленно побрел домой, по ходу набивая карманы весенней зеленью.

Несколько дней спустя я встретил Мэтта на 27 шоссе в три тридцать, Я завязал ему глаза и повел его, спотыкающегося, в горы. Я практически сразу привел его к дому. Мне было все равно, вспомнит ли он дорогу или нет. Когда я снял повязку, он осмотрелся.

— Где мы? Где твой дом? Я присел и жестом приказал ему сесть. Он шлепнулся на землю.

— Где ты спишь. На земле?

Я показал на дверь в тсуге из оленьей шкуры, которая развевалась на ветру.

— Ты что, живешь в дереве? — Да.

Мэтт вскочил на ноги, и мы вошли в дерево. Я откинул дверь, чтобы в комнату попадал свет, и он закричал от радости. Я зажег свечу, и мы обошли все помещение, каждое новое открытие сопровождалось криком.

Пока я готовил форель в листьях дикого винограда, Мэтт, сидя на кровати, рассказывал мне о событиях в мире. Я внимательно слушал о ситуации в Европе, на Дальнем Востоке, на юге и в Америке. А также о нескольких сенсационных убийствах, матчах и его репортаже.

— Все доказывает мою мысль, — мудро сказал я. — Люди живут слишком тесно.

— Поэтому ты здесь?

— Ну, не совсем. Главная причина в том, что я не хочу быть зависимым от чего-либо, в частности, от электричества, железных дорог, пара, нефти, угля, машин и от многого другого.

— Поэтому ты убежал?

— Ну, не совсем. Некоторые люди забираются на Эверест, потому что он есть.

Природа.

— Поэтому?

— Ну хватит, Мэтт. Видишь этого сокола? Слышишь белогрудых воробьев? Чувствуешь, как пахнет скунс? Так вот, сокол живет в небе, белогрудые воробьи — в кустах, скунс — на земле, ты — в редакции газеты, а я — в лесу.

— Тебе не одиноко?

— Одиноко? Да у меня едва ли выбралась свободная минутка с тех пор, как я тут.

Перестань меня расспрашивать, давай поедим. Кроме того, в городе есть люди, которые гораздо более одинокие, чем я.

— Хорошо. Давай поедим, Хорошая еда, чертовски вкусная; на самом деле лучшее из того, что я когда-либо ел.

Он начал жевать и перестал задавать вопросы.

Следующую неделю мы рыбачили, охотились, расставляли ловушки, собирали зелень и луковицы. Мэтт говорил все меньше и меньше, больше спал, гулял и размышлял. Еще у него был отличный аппетит, и Внушающая Страх была постоянно занята. Он сшил себе пару мокасинов из оленьей шкуры и шляпу, которую я не могу описать. За неимением зеркала, он не мог видеть, как выглядит, но могу сказать, следующее: когда я встречал его после рыбалки у ручья, то всегда изумлялся. Я так и не привык к этой шляпе.

В конце недели, угадайте, кого мы увидели спящим в моей кровати после возвращения с рыбной ловли? Бандо!

— Весенние каникулы, — объяснил он.

Тем вечером мы играли на камышовых флейтах для Мэтта у костра. Было тепло. Мэтт и Бандо также решили сделать домик для гостей из рядом стоящей тсуги. Я согласился, потому что это было хорошей идеей, и догадывался, что это означает. А означало это то, что теперь я не беглец. Я больше не прятался в лесу. Я жил там, как обычные люди живут в доме. Мимо проходят незнакомцы, соседи приходят на ужин из трех блюд, я хожу по магазинам, прибираюсь перед приходом гостей.

Я ощущал почти то же самое, как если бы жил дома. Единственное отличие было в том, что навещать меня здесь было несколько труднее, но возможно. Со мной были Мэтт и Бандо. Мы выжгли и вырезали еще одну тсугу. Я работал с ними, размышляя о том, что со мной происходит. Почему я не закричал: «Нет»? Что заставило меня радостно строить город в лесу. А именно этим мы и занимались. Когда дерево было готово, Бандо обнаружил, что в ивах начал течь сок и ветки идеально подходили для дудочек. Вечер он провел за изготовлением флейт для нас. Мы играли все вместе. Это слово вместе. Может, оно было ответом городу.

Перед тем, как лечь спать, Мэтт неохотно сказал:

— В этих местах могут быть фотографы.

— Мэтт! — запротестовал я. — Что ты написал? Бандо достал из кармана газетную вырезку.

Он прочитал ее, а также дополнительные материалы и комментарии из других газет. Потом он облокотился на дерево и, как обычно, закурил трубку.

— Признай, Торо, сегодня ты не можешь жить в Америке и быть абсолютно другим. Если ты хочешь быть не таким, как вес, то ты будешь выделяться, и люди рано или поздно о тебе услышат; а в твоем случае, если они о тебе узнают, то отвезут в город или переселят, и больше ты не будешь другим, ты станешь как все. Пауза.

— Торо, а у сов есть гнезда?

Я рассказал ему о совах и о том, как детеныши играли вокруг тсуги. После мы легли спать немного грустными — все мы. Время подходило к концу.

Мэтту надо было возвращаться в школу, а Бандо остался, чтобы помочь выжечь еще одно дерево для следующего гостевого домика. Мы срезали старое дерево, сделали кровать и уже приступили к изготовлению второй, но Бандо пришлось вернуться к преподаванию.

Я не был долго один. Мистер Куртка нашел меня.

Я был на плоту, пытаясь поймать огромную черепаху. Когда она клевала, то высовывала голову из воды, смотрела на меня своими мудрыми глазами и отпускала крючок. Внушающая Страх была рядом. Я сделал петлю, чтобы в следующий раз, когда она выплывет на поверхность, накинуть ей ее на шею, но в тот момент Внушающая Страх прыгнула мне на плечо и больно схватила когтями. Она была обеспокоена и вся напряглась, что на ее языке значило «люди», поэтому я не удивился, услышав голос с другой стороны ручья: