На поиски исчезнувшего племени

— Лёва не погиб! Этого не может быть! — исступлённо закричал Володя, закрывая лицо руками.

Александр Степанович, услышав его крик, отвёл взгляд от костра, сел и резко сказал:

— Ты тут истерики не устраивай, не барышня! Ты лучше скажи, как ты его бросил?!

Володя молчал, закрыв лицо руками. Потом повернулся и, спотыкаясь, пошёл к себе в палатку. Плечи его вздрагивали…

Небо уже окрасилось на востоке в розовый цвет.

Защебетали в лесу птицы. Вот и первые солнечные лучи заглянули к нам в лагерь.

— Товарищи, половина шестого, ждать больше нечего! — решительно поднялся с травы Гэбэ. — Надо чего-нибудь поесть — вернёмся не скоро.

Из палатки медленно вышел Володя. Он был очень бледен, с опухшими красными глазами. Он подошёл к Гэбэ и, глядя ему в глаза, хрипло, но отчётливо сказал:

— Если Лёва погибнет, я не знаю, что будет со мной!

Георгий Борисович, положив руку ему на плечо, сказал:

— Я верю, что ты раскаиваешься. Но не пришлось бы нам за это платить слишком дорогой ценой — возможно, жизнью товарища.

Александр Степанович развёл погасший костёр, поставил на него чайник и пошёл к машине.

— Через двадцать минут выезжаем! — крикнул ему вслед Георгий Борисович.

Глава двадцать четвёртая. Арба, запряжённая волами. «Я нашёл селище!» Бородатый спаситель

Внезапно в печальную тишину нашего лагеря ворвался пронзительный скрип. Справа на дороге, ведущей мимо лагеря, по направлению к селу Алчедар, появилась большая арба на двух огромных колёсах. Она была запряжена парой старых серых волов с длиннющими рогами и немыслимо скрипела и визжала. Правил волами бородатый молдаванин в белой навыпуск рубахе и громко пощёлкивал языком и бичом. Позади него чья-то рука махала нам серой кепкой.

— Лёва!! — не своим голосом первый закричал Володя. — Лёва жив! Лёва! — и вихрем помчался навстречу скрипящей арбе.

За ним, толкая друг друга и крича, неслись и все мы. Но первым подлетел к волам Мультик и стал их оглушительно облаивать. Наверное, решил, что это родственники коровы, обидевшей его на днях.

Волы при виде мчащихся на них с криками людей испугались, замотали головами и остановились. Володя по колесу мгновенно взобрался наверх. Мы все окружили арбу. Она была полна арбузами. В углу, за спиной колхозника, на соломе сидел наш Лёва, живой и улыбающийся. Только лицо у него было изжелта-серое, а под глазами синие круги. Он сидел, вытянув перед собой правую ногу на аккуратно сложенные арбузы. У ступни она была обмотана грязным носовым платком. Да и штаны его и рубашка, продранная на груди, были не чище. Рядом с ним лежала сапёрная лопата.

Володя чуть не задавил Лёву своими объятиями.

— Осторожнее, нога! — слабым голосом закричал Лёва. — Георгий Борисович, я нашёл славянское селище, — тихо сказал он, опустил руку в карман, вытащил оттуда сложенный вчетверо измятый лист миллиметровки и протянул Гэбэ, поднявшемуся на колесо с другой стороны.

Гэбэ осторожно поднял мальчика на руки. Дюжина рук потянулась ему на помощь.

Через несколько секунд Лёва уже был перенесён в лагерь и сидел на траве, прислонившись спиной к большому ящику. Под голову ему положили подушку. Смущённо улыбаясь, он сказал:

— Нога очень болит — не сломал ли я её в самом низу?

Я развязала грязный носовой платок. Нога в щиколотке раздулась и посинела. Я на одно мгновение резко потянула её на себя. Лёва вскрикнул, и ему опять стало нехорошо. Мультик бросился к нему и впервые в жизни зарычал на меня.

— Ребята, — приказала я, — налейте из чайника горячей воды в ведро и разбавьте немного холодной. И возьмите у меня в палатке йод, бинт и вату!

— И покормите первым делом Лёву! — крикнул Гэбэ, подходя к нам. — Лёвушка, керамика действительно славянская. Спасибо тебе. — И он обнял мальчика. — Но, пока не выспишься, слушать ничего не буду. Валентина Львовна, что у него с ногой?

— Ничего страшного — небольшой вывих. Сейчас сделаю ванну для ноги и согревающий компресс. Затем несколько дней покоя, и всё пройдёт!

Через несколько секунд Лёва сидел на ящике, опустив ногу в ведро, и ел разогретое жаркое, запивая его крепким сладким чаем.

Мы угостили завтраком бородатого Лёвиного спасителя, которого следом за ним привёл Ростислав.

Он рассказал нам, что везёт в Алчедарское сельпо арбузы. Выехал он туда, как только начало рассветать. Проехал несколько километров на этих рысаках, как он с юмором назвал своих волов, и увидел сидящего на дороге мальчика с завязанной ногой.

— Он стал мне махать руками. Узнав, что я еду в Алчедар, он обрадовался и попросил довезти. Я его покормил арбузом и посадил в телегу… Хороший хлопчик, только ослаб очень. Всю дорогу молчал, — рассказывал он, аппетитно прихлёбывая горячий чай.

Потом сходил к своим волам, принёс два огромных, блестящих на солнце арбуза и сказал:

— Это для тебя. Поправляйся скорее, — и положил их возле Лёвы.

Мы горячо поблагодарили добродушного молдаванина, надавали ему московских папирос, и он уехал, потрепав по голове Лёву.

— Ну, а теперь всем спать до обеда, — зазвучал, как прежде, на весь лагерь весёлый голос нашего начальника, — включая и дежурного! Затем поедим чего-нибудь на скорую руку, посадим Лёву в машину и поедем отыскивать его селище!

Дважды ему не пришлось повторять. Все быстро разошлись по палаткам.

Володя не отходил от Лёвы. В глазах у него появилось какое-то мягкое, несвойственное ему ранее выражение. Он обнял подпрыгивающего на одной ноге мальчика и довёл его до палатки.

Через несколько минут в лагере воцарилась мёртвая тишина…

Глава двадцать пятая. Штрафное дежурство. Селище имени Льва Решетникова

К обеду Лёва прискакал на одной ноге, опираясь на палку. Он выспался и даже порозовел.

— Я хочу сделать небольшое сообщение, — обратился к нам Гэбэ. — Через полчаса все, кроме Володи Антонова, едем на селище имени Льва Решетникова. Володя за невыполнение возложенного на него поручения, за сон в рабочее время и за преступное отношение к младшему товарищу на все последующие десять дней, остающихся до отъезда, освобождается от всякого рода археологических работ. Все эти дни он будет исполнять обязанности дежурного по лагерю. Решетников из-за больной ноги освобождается от работ на городище и будет заниматься в лагере керамикой. По существу, на него надо бы также наложить дисциплинарное взыскание за самовольный уход от товарища. Но в данном случае мы сделаем исключение, согласно старинной поговорке: «Победителей не судят».

Володя густо покраснел; опустил глаза и подавил вздох.

— Я буду тебе помогать, не огорчайся, — услышала я шёпот Лёвы, сидящего рядом с Володей.

Юра и Павел, понимая, что значит десять дней подряд нести дежурство, а главное — не быть допущенным к интересной работе, уже сочувственно смотрели на Володю.

— Скажи ещё спасибо, браток. За такое дело запросто мог уехать в Москву, — обратился к нему Александр Степанович, закуривая послеобеденную папиросу.

Глава двадцать шестая. Рассказ Лёвы. Селище оказалось славянским

Сидя в машине по дороге на селище, Лёва рассказал нам следующее:

— Я ушёл от Володи и примерно километров шесть шёл, внимательно осматривая всё по пути. Вскоре я увидел большое возвышение, поросшее травой и кустами. Сердце ёкнуло — не селище ли это?

Я посидел минут десять и принялся раскапывать небольшой квадрат. Квадрат, конечно, получился относительным. Земля, очень твёрдая вначале, стала легче поддаваться лопате. Что-то блеснуло на ней. Обожжённый глиняный черепок! Протёр его, повернул лицевой стороной. Славянский орнамент! Ещё черепок, и побольше. И ещё. На всех один знакомый орнамент. Сомнений нет — славянская керамика!

«Урр-ра!» — закричал я так громко, что испугал прозрачных стрекоз, летавших вокруг, а потом на лист миллиметровки, положив его на записную книжку, стал снимать на глаз план селища.