Это было в горах

А мысли — как спутанный клубок, и перед глазами неотступно стоит самое близкое, самое дорогое на свете лицо, которого он больше никогда не увидит…

Вот оно совсем рядом, только через стол, — сосредоточенное, строгое, бледное. Губы упрямо подобраны, брови сдвинуты.

А знакомое лицо уже расплылось, и мальчик видит только широкую отцовскую спину. Как во сне слышит мерное поскрипывание лыж. Отец идет, будто совсем: не спеша, но Димка то и дело сбивается с шагу и отстает.

— А ты ровнее дыши, сынок, — говорит отец, не оглядываясь. — Физкультура требует прежде всего правильного дыхания и полного спокойствия.

…Димка приподнялся на локтях, машинально стряхнул со лба прилипшие стебли мха. И снова слышит ласковый, на этот раз чуть-чуть насмешливый голос отца:

— Так, сынок, в волейбол не играют. Ты хочешь обязательно, сам ударить и мажешь. А ты умей вовремя передать мяч другому. Ты же не один, а в команде. И помни, что с дружной командой никогда не проиграешь.

Затем Димка видит отца совсем молодого, веселого, каким он снят на фотографии, рядом с мамой. Мальчик каждый вечер, перед тем как уснуть, подолгу смотрел на эту карточку и очень любил отцовские рассказы о партизанском прошлом. «Твоя мать ушла к партизанам, — не раз повторял отец, собираясь на фронт, — когда ей было почти столько же лет, сколько тебе сейчас. Гордись своей матерью и никогда не забывай ее».

— А я? — с горечью спросил Димка сам себя. — А я что сделал?

— Открыл месторождение ртути, — раздался над головой знакомый певучий голос.

Димка растерянно повернулся. Когда Нуклай успел подойти и как мог угадать его мысли? Подросток даже не заметил, что говорил вслух.

— А открыть такое месторождение — это все равно, что выиграть крупное сражение.

— Но я ничего еще не открыл…

— Ну, если не открыл сегодня, так откроешь завтра, — спокойно ответил Карамаев, опускаясь на корточки около подростка.

— Я поеду на фронт, Нуклай.

— Понимаю. Сегодня и я на твоем месте сказал бы то же. Но только сгоряча. А потом подумал бы: я должен быть там, куда меня послала партия, куда меня народ послал. А партия и народ, Димитрий, лучше нас с тобой знают, где мы будем полезнее. Ты хочешь отомстить за отца? Понимаю. И целиком с тобою согласен. Больше скажу… ты обязан отомстить. Но как? Во-первых, враги есть и в тылу. Здесь, они даже опаснее. Опаснее потому, что действуют скрытно, исподтишка, и навредить могут там, где никто не ожидает. Такого врага не сразу увидишь. Помнишь, о чем мы с тобой говорили?

Димка понимающе взглянул на Нуклая и строго сдвинул брови.

— Так вот! А во-вторых, врагу можно мстить не только с оружием в руках. Наши люди мстят ему и у станка, и на колхозном поле, и здесь вот, в тайге, на разведке. Да и подумай, что получилось бы, если бы все отправились на фронт, — а советские люди все готовы отправиться… Кто бы стал отливать пушки, делать снаряды, строить самолеты, танки, добывать железо, марганец, ртуть? Кто стал оы кормить армию? Так-то, мой друг… И, наконец, неужели ты, Димитрий Лунев, можешь со спокойной совестью бросить в такое тяжелое время отряд? Да ведь у Лидии Петровны сейчас не то, что каждая рука, а каждый ваш палец на учете! Можешь?

Димка поднял голову и еще раз строго, по-отцовски нахмурился.

— Нет, не могу.

И он как взрослый протянул Нуклаю худенькую

— Правильно! Я так и думал, — сказал бригадир.

НА НОВЫЕ МЕСТА

Караван двигался медленно, будто ощупью. Давно заброшенная тропа успела зарасти густыми, в рост человека травами, цепким кустарником, кое-где была завалена буреломом. В таких местах Нуклай, шагавший впереди отряда, останавливался, отстегивал от седла топор и вместе с ребятами начинал врубаться в чащу.

Димка работал с таким самозабвением, что Лидии Петровне хотелось остановить его. Но, отлично понимая

душевное состояние подростка, она только вздыхала.

Борис, не отстававший от товарища, тоже не раз порывался заговорить с ним и тоже никак не мог решиться на это. Только когда Димка окончательно выбился из сил, Борис, отирая потное лицо, нерешительно предложил:

— Давай, Дима, отдохнем. Не могу больше.

Тот согласился, и они присели на трухлявый ствол поваленного бурей кедра.

— Знаешь, Дима… ты на меня, пожалуйста, не сердись…

— За что?

— Ну за то… когда мы… поссорились. Помнишь? Здорово нехорошо получилось…

— Это верно, что получилось нехорошо… Только за что же сердиться? Первый-то я начал… И что у меня за характер дурацкий! Никак не могу воспитать…

— И воспитывать нечего, Дима, — убежденно ответил Борис — Хороший у тебя характер. Твердый. А вот мне до сих пор стыдно. Дезертировать хотел… матери пожаловался… Фу, как противно!

— Ничего, Боря. Ты же теперь не уедешь? Борис даже привскочил на месте.

— Даю тебе честное слово, как комсомолец… До упаду буду работать… Круглые сутки, если понадобится.

— Вот это правильно! — оживился Димка. — Я было тоже… давеча утром… Да вовремя Нуклай подошел. Нам с тобой бросить Лидию Петровну никак нельзя.

— Ни в коем случае! На четвереньках доползем до ртути!

— Руку!

Приятели, схватив топоры, бросились догонять Нуклая. Кроме них, помогать бригадиру некому: Володя и пятеро подростков-добровольцев остались со Светланой.

…На водораздельный хребет отряд поднялся уже затемно.

— Сто-ой! — раздалась протяжная команда Нуклая.

На самом хребте было светлее. Среди камней виднелся жалкий остов старой юрты, о которой Нуклай говорил еще утром.

Вокруг юрты тускло блестели каменные плиты. Немного дальше и ниже, за еле различимыми зубцами кедров в непроглядном мраке лежала таинственная Долина Смерти.

— Тут и остановимся! — продолжал командовать Нуклай. — Леонтьич, гони сюда лошадей и разводи костер А мы будем снимать вьюки.

Отряд рассыпался вокруг юрты, и через несколько минут лагерь был уже разбит. Около палатки, шипя и потрескивая, пылал костер. Лидия Петровна развязывала мешок с продуктами.

Нуклай загремел ведрами.

— Леонтьич, ты не вспомнишь, где тут ключик выбегал?

— Забыл, Нуклай, совсем забыл…

— Ну, ничего, найдем как-нибудь.

— А мне можно с вами? — подскочил Димка.

— Конечно, можно. Веселее будет.

Подойдя к невысокому обрыву, под которым скорее угадывалась, чем виднелась притихшая к ночи тайга, Нуклай и его спутник остановились. Из широкой горной расселины медленно выбиралась луна, легкая, как будто совсем невесомая. И в ту же минуту со всех сторон из темноты выступили причудливо нарядные хребты, голубоватые в лунном свете вершины и редкие крылатые облака над ними… И чем яснее вырисовывались горы, тем загадочнее казалась распластанная под ногами разведчиков Долина Смерти.

— Какая красота! — шепотом сказал подросток. — Как в сказке!

— Как в сказке! — тоже шепотом повторил Нуклай. — Но итти все-таки надо. Нас будут ждать.

Спустившись по крутому склону, разведчики с трудом пробрались через густой подлесок и вышли на полянку.,

— Здесь, должно быть!

Нуклай остановился и стал прислушиваться. Прислушался и Димка. Но тайга молчала. Ни всплеска, ни журчанья.

— Неужели ошибся? Да нет, хорошо помню… Ключик, и около него небольшое озерко. Совсем маленькое— три шага на два. Вокруг тальник. Здесь охотники лошадей поили. В долине боялись на ночь оставаться и к вечеру поднимались сюда, к юрте.

Нуклай снова полез в тальник и вдруг выругался:

— Тьфу, черт!

Ноги его до колен ушли в грязь. Димка бросился к Нуклаю с другой стороны тальника и тоже завяз в грязи.

— Откуда здесь болоте? — удивился бригадир.

— Ого-го! — долетело до разведчиков сверху.

— Наши беспокоятся. Борис кричит, — заметил Димка и в свою очередь закричал:

— Эге-ге! Здесь мы!