Отчаянные Крошки

Багаж как будто задумался, хотя думает он или нет, понять, конечно, было трудно. Лирически помахав на прощанье пальцами толщиной с копченую колбаску, он зашкондылябил вниз к берегу.

3. Старший Механик Кронпринц Беовульф Исландский (низложенный), Бакалавр Технических Наук, Рейкьявик, 101, испытывал Счастье. Теплое розовое Блаженство. Запах Королевского Михаила, с легкой отдушкой серы. Укачивание. Голос пел ему колыбельную:

Старшой сосал палец.

Счастье, счастье, счастье.

10

Солнце вылетело из моря, как футбольный мяч после хорошего удара. В зеленых деревьях, за синей водой, запели десять тысяч птиц. В каюте первого класса «Клептомана-2», на двенадцатом часу сна, Маргаритка открыла глаза.

Что-то стучало по корпусу судна.

Надев нарядную зеленую пижаму, Маргаритка взбежала по трапу на палубу. Брат и сестра вышли следом. Здесь стук раздавался громче, и у поручней левого борта толпились грабители. Маргаритка встала на цыпочки и посмотрела вниз.

Внизу, вдоль борта, ходило по воде громадное существо и молотило по обшивке кулаками, как кувалдой.

— Осторожно с моей краской! — крикнул Ганс Шанс, штурман «Клептомана».

— Ничего с вашей краской не сделается, — сказала Маргаритка. — И потом, она теперь не ваша, а наша. Спустите туда что-нибудь.

Спустили крюк. Он зацепил Большого Багажа за ручку, поднял его, мокрого, из моря и опустил на палубу.

— Ну? — сказал Кассиан.

— Хур, хур, — сказал Большой Багаж и могучим пальцем показал на восток.

— Дуб, — сказала Примула.

— Шшшш, — нахмурясь, сказал Кассиан, потому что Багаж делал разные выразительные жесты.

— Чего это он размахался? — спросила Примула.

— Он говорит, — объяснил Кассиан, — что проследовал за своей возлюбленной до Долины Нянь, что там живут от четырехсот одиннадцати до четырехсот тринадцати боевых Нянь, но место строго охраняемо, включая ограду из колючей проволоки четырнадцатого сечения с проводом под напряжением в тринадцать миллионов вольт, тридцатисемиметровое минное поле с противопехотными минами типа РТС-31 и сторожевую собаку, помесь немецкой овчарки с таксой. Он говорит: не ясно, почему Няни там живут, но за бежевой дверью в скале из песчаника наверху долины, очевидно, находится что-то чрезвычайно важное. Никаких признаков Пропавших Детей обнаружено не было; по-видимому, они забили на Великую и наблюдают за родителями, которые содержатся в Концлагере неподалеку.

— И это всё? — сказала Маргаритка.

— Он говорит, что, к сожалению, не может дать более точных сведений.

— Да, жаль, — вздохнула Маргаритка. — Надо понимать, ты отправляешься в горы, Кассиан?

— Да. Этот Нянин Дол, как видно, интересное местечко. Поднимусь туда и понаблюдаю. Багаж будет моим связным.

— А мы с Примулой и Питом, — сказала Маргаритка, — отведем наших питомцев на экскурсию в Централ, посмотрим, как там папа, разумеется. — И задумчиво добавила: — Полезно было бы поговорить со славными Нянями Хунты. Капитан, можно мне взять с собой небольшой элитный отряд грабителей?

— Естественно.

— Благодарю.

Забравшись на шлюпку, Маргаритка откашлялась и объявила:

— Мне нужны два искусных грабителя для трудного и смертельно опасного задания. Добровольцы, поднимите руки.

Руку подняла София Спёрла. Палец Макмёртри руку не поднял, но подпрыгнул на полметра вверх, потому что Шнифер Брякнулл поднял свою и угодил ему в нежное место.

— Прекрасно, — сказала Маргаритка, — цвет общества. Все готовы?

— Готовы.

— Тогда выступаем.

После скандала с туннелем Няням, сторожившим дверь Централа, была придана дополнительная охрана. Великая не любила побегов из Централа, а чего она не любила, того она не допускала.

Пополнение было грозным. И Няни предоставили ему трудиться. Толстый Энрико был там самым грозным, и сегодня он был настроен особенно свирепо. Завтрак из двенадцати живых кур переваривался туго, и Энрико очень хотелось запить его ромом. Но Няни сказали: никакого рома на дежурстве, толстяк. Так что Энрико был в отвратительном настроении.

И его совсем не обрадовала процессия, двигавшаяся по Улице Обреченных в его сторону. Там было как будто пять нянь и шестеро детей. Толстый Энрико ничего не имел против детей, как сырых, так и жареных. Но Нянями он был сыт по горло. С тех пор, как в Нянягуа понаехали Няни, страна превратилась черт знает во что. Процессия подошла к воротам.

— Доброе утро, любезный, — сказала передовая няня, зеленоглазая, с безупречно-красным маникюром. — Мы пришли навестить наших коллег, находящихся в заточении.

— Это где? — сказал Энрико.

— В тюрьме, идиот. Открывай. Живо, живо, — сказала няня поменьше, голубоглазая блондинка.

— А не то накоштыляю шейчас, — сказала мелкая беззубая няня.

— Мы вам будем весьма признательны, — сказала миловидная няня, задвинув беззубую няню себе за спину.

— Нет, — сказал Энрико.

— Пожалуйста, — сказала миловидная няня (это, как вы догадались, была София Спёрла). Она погладила Энрико по руке.

— Нет, — сказал Энрико, хотя ему очень нравилось, когда его гладили по руке.

— Бедняжка. Случайно, не страдаешь несварением? — сказала няня-блондинка.

Энрико изумился.

— Черт, — сказал он. — Колдунья. Читаешь мысли. Так и шибает под ребра.

Блондинка протянула Энрико коробочку с длинненькими белыми конфетками.

— Попробуй. Сразу почувствуешь облегчение.

Злобно уставившись на няню, Энрико хапнул горсть, запихнул в рот и омерзительно зачавкал.

— Бревно, — сказала Примула (потому что это была она).

Энрико рухнул как подкошенный, и земля вздрогнула.

— Леденцы «Нокаут»? — спросила Маргаритка.

— Карамельки «Контузия», — сказала Примула. — То же самое, но бьет сильнее.

Ключами, которые она сняла с пояса Энрико, когда гладила его по руке, миловидная София Спёрла отперла огромную клепаную дверь. Няни с питомцами вошли в илистое нутро Централа.

— Куда? — сказал охранник за дверью. Потом увидел униформу нянь, побледнел и весь задрожал.

Пит сказал:

— Мы пришли навестить…

— Допросить, — уточнила Маргаритка.

— …да, как она сказала, допросить под страшной пыткой арестованных Нянь. И заглянуть в Камеру Смертников. Показать детям.

— Это будет весьма поучительно, — сказала Маргаритка.

— Слушаюсь, — сказал охранник, обливаясь потом. — Камера Смертников — вниз. Няни — в Верхней Башне. Врубаешься?

— Верхняя Башня. Ясно. Спасибо.

— На здоровье.

— Вперед! — скомандовала Маргаритка.

— Так, — сказал Пит детям. — Ребята, это тюрьма, и препротивная. Слева от вас — лестница вниз, там людей держат в гадких сырых камерах, как меня, к примеру, на прошлой неделе. Прямо — коридор к Верхней Башне. Там суше, но сквозняки.

— Мне не нравится, — дрожащим голосом сказала маленькая Казза Симпатико.

— Нам тоже, — сказали Сталин, Наполеон и дети Доллары.

— Никому не нравится, — сказала София Спёрла. — Мы пошарим внизу, потом встречаемся.

— Рогом, — сказал Пит Фраер.

— Что ты сказал?

— Рогом давились — договорились.

— А-а.

— Пит, — сказала Маргаритка. — Хватит с нас твоих дурацких рифм. К тому же я заметила, что ты начинаешь рифмовать, когда нервничаешь. Так, дети. Идем. У нас в стране говорят: тюрьмы служат для того, чтобы наказывать плохих людей и в то же время учить их быть хорошими. В Нянягуа тюрьмы служат для того, чтобы держать людей под замком, пока рак на горе не свистнет. То есть вечно.

— Пришли, — сказал Пит Фраер.