Моя сторона горы

Начиная с мая я трудился, стараясь научиться разжигать огонь кремнем и огнивом, собирая съедобные растения, ловя животных и рыбача — все это я делал, пока в Катскильских горах не разразилась снежная буря. К тому времени я смог забраться в дерево, внутри которого было тепло и много еды.

Все лето и осень я думал о приближении зимы. На третий день декабря небо потемнело, стало холодно и первые снежинки закружились вокруг меня. Должен признать, что мне хотелось вернуться в Нью-Йорк. Даже первой ночью, которую я провел в лесу, когда не сумел разжечь огонь, мне было не так страшно, как когда в долине началась буря, быстро поднявшаяся на гору. Я коптил три форели. Было девять утра.

Я старался удержать пламя внизу, чтобы рыба не подгорела. Пока занимался этим, вдруг осознал, что стало ужасно темно. Внушающая Страх была привязана к своей ветке. Она казалась обеспокоенной и дергала привязанной лапой. Тогда я понял, что в лесу мертвенно тихо. Даже дятлы, которые донимали меня по утрам, затихли. Белок нигде не было видно. Юнко, синицы и поползни пропали. Я оглянулся, чтобы посмотреть, что делает Барон. Его нигде не было. Я поднял голову.

Со своего дерева я мог видеть долину за лугом. Обычно прозрачная вода лилась по темным камням и порогам в долину. В тот день вода была темной, как камни, только звук напоминал мне о том, что вода все еще падает. Стояла кромешная темнота. Зимние тучи, черные и страшные, выглядели угрожающе. Ветер завывал, от страха мне стало дурно. Я знал, что еды у меня достаточно, поэтому был спокоен, что все будет просто отлично. Но это не помогало. Паника овладела мной. Я затушил огонь и убрал рыбу Попытался свистнуть Внушающей Страх, но не мог плотно сложить трясущиеся губы, поэтому получилось нечто вроде: пффффф. Поэтому я взял ее за веревки, привязанные к ее лапам, и мы спрятались за дверью из оленьей шкуры в моем дереве. Я оставил Внушающую Страх у изголовья кровати, а сам лег и свернулся калачиком. Я думал о Нью-Йорке, о шуме, фонарях и о том, что там буря казалась чем-то игрушечным. Я думал и о нашей квартире. В тот момент она казалась яркой, освещенной и теплой. Мне пришлось сказать себе: «Нас в ней было одиннадцать!» Папа, мама, четыре сестры, четыре брата и я. Никому из нас она не нравилась, кроме, наверное, Нины, которая была слишком мала, чтобы что-либо понять. Папе она ни чуточки не нравилась. Когда-то он был моряком, но когда я родился, он оставил плавания и стал работать в доках Нью-Йорка. Папе не нравилось на суше. Он любил море, мокрое, большое и бескрайнее.

Иногда он рассказывал мне о прадеде Грибли, который владел землей в Катскильских горах. Срубив несколько деревьев, построил себе дом и начал заниматься земледелием — только чтобы убедиться, что он хочет быть моряком. С фермой не получилось, и прадед Грибли отправился в плавание.

Когда я лежу, зарывшись лицом в сладко пахнущую засаленную оленью шкуру, то слышу папин голос: «Эта земля все еще принадлежит нашей семье. Где-то в Катскильских горах есть старый бук с вырезанной на нем фамилией Грибли. Он обозначает северную границу его причуды — суша не место для Грибли».

— Суша не место для Грибли, — сказал я. — Суша не место для Грибли, а я сейчас в сотне метров от бука с вырезанной на нем фамилией Грибли.

Я заснул, но когда проснулся, почувствовал, что голоден. Я расколол несколько орехов, достал муку из желудей, которую смолол, добавив немного ясеня для остроты, подошел к двери за снегом и напек блинов из желудей на крышке консервной банки. Когда я начал есть блины, предварительно полив их джемом из голубики, тогда уже точно был уверен, что суша — отличное место для Грибли.

Я начинаю свой рассказ

На упаковке я написал следующее:

И это действительно было проблемой. Как я уже говорил, первой ночью мне не удалось разжечь огонь. Тогда было страшно.

Я автостопом доехал до Катскильских гор. Около четырех часов дня мы с водителем проезжали мимо красивого тсугового леса, и тогда я сказал:

— Вот куда я отправлюсь. Он оглянулся и спросил:

— Ты живешь здесь?

— Нет, ответил я, — я решил убежать из дома, и именно в такой лес и мечтал убежать.

Думаю, что сегодня буду ночевать тут. Я выпрыгнул из машины.

— Эй, парень, — закричат водитель. — Ты серьезно?

— Конечно, — ответил я.

— Ну, разве это не опасно? Знаешь, когда я был в твоем возрасте, то тоже так сделал. Единственное, что я был деревенским парнем, который убежал в город, а ты бежишь из города в лес. Я боялся города — разве тебе не будет страшно в лесу?

— Конечно, нет! — громко закричал я.

Когда я вошел в прохладный тенистый лес, то услышал голос водителя:

— Утром я поеду обратно, если вдруг захочешь вернуться домой.

Он рассмеялся. Все смеялись надо мной. Даже папа. Я сказал ему, что собираюсь убежать в то место, где жил прадед Грибли. Он разразился смехом и рассказал мне о том времени, когда сам убежал из дома. Он сел на корабль, следующий в Сингапур, но когда раздался гудок отправления, спустился по трапу и направился домой в постель, прежде чем кто-либо заметил его отсутствие. Потом он сказал мне:

— Конечно, попробуй. Каждый мальчик должен через это пройти.

Должно быть, я прошел около километра по лесу, до того как нашел ручей. Он был чистым и большим, с порогами и брызгами. По берегам росли папоротники, а камни внутри него были покрыты мхом.

Я присел, втянул ноздрями воздух сосен и достал перочинный нож. Я срезал зеленую веточку и принялся строгать. У меня всегда хорошо получалось работать по дереву. Однажды я сделал корабль, который учитель выбрал для показа родителям достижений учеников в школе.

Сначала я срезал угол на одном конце веточки. Затем я взял еще одну ветку и заострил ее. Я срезал угол и на этой ветке, а потом связал оба угла веточек вместе полоской зеленой коры. Предполагалось, что получится крючок для ловли рыбы. Согласно книге по выживанию на суше, которую я читал в Публичной библиотеке Нью-Йорка, так можно было сделать крючки самому. Затем я накопал червей. Я с трудом избавился от мха с помощью топора, прежде чем замерз. Не думал, что в середине мая будет так холодно, но ведь я никогда раньше не был в горах.

Это меня беспокоило, потому что для того, чтобы выжить, мне нужна была рыба, пока я не доберусь до горы прадеда, где начну делать ловушки и ловить зверей. Я исследовал ручей в поисках пищи. Пока я занимался этим, наткнулся на полусгнившее бревно. Тут я вспомнил о старых бревнах и о том, сколько насекомых живет в них.

Разрубив его топором, я нашел там личинку.

Я быстро привязал веревку к крючку, насадил личинку и пошел к ручью, чтобы найти хорошее место для рыбалки. Во всех книгах, что я читал, однозначно говорилось о местах обитания рыбы:

В этом ручье похоже не было стоячей воды. Мне казалось, что я прошел тысячу километров, пока не нашел заводи у пологого берега в тени свисающих над водой кустов. На самом деле место было не так далеко, как казалось, потому что я долго искал и ничего не находил. Я был уверен, что умру с голода.

Я присел на берег и закинул удочку, очень хотелось поймать рыбу. Одна рыба поможет мне, так как я читал о том, сколько можно от нее одной узнать. Изучив содержание ее желудка, я смогу понять, что едят другие рыбы, или использовать внутренние органы как наживку.

Личинка опустилась на дно ручья. Она закрутилась и замерла. Вдруг личинка снова ожила и завертелась кругами. Я сильно потянул удочку. Крючок разломился, и то, что я мог поймать, отправилось обратно спать.