Давно закончилась осада...

Вы сами-то разве не видели? Она же не по земле бежала, а по воздуху. И… сквозь нее камни и море были видны. Неужто не заметили?

– Ай, вроде бы я заметил… – нерешительно сказал Ибрагимка.

– Ничего ты не заметил! – строптиво ввинтился Макарка.

Женя встал.

– Если она простая девочка, то откуда взялась? И куда девалась?

Фрол сказал неуверенно:

– Мало ли откуда? Из любопытства спустилась с обрыва да обратно поднялась…

– Где поднялась-то? – спросил Женя. Негромко так, будто жалеючи всех. – Идемте… – Он пошел к скальному выступу, за которым скрылась девочка. Оглянулся. – Ну, идите же сюда. Смотрите…

Все подошли. Даже Савушка приковылял на все еще слабых ногах. За выступом не было ни тропинки, ни ступенек. И никакой щели. Был только голый вертикальный срез известняка.

Все с минуту стояли и молча смотрели на гладкий камень. Потом по одному стали отходить на прежнее место. Остались только Женя и Коля.

– Все-таки это девочка, – осторожно, чтобы не обидеть Женю, – сказал Коля. – Это Оленька. Я ее знаю. Весной я помог ей отыскать котенка. У нее теплые пальцы…

Женя не обиделся. Но и соглашаться не стал.

– Ну и что же, что пальцы? Что же, что Оленька?.. А того барабанщика звали Жан. По-нашему Ванюшка…

Обедать никому не хотелось. Только Савушке дали кусок колотого сахара, чтобы сгладил во рту и горле горечь и соленость. Помогли ему натянуть штаны и рубашонку.

– И как тебя угораздило? – подступил наконец к причине страшного происшествия Фрол. – Мы мигнуть не успели, а тебя уже нет! И сумел враз наглотаться…

– А я не знаю!.. Я нырнул маленько и гляжу – на дне, на голом камне что-то круглое. Гудзик или денежка. Меня к нему кто-то будто потянул. Я его ухватил… А после ничего не помню…

– Теперь и не узнать, что за гудзик тебя чуть не утопил, – проворчал Федюня.

– Как же не узнать? Вот он… – Савушка протянул сжатый кулак.

– Что у тебя там? Разожми! – велел Федюня.

Савушка виновато сказал:

– А не разжимается… Никак…

Савушкины пальцы, сведенные крепкой судорогой близкой гибели, разжимали долго и осторожно. Федюня, Фрол, Коля. И ждали, что в руке у Савушки окажется ржавая французская пуговица или черная херсонесская монетка. Но пальцы наконец разомкнулись, в глаза брызнул чистый желтый блеск.

На ладони лежала золотая монета.

Она была большая, размером с российский серебряный рубль. И совершенно чистая. Без всяких прилипших чешуек, песчинок и темных пятен. Словно ее только что вынули из-под штампа. На одной стороне отчеканен был профиль какого-то полководца в античном шлеме и надпись греческими буквами: ЭЛЛАДА. На другой – два кентавра. Один – крупный, с курчавой бородой, второй – тонконогий кентаврёнок-жеребенок. Они стояли рядом, но головами в разные стороны, и кентавр-мальчишка оглядывался на пожилого будто с вопросом: «Ты разрешишь мне поскакать, порезвится?»

– Ай, как живые, – восхищенно выдохнул Ибрагимка.

Фрол задумчиво сказал:

– Правду сказывали, что в Синекаменной