Тачанка с юга

— Значит, вы из самого Ростова?

— Ага, оттуда, — подтвердил Борода.

— Ну, как там наши?

— А кто ваши?

— Известно кто, хлеборобы и казаки!

— А вы кто — казаки?

Дядько сдвинул шапку на нос и, прежде чем ответить, поскреб затылок.

— Как бы это вам сказать, господин хороший! Казаки не казаки, а воюем с коммунией по-казачьему! — И снова повторил вопрос: — Как же там наши?

Борода, чей тон до сих пор был сама приветливость и ласка, вдруг рассердился и ответил какой-то нелепицей:

— Ваши едут, наши идут — наши ваших подвезут! — И, не дожидаясь продолжения разговора, доставлявшего дядьке нескрываемое удовольствие, спросил: — На Покровку мы едем правильно?

— Если на Покровку, то верно. Ну, а если вы говорите, что ваши наших подвезут, то подвезите моего хлопца до Покровки. Иване, иди сюда! — Парень, который все еще держал обрез наготове, нерешительно приблизился. — Давай сюда свой обрез, — сказал дядько. — Эти хлопцы от Сирого. Они подвезут тебя до села. — Иван сел рядом с Бородой, а дядько снял шапку и помахал ею.

Отъехав версты полторы, мы опять встретили заставу. Иван еще издали закричал: «Это от Сирого!». Вооруженный винтовкой дядько сошел с дороги и прокричал: «Путя-дороги!»

За всю дорогу от первой заставы до самой Покровки Борода не смог разговорить Ивана. На все вопросы он отвечал: «Ни, не знаю» или: «Эге ж!»

Около Покровки нас встретил верховой. Не слезая с коня, он спросил, откуда мы и куда едем. Борода ответил и похвалил верхового за хорошую службу. Тот привязал свою лошадь к спинке тачанки, сменил на козлах Ивана, и мы покатили на хутор Бабаша.

8

Хутор Бабаша был обнесен невысоким плетнем, из-за которого выглядывал добротный белый дом под железной крышей. Справа от дома тянулся фруктовый сад, слева открывался широкий двор, густо заросший травой. За домом виднелись крытые соломой постройки. Оттуда доносились пьяные голоса и смех.

Наш сопровождающий отправился известить о прибытии, а мы остались в тачанке. Ждать нам почти не пришлось: на крылечке появился молодой, заплывший жиром детина. Внимательно оглядев нас, он покрутил казацкие усы и, подойдя к тачанке, тонким сиплым голосом представился:

— Бабаш Василь Карпович! Заходьте до хаты! Со слов Бороды я знал, что Бабаш телохранитель Аркадьева и главный палач в банде. Чекисты хорошо знали этого бандита: так же как и его атаман, он длительное время благополучно выходил из рискованных схваток с красноармейскими частями и отрядами ЧОНа. «По нем, — говорил Борода, — пуля плачет еще с того времени, когда была железной рудой».

Я бросил вожжи на плетень и последовал за Кириллом. Хозяин любезно распахнул перед Бородой дверь, а меня остановил:

— Ты куда, босяк?

— Это не босяк, а сын самого Сарафа, — важно сказал Борода и пропустил меня вперед. Толстяк не успел ничего ответить, и мы из маленьких сеней, в которых стояло несколько винтовок, попали в большую комнату.

За столом, уставленным тарелками, графинами и бутылками, сидели человек десять. Все изрядно были под хмельком. Среди них резко выделялся тщедушного вида мужчина, лет сорока пяти, в сером костюме и белой косоворотке, вышитой по вороту цветочками. Его щеку до самого виска рассекал безобразный сине-багровый рубец, похожий на дождевого червя. Дымчато-голубые очки в золотой оправе, небольшие усы и русая бородка клинышком делали его похожим на врача или учителя. К нему-то, сотрясая всю комнату строевым шагом, и направился Борода. Не доходя двух шагов, замер, козырнул и рявкнул:

— Ваше высокоблагородие, по приказанию главнокомандующего вооруженными силами Юга России (тут этот человек встал и вытянул руки по швам, за ним встали и все сидевшие за столом) его высокопревосходительства генерала барона Врангеля прибыл к вам с поручением есаул первого Донского полка Гурдин!

— Вольно, есаул! Здравствуйте! — просто, по-домашнему ответил Аркадьев.

Я представлял его совершенно иным и, растерявшись, позабыл, что тоже должен подойти к полковнику, назвать себя и обязательно шаркнуть ногой, на чем настаивал Борода. Сейчас полковник вопросительно смотрел на Кирилла, который легонько подталкивал меня вперед.

— Разрешите, ваше высокоблагородие, представить вам, — сказал Борода и громко обратился ко мне по-французски: — Саша, это полковник. Подойди и поздоровайся!

— Сараф Александр, — шаркнул я ногой. В грязных, разбитых бутсах это выглядело, наверно, смешно и совсем не к месту. Но Борода, нисколько не смущаясь, изложил вкратце мою вымышленную историю и сказал:

— Его высокопревосходительство приказал мне разыскать Сашу и доставить в Крым. — Сочувственно выслушав, Аркадьев подал мне руку, а Борода продолжал: — Ваше высокоблагородие, у меня для вас пакет от его высокопревосходительства.

— Где же он? Давайте его, есаул! — В голосе Аркадьева послышалась нотка нетерпения.

— Он спрятан в тачанке: дорога неспокойная, дальше положишь — ближе возьмешь!

Полковник и несколько его гостей, выйдя на крыльцо, с любопытством смотрели, как Борода ножом отвинчивал спинку тачанки. Вот он достал сверток, извлек из него два полотняных конверта — один потоньше, другой потолще — и снова строевым шагом протопал к крыльцу. Протянул Аркадьеву тонкий конверт, вытянулся и с дрожью в голосе сказал:

— Разрешите мне первому, ваше превосходительство, поздравить вас с производством в генерал-майоры!

Аркадьев покраснел, быстро разорвал пакет, взглянул на бумагу и, сделав шаг к Бороде, обнял его.

— Спасибо, есаул!

— А это — личный подарок вам от его высокопревосходительства Петра Николаевича! — И Борода подал второй пакет. Все кинулись поздравлять Аркадьева.

— Такое дело следует размочить! — закричал Бабаш, зазывая гостей в комнату.

За столом Борода произнес поздравительный тост. Растроганный Аркадьев снова обнял Кирилла и со слезой в голосе поблагодарил за пожелания. Потом он занялся мной: стал расспрашивать о нашей семье и о Петрограде.

— Ах, Петербург, Петербург… «там некогда гулял и я», — продекламировал он, — учился до войны в Академии генерального штаба.

Я притворялся, что плохо слышу, то и дело переспрашивал и тщательно готовил ответы. Поначалу все шло хорошо: я отвечал точно и толково. Но вдруг новоиспеченный генерал спросил: «А где вы жили в Петербурге?» Внутри у меня похолодело. «Как мы просчитались? Как не учли, что такой вопрос мог возникнуть?» — подумал я и мысленно стал перебирать знакомые адреса. Но. какой из них выбрать? А вдруг Аркадьев бывал в этих домах и, может быть, даже в этих квартирах?…

Наш петроградский адрес я не назвал: дом, где мы жили, имел неказистый вид и никак не подходил под жилье фабриканту Сарафу. Я снова воспользовался «глухотой» и переспросил. Генерал повторил вопрос: «Где вы жили в Петербурге? На какой улице?» И тут я вспомнил.

В первом и во втором классах гимназии я сидел за одной партой с фон-Дистерло, отпрыском обрусевших прибалтийских баронов. Как-то он пригласил меня в гости и назвал адрес: «Каменный остров». Я спросил улицу и номер дома, а фон-Дистерло с баронской спесью отрубил:

«Там улиц и номеров на домах нет, там все дома собственные. Спросишь — тебе любой покажет!»

Вспомнив это, я обрадовался и без запинки ответил:

— На Каменном острове мы жили. А улиц и номеров на домах там нет. Наш дом стоит на самом берегу Невки. Выйдешь из парадного, несколько ступенек вниз — и причал. У брата была яхта, — фантазировал я.

Борода улыбнулся мне глазами и, чтобы переменить тему разговора, предложил тост:

— Чтобы пилось и елось, и гулять хотелось, а работа чтоб на ум не шла! — и под общий смех добавил: — А кому такое не нравится, пусть рыбьей костью подавится!

Гости потянулись чокаться с Бородой. Под шум общего оживления Аркадьев указал Бабашу на мои разношенные бутсы и «спинжак», вполголоса распорядился: