Пончик идёт по следу

Антон Чижиков-Пыжиков очень хотел понравиться своей невесте Анжелике из дальней страны Новой Зеландии. В Анжелику Антон влюбился, как простой мальчуган. А познакомился с ней по Интернету и, в первую очередь, хотел девушку удивить тем, что в одно прекрасное утро он приплывёт в Новую Зеландию на большом корабле и увезёт любимую в кругосветное свадебное путешествие. Каждый раз, когда Антон общался с Анжеликой по скайпу, он краснел раз пятьсот, начинал заикаться и бледнеть, но при этом всё время улыбался, и вообще, стал глупым, как все влюблённые, и даже немного похудел.

А однажды Анжелика, надо сказать, очень славная девушка, взяла и спела Антону песенку, причём ту самую, старую, про отважного капитана, чем очень удивила и приободрила молодого капитана. Анжелика спела:

— Откуда ты знаешь эту песню?! — воскликнул Антон. — Даже я её не помню! А мне её пел мой прадедушка!

— И мне её напевал мой прадедушка, тоже капитан дальнего плавания, родом из России, — ответила Анжелика. — И, кстати, он, как и ты, плавал с ручной корабельной крысой Сёмой.

«Вот это совпадение! — в очередной раз удивился Антон, вспоминая вечерний разговор с Анжеликой. — Сеньке расскажу! И вообще, пусть посоветует, как мне быть? Как добраться до Новой Зеландии? Не на „Пароходике“ же мне туда плыть… Так хочется к моей Анжелике!»

Капитан передал штурвал своему помощнику и пошёл искать крысу Сеньку.

— Вот так вот и плаваю, — рассказывал тем временем Сенька Полканычу о своей речной жизни. — В основном слежу за чистотой на палубе. Если кто насорит или пирожок обронит, приходится подбирать. На корабле главное — порядок! А в минуты отдыха делюсь жизненным опытом с капитаном. Молодой ещё. Одно подскажу, другое, чтоб глупостей не натворил.

— А как же ты с ним разговариваешь? Он что, писк крысиный понимает?

— Полканыч, — напомнил Сенька, — я ж талантливый. Выучился семафорной азбуке. При помощи флажков с капитаном общаюсь. Они всегда со мной. Это же флот! Наука!

Сенька вытащил из-за пазухи два флажка — красный и чёрный — и ловко замахал ими:

— Красный и чёрный флажки в светлое время суток используют. У меня ещё жёлтый и белый имеются. Я ими, когда темно, машу… Вот это означает: «Есть люди, которые живут так, словно по реке плывут. Их несёт в открытое море, где много опасностей!» Знаешь, кто сказал? Древний философ Сенека. Мой тёзка. Я по радио слышал.

Тут к ним подошёл Антон Чижиков-Пыжиков и печально уселся на лавочку.

— Сеня… — собравшись с мыслями, сказал капитан, — подскажи мне, как быть с Анжеликой? Может, всё бросить и наняться матросом на корабль до Новой Зеландии?

Сенька замахал флажками, одновременно переводя Полканычу:

— Я ему говорю: «Терпения набраться надо, а не бросать всё и лететь сломя голову незнамо куда!» Вот балда, если он к своей Анжелике укатит, придётся искать новый катер.

— Почему? — удивился Полканыч. — Этот вроде ничего… С новым капитаном подружишься.

— Да нет… — вздохнул Сенька. — Не будет у «Пароходика» нового капитана. Старый катер. Спишут скоро на металлолом. Или поставят на якорь и сделают из него речной ресторанчик.

— Так, если ресторанчик, тебе это только на лапу, — сказал Полканыч.

— На лапу, — хихикнул Сенька. — Кстати, Полканыч, а что это за коты у вас в сумке?

— Унюхал, бродяга… — улыбнулся Полканыч. — Это Мурзик с котятами. Умаялся Мурзик, спит… Вообще-то, его Лавриком звать, у него с лапой беда, говорит, из форточки выпал. Его баба Нюра приютила, Мурзиком и прозвала. Теперь вот в Большие Сосенки едем, на отдых.

— Понятненько… — Сенька вернулся к пирожку. — Ну вам ещё плыть и плыть, до конечной…

Полканыч тихо улыбнулся — то ли Сеньке, то ли Антону Чижикову-Пыжикову, который задумчиво мурлыкал свою песенку про то, как смелым покоряются моря…

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой рассказывается о том, как потерялась свобода

Мы спрятались за кустами и терпеливо ждём, сами не знаем чего, но надежда, как говорил Сенька, всему голова, особенно если у этой головы чуткие уши и нос!

Ветер усилился, скоро осень, и тучки бегут по небу, догоняя и перегоняя друг друга.

Мы, не отрываясь, следим за подъездом дома, в котором живёт Фуражкин.

— Ты ничего не чуешь? — спрашивает Бобик. — Вроде котами пахнет.

Я принюхиваюсь. Трудно понять, ведь ветер дует от нас, в сторону дома.

— Нет, не чувствую, — шепчу я. — Да и раньше ничего такого не замечал.

— А теперь вроде перцем пахнет, — замечает Бобик. — От этого Фуражкина всего можно ждать.

— Перцем, — я снова принюхиваюсь, — да… кажется перцем… А почему? Чего можно ждать от Фуражкина?

— Наивная ты душа, братишка, — качает головой Бобик. — Перцем нюх отшибает.

— Да-да, — волнуюсь я, — мой хозяин как-то раз случайно просыпал перец, так я целую неделю ничего не мог унюхать!

— Вот и я о том же, — Бобик щурится от ветра. — Чуешь, в нашу сторону теперь дует? Чуешь перец? Фуражкин его специально всюду насыпал, чтоб нюх у котов отбить! И у собак!

— Ты так думаешь? — ужасаюсь я.

— Уверен! — бросает Бобик. — Точно! Фуражкина рук дело! Чуешь, и Фуражкиным потянуло! Его запах!

На этот раз и я услышал острый запах перца и ещё… резкий… отталкивающий — Фуражкина! Сколько же злости в этом запахе!

И вдруг запах этот усиливается, а затем… из подъезда выходит сам Фуражкин и дёрганой, подпрыгивающей походкой направляется прочь со двора.

В руках у него большая корзина. Корзина как корзина — с крышкой… Но мы сразу с Бобиком понимаем по запаху, что в ней, в этой самой обычной на вид корзине, спрятано что-то совсем необычное… И необычное — это два кота и одна кошка!

— Ты понял, нет?! — шепчет Бобик. — За ним!

Мы незаметно, по-пластунски ползём за Фуражкиным, затем бросаемся к стене и, прижимаясь к ней, бежим, всё время оставаясь в тени. На наше счастье, солнце закрыло большое серое облако в полнеба, стало почти темно и нас не заметили бы даже коты или собаки, если бы повстречались на пути.

Выскочив со двора, мы видим, как Фуражкин садится в подъехавший к остановке автобус.

Дверь захлопывается, и автобус трогается с места. Через несколько секунд он набирает скорость, и нам приходится поддать жару, чтобы не отстать.

Ещё через некоторое время автобус тормозит и останавливается, но Фуражкин из него не выходит. Затем автобус снова едет…

Так мы бежим за ним довольно-таки долго и всё боимся, вдруг автобус поедет быстрее или нам помешают другие машины, но нам везет: никаких преград на пути не оказывается.