Валерка-Председатель (Рассказы)

Они минут пять с азартом обзывали друг друга. Но когда Вовка заявил, что Валерка ко всему прочему еще и бюрократ, тот не стерпел такого оскорбления и залепил Шошину затрещину.

Они подрались. Длинный жилистый Вовка ловко увертывался от ударов, а коротышка Валерка то и дело натыкался носом на его острые локти и кулаки. Нос распух, брызнула кровь. И все-таки победил Валерка. У него было одно серьезное преимущество перед Вовкой: всегда дрался до победного конца. Пусть кровь хлещет из носа, глаз заплыл синяком — главное — не сдаваться! И Валерка никогда не сдавался, если даже противник был вдвое сильнее.

Когда длинноногий Вовка обратился в позорное бегство, Валерка мрачно подвел итоги битвы: нос и ухо в крови (здорово этот гад Шошин дерется), на лбу шишка величиной с хороший грецкий орех, рубаха на груди лопнула. В кулаке — карман от Вовкиной тенниски. Невелика утрата — новый пришьет. Самое обидное — Валерка не знал, каковы «боевые раны» у его противника. Не успел подсчитать. В пылу схватки было не до этого, а потом Вовка убежал быстрее зайца. Валерка не пожалел бы отдать кому-нибудь бинокль, чтобы вот сейчас полюбоваться на Вовкины синяки.

Целую неделю дулись Вовка и Валерка. Не разговаривали и не смотрели друг на друга. Даже учительница по литературе заметила.

— Вы что это, ребята, не поделили? — спросила она.

— Ничего, — ответил Вовка и посмотрел на Валерку.

— Ничего, — буркнул Валерка и тоже посмотрел на Вовку.

Хотя они и частенько ссорились, но все-таки жить друг без друга было скучно. Первым не выдержал Вовка Шошин.

— Эй, ты, — сказал он, не называя Валерку по имени, — думаешь, и вправду мне твой бинокль нужен? Я, может, нарочно попросил, чтобы проверить тебя.

— А мне, думаешь, жалко? — сказал Валерка. — Да я кому хочешь могу его отдать… Пускай смотрят.

В общем, они помирились и весь урок тихонько разговаривали. Сколько новостей за эту неделю накопилось!

Учительница раз предупредила, второй, а потом сделала замечание.

— Еще два слова, — сказала она, — и я вас выставлю за дверь.

Чтобы не омрачать радость перемирия, они не произнесли этих двух роковых слов и благополучно досидели до звонка.

На улице — настоящее лето. Кленовые листочки из маленьких стрекоз превратились в больших бабочек, трепещущих зелеными крыльями. Солнечные зайчики без билетов разъезжают по городу на ветровых стеклах автобусов, на ходу прыгают в глаза с никелированных радиаторов «Волг». На чугунной ограде — воробьиный базар. Птицы готовы выскочить из перьев, стараясь переспорить друг дружку.

Приятели молча шагают рядом. Лица их озабочены. Валерка думает о тройке по русскому, которую надо завтра исправлять. Вовка думает о том, как выпросить у Валерки на каникулы бинокль. В пионерском лагере с биноклем-то его ребята сразу командиром выберут.

— Написал брату? — спросил Вовка.

— Забыл.

— Брат в Сибири заводы строит… а он письма не может написать. Эх ты!

— Успеется… Напишу, — сказал Валерка. — Все равно до Сибири письмо долго идет…

— А что ты напишешь? — спросил Вовка.

Валерка задумался. Что он напишет Геньке? Про тройку, которую сегодня получил? Или про то, как с Вовкой подрался?

— Тебе писать-то нечего, — сказал Шошин. — Ты в жизни ничего хорошего для людей не сделаешь…

— Сделаю, — нахмурил свои белые брови Валерка. — Захочу — и сделаю. Ты читал книжку про Тимура и про его команду?

— Читал.

— Помнишь, как ребята дрова людям кололи, воду носили и все-все делали?

— Помню… Они еще на заборах фронтовиков звезду рисовали.

— Звезду рисовать не обязательно, — сказал Валерка, — а вот дров пенсионеру Локоткову можно напилить. У него, понимаешь, всего одна рука.

— Хороший дядька этот пенсионер?

— Ну да! Он бутылками с бензином два фашистских танка спалил… Пенсионер что надо!

— Не хочется мне с дровами возиться, — сказал Вовка. — А ты валяй!

— Один-то? — удивился Валерка. — Да я и пилу с места не строну. Вдвоем бы… это да!

— И не проси, не могу! — наотрез отказался Вовка. — У меня дома важные дела.

Пухлое облако, будто шапкой, накрыло солнце, и все кругом посерело. С крыши сарая послышался пронзительный свист. Это Пашка Дадонов командует своим голубям вернуться домой. Валерка задрал вверх голову, стараясь рассмотреть птиц, но ничего не увидел… Интересно: что написал бы Генька, если бы узнал, что Валерка выручил пенсионера? Ай да Валерка, написал бы Генька, молодец!.. Сейчас поворот. Вовка махнет красным портфелем и уйдет. А одному нечего и думать связываться с дровами. Надо напилить, наколоть и сложить в сарай. Вот рад был бы Локотков! Проснулся бы утром, а в сарае наколотых дров полно.

— Пока! — махнул Вовка красным портфелем. — Потрудись!

— Хочешь, дам бинокль? — сказал Валерка.

— На все лето?

— На все.

— Честное пионерское?

— Честное…

— Пошли, — сказал Вовка. — Так и быть, завалим твоего пенсионера дровами…

Пенсионер Локотков в этот день до самых сумерек сидел во дворе на скамейке и читал какую-то книжку про шпионов. Он любил читать про шпионов. Седые усы его топорщились в разные стороны. Видно, шпиона никак не могли поймать, и пенсионер сердился. Когда с реки потянуло прохладой, Локотков сунул книжку в карман, зевнул и пошел к себе в холостяцкую комнату на первом этаже.

— Пора, — сказал Валерка и с топором в руках храбро двинулся к высокому штабелю полутораметровых бревен. Следом за ним, уныло позванивая пилой, поплелся Вовка.

Только приладили на шаткие козлы дровину, к ним не спеша подошел Марс — вислоухий дворовый пес. Обнюхал Вовкины ботинки и вдруг басовито гавкнул. Вовка чуть пилу не выронил.

— Кусается? — спросил он, пятясь от Марса.

— Если за хвост возьмешь, — сказал Валерка, — а так нет.

Дзинь-дзинь-трк! — спотыкаясь, нехотя врезается пила в толстую березовую лесину. Что-то тяжело пилится. У Валерки на носу дрожит капелька, а у Вовки вспотел лоб.

— Нудное это дело, — говорит Вовка. — Топором куда быстрее.

— Толстое бревно, — сопит Валерка, — не перерубишь.

— А как же первобытные люди валили большущие деревья? И не такими топорами, а каменными!

— То первобытные… Они здоровенные были и волосатые.

С первым бревном с горем пополам покончили. Вспыхнули уличные фонари. И сразу засияли пунктиры проводов. Над воронкой водосточной трубы синел кусок ночного неба с дырявым облаком. Облако пыталось поймать острый серп месяца, но месяц выпрыгнул в дырку и засиял еще ярче.

— Что-то вдвоем у нас плохо получается, — сказал Вовка, с ненавистью поглядывая на пилу. — Ты вот что, один попили, а я мигом раскокаю эти чурбаки.

Он размахнулся и, громко крякнув, изо всей силы треснул топором по косо поставленному чурбаку. От чурбака отлетела малюсенькая щепка и щелкнула Вовку по лбу. Он выронил топор и стал подозрительно долго ощупывать лоб.

— Ну чего ты себя по лбу гладишь? — стал злиться Валерка. — Коли!

— Дела-а, — сказал Вовка. — Знаешь, Валер, я вышел из строя… Что-то вижу плохо. Контузия.

Валерка в сердцах швырнул пилу. Она взвизгнула, словно кошка, которой наступили на хвост.

— Контузия… По морде дать бы тебе!

— А сам-то, — зеленые Вовкины глаза округлились, — тя-я-нет все время пилу куда-то в сторону… Молчал бы уж, тоже мне пильщик!

— А ты… — взорвался Валерка, но Вовка перебил его:

— Чьи это наколотые дрова у сарая? Во-он там, под крышей?

— Наши, — ответил Валерка, разжимая кулаки. — В сарай не влезли, вот и сложили тут. Я сам складывал.

— Зачем вам так много дров? — сказал Вовка. — Давай половину твоему пенсионеру в сарай переложим, а? Вот обрадуется старик!

— А мама?

— Она не заметит! — уговаривал Вовка. — А потом, мы ведь не себе берем, а для пенсионера. Шутка сказать — человек два танка поджег…

— Влетит… — колебался Валерка.

— Эх ты! — презрительно сказал Вовка. — Тимур бы и его команда тут и думать не стали… Перетащили бы дрова пенсионеру — и делу конец.