Сказка для злодеев

— Герр оберст! В городе скрывается человек, которому советское государство поручило вывезти в тыл деньги и ценности. Нужно его немедленно арестовать, допросить и узнать, где он все это спрятал.

— О! — Герр оберст страшно обрадовался. Одно дело — отбирать у нищего населения муку и картошку, теплые носки и вышитые полотенца, а вот совсем другое дело — банковские запасы. — Разыскать и доставить! Я лично допрошу его.

* * *

В общем, нашего молодого прадеда схватили и бросили в тюрьму.

Герр оберст сказал ему:

— Вы очень молодой и красивый человек. Вам надо еще долго и красиво жить. Это очень просто: вы сдаете спрятанные вами ценности немецкому командованию. По закону получаете четвертую часть их стоимости, несколько пачек немецких сигарет и несколько плиток немецкого шоколада. Мы — культурная нация и умеем награждать своих друзей.

— Я не прятал ценности. Я не знаю, где они. Я думаю, их забрали ваши танкисты.

Герр оберст злобно усмехнулся и положил руку на лежащий перед ним на столе черный пистолет.

— Наша победоносная армия еще не так давно воюет с твоей страной, щенок. Но я знаю, что ваши комсомольцы на допросах либо врут, либо молчат. Ты не молчишь. Значит, ты врешь.

— Нашу машину обстрелял ваш танк. Я очень испугался и убежал. Чемоданы остались в кузове. Ищите их сами. А если найдете, возьмите себе четвертую часть, пачку сигарет и плитку шоколада.

В ответ представитель культурной нации, красивый полковник победоносной германской армии, ударил его рукояткой пистолета в лицо, а потом начал бить упавшего своими блестящими сапогами.

Допросил, называется… И такие допросы, даже еще страшнее, продолжались целую неделю. Наш прадед так и не сказал, где он спрятал чемоданы. Его повесили на площади, согнав туда почти все население городка. Немецкий приказ о казни зачитал бургомистр, который очень скоро в одну ненастную ночь повис рядом с тем человеком, которого он выдал. Бургомистра выкрали подпольщики и наказали за предательство.

А деньги и ценности в железных чемоданах так и не нашли. Хотя их искали, когда в городок вернулись бойцы Красной Армии. Их искали и несколько лет после войны. И тоже без результата.

— Так он настоящий герой, — сказал Алешка. — Это вот ему должен стоять на площади памятник, а не какому-то камзолу в шляпе.

— Да, он герой, — сказала бабушка. — И погиб совсем молодым. А мог бы жить еще долго и красиво. Ведь он был очень талантливый человек. Он прекрасно рисовал, звонко пел и писал очень интересные книги. В основном сказки для детей и взрослых.

— Бабуль, — спросил я, — а откуда ты все это знаешь? Про твоего отца…

— Так, внучек, собрала по крохам. Папа оставил кое-какие свои записки. Очень многое узнали юные следопыты…

— Кто такие? — ревниво уточнил Алешка.

— Были такие… Юные пионеры. Они разыскивали неизвестных героев войны и…

— И делали их известными, — догадался я.

— Да, это очень благородное дело. Нельзя забывать тех, кто отдал свою жизнь за Родину… Ну, кое-что раскопали журналисты. Я все это собрала.

— И правильно сделала, — сказал Алешка. — У нас в семье такой герой, а мы про него ничего не знали.

Бабушка снова сняла замок с заветного сундучка и достала с самого его дна стопку рукописей.

— Вот еще одно мое сокровище. Здесь даже сохранилась сказка, которую он сочинял во время оккупации.

— А можно я почитаю, — попросил Алешка. — Я осторожно.

— Но из дома не выносить и листы не мять. И руки чтобы были чистые.

— Это нереально, — сказала мама.

— Это у меня ноги грязные, — завопил Алешка. — Потому что я ими хожу, а руки…

— Не хватало еще, чтобы ты и руками ходил, — сказала мама. — Кстати, пора спать. Марш в ванную, и чтобы я тебя не узнала, когда ты из нее выйдешь. Чтоб весь блестел.

Вернувшись, он сел на раскладушку и сосредоточенно уставился на свои ступни.

— Блестят? — спросила мама.

— Не в этом дело, — сказал Алешка. — Я задумался.

Когда Алешка задумывается, лучше держаться от него подальше.

— О чем? — спросила мама.

— Вот смотри. Пальцы на руках и на ногах называются одинаково, так? Вот большой, вот средний, вот мизинец. А вот этот — указательный, так?

— Ну так, — мама насторожилась, ожидая вопрос с подвохом. Или неожиданный вывод.

— Значит, мам, вот этот, на ноге, тоже указательный. И чего им указывают? И как? Ни разу не видел.

— Ложился бы ты спать, — вздохнула мама.

— Не знаешь, эх ты! А я знаю. Мне одна девчонка в классе объяснила.

— Девочка, — поправила мама.

Алешка подумал. И не согласился:

— Все-таки девчонка. Вот Ленка Стрельцова… — Это давняя Алешкина любовь, с первого класса. — Вот Ленка — девочка.

— Не отвлекайся, — сказала мама. Ей стало интересно, куда, зачем и как указывает пальцем ноги девчонка из его класса.

— Она сказала: если у тебя указательный палец на ноге немного длиннее большого, значит, когда ты женишься, то будешь главой семьи. А если большой длиннее, то твоя жена будет главой семьи.

— Глупость какая, — сказала мама. Тут же разулась и стала разглядывать свои указательные пальцы на ногах. — Глупость какая. Они у меня одинаковые.

Алешку это ничуть не смутило.

— Нужно срочно позвонить папе в Париж. Пусть он быстренько разуется и сообщит тебе, кто у нас глава семьи.

Глупость какая! Представляю себе. Папа сидит среди больших начальников Интерпола на совещании, потом вдруг срочно разувается, снимает носки и начинает сравнивать свои пальцы. «Что с вами, полковник Оболенский? — тревожно спросит какой-нибудь иностранный генерал. — Вас кто-то укусил?»

Мама рассмеялась. Но Алешка все так же задумчиво изучал свои ноги.

— Чем пальцы пересчитывать, — сказала мама, — лучше бы ноги помыл.

— Они у меня чистые, — безмятежно отозвался Алешка.

— Они у тебя серые.

— Это не грязь. Это загар.

Но я-то уже понял, в чем дело. Алешка над чем-то глубоко задумался. У него всегда так: когда его что-то сильно заинтересует или встревожит, он начинает болтать всякую ерунду. А в это время в глубине его хитрой балбешки идет интенсивная работа. Эта болтовня для него, как скрипка для Шерлока Холмса.

И я не ошибся. Когда мама ушла в свою комнату, Алешка взял рукописи нашего героического прадеда и углубился в их изучение.

Листы были старые, пожелтевшие от времени. Чернила, которыми они были написаны, выцвели до бледно-серого цвета. Тогда ведь писали чернилами. Их наливали в чернильницу и тыкали в нее ручкой с пером. Не то что сейчас — пиши шариком, пока чернила не кончатся. Тогда два слова напишут и снова перо в чернильницу макают. А то и кляксу посадят, на полстраницы. Поэтому и писали в старое время так хорошо — макая перо, обдумывали каждое слово. Чернила с годами выцветали, но мысли не старели.

Я взял у Алешки несколько прочитанных страниц. Действительно, это была сказка о какой-то далекой стране, на которую напали жестокие завоеватели. Сказка как сказка, ничего особенного. А вот Лешка впился своими глазами в страницы так, будто там было написано, как сделать весь мир добрым и счастливым.

Я повалился на свою раскладушку и скоро заснул. А в глубокую ночь меня разбудил Алешка и сказал усталым голосом:

— Дим, я знаю, где надыбать денег для памятника нашему героическому деду. Завтра пойдем к Гремучей башне.

— К Гремячей, — машинально поправил я и провалился в гремучий… в дремучий сон.

Глава V. ЯЙЦО ДИНОЗАВРА

Утром Алешка передумал. Это у него часто бывает. У него мысли очень быстро бегают. И обгоняют друг друга. А те, которые отстают, уже Алешку не интересуют.

— Дим, пойдем сначала в гости.

— К кому?

— К дяде Мифе. Музей его посмотрим. И про чего-нибудь у него спросим.

На Алешкином языке «чего-нибудь спросим» означает «чего-нибудь выпросим». Яйцо динозавра, например.