Дело о фальшивой картине

Как самые воспитанные дети, они аккуратно повесили на вешалку куртки, поставили на место обувь и отправились в ванную.

И перед сном, и на другой день на всех уроках Лешка думала только о том, как заставить Игоря сказать ей правду, и ничего не смогла придумать. Хитрить так, как Ромка, она не умела, а потому решила действовать напрямую.

Когда они вошли в галерею, Игорь, как обычно, скучал в кресле у входа. Ромка с ним поздоровался и отошел в сторонку, а Лешка задержалась у двери и открыто посмотрела на парня своими огромными голубыми глазами.

— Игорь, скажи честно, ты вчера никуда не отходил перед тем, как испортился компьютер? Чем хочешь тебе клянусь, что никому ничего не скажу, кроме Ромы, конечно. Просто нам надо это точно знать.

— Я тоже, чем хочешь, клянусь, — ответил Игорь. — Зачем мне врать? Я и сам теряюсь в догадках, кто и, главное, как, каким образом мог заменить эту картину.,

Лешка расстроилась. Она-то надеялась, что ей-то он сознается. Ведь если бы сюда проник человек-невидимка, и то нельзя было бы не заметить, как на месте одной картины вдруг возникает другая.

— Правда-правда? — дотронувшись до его руки, переспросила она.

Парень поморщился.

— Ну, говорят же тебе. Впрочем, если уж начистоту, то на минутку я и впрямь отходил, но в самом прямом смысле этого слова. Тетя Таня тащила очень тяжелое ведро с известкой и всякой штукатуркой, я и помог ей его вынести. Мусорка у нас за домом, во дворе, я бегом туда и сразу назад. Может, и минуты не прошло. За это время никто не мог сюда войти, а картины поменять — тем более. К тому же я велел тете Тане ни на шаг от входной двери не отходить. И еще здесь была Анастасия Андреевна, можете сами у нее спросить. Я возвращался от мусорки, а она мне навстречу шла.

— Ну что ж, спасибо за информацию. Лешка подошла к брату и прошептала:

— Он тети-Танино ведро с мусором на помойку выносил. Бегом и назад, меньше чем за минуту. А в это время сюда приходила Анастасия Андреевна. Только это не секрет. Помнишь, она и сама вчера нам об этом говорила?

Помощница Павла Петровича оживленно беседевала с кем-то по телефону. Ромка взглянул на нее и грозно нахмурился.

— Так-так. Она не могла об этом не сказать, потому как понимала, что мы все равно узнаем. Хитрая какая! Но я ее перехитрю. — Он увлек сестру в самый дальний угол, где на полу стоял новый горшок с цветком, похожим на дерево. — Слушай, Лешка, мне все же кажется, что не случайно мы ее прощупать не смогли. Я, балда, Павла Петровича послушался и потерял всякую бдительность. Но зато теперь знаю, что надо делать. Так как на всякие ее фотоснимки у нас уже времени нет, а на видеокамеру она, мне кажется, нарочно не заснялась, все же прознала о ней, наверное, то давай сюда Олю привезем. Она захватит какую-нибудь свою картину, что и будет предлогом. А заодно в глаза мнимой Инны Николаевны поглядит. Представляешь, что будет? Фурор! Мы и ее разоблачим, и другим неповадно будет.

Ромка говорил очень тихо, но Богачев, совершенно неожиданно оказавшийся рядом с ними, его-таки услышал.

— И кого вы разоблачать собираетесь?

Юный сыщик подошел к нему вплотную и снова зашептал, оглядываясь на Анастасию Андреевну:

— Вашу помощницу. Она была здесь вчера в половине второго, а больше подозревать некого. Кроме тети Тани, конечно, — улыбнулся он, сделав жест в сторону подсобки.

— Перестань, — поморщился Павел Петрович. — Я теперь стал думать, что подмена произошла задолго до половины второго. Люди здесь всякие были, и в одиннадцать часов утра я Игоря отпускал на полчаса. Должно быть, сам и недоглядел. Но теперь мы приобретем настоящую технику слежения, и никакой вор нам не будет страшен. А вся эта история послужит мне уроком на будущее. И еще раз спасибо тебе. Но только Анастасия Андреевна этого не делала, — еще раз повторил он и даже улыбнулся. Видимо, не мог представить своего бывшего преподавателя в роли похитителя картин.

Ромка внимательно выслушал Павла Петровича, однако своего мнения не изменил и от намерения разоблачить Анастасию Андреевну не отказался.

И вновь им с Лешкой предстояла тряска от станции метро "Комсомольская" до "Библиотеки имени Ленина", затем пробежка по длиннющему подземному переходу. И вот он, Старый Арбат. Вскоре они оказались возле Олиного стенда.

— Привет! — еще издали крикнул Ромка девушке, а, подойдя ближе, озабоченно спросил: — Тебе еще долго тут торчать?

— До вечера, а что?

— Мы хотим раскрутить тебя сразу на два дела. Чтобы ты какую-нибудь свою картину Павлу Петровичу показала, ну, и заодно на тетку одну посмотрела, помощницу его. Нам кажется, это и есть твоя Инна Николаевна, только сильно замаскированная.

— А как же я это все оставлю? — Оля обвела руками свой стенд,

Ромка, не задумываясь, ткнул в сестру пальцем.

— А Лешка на что? Пусть она здесь постоит. Ты можешь не волноваться, опыт у нее есть, она еще в прошлом году до всяким фирмам шастала и косметику продавала. — И он быстро поведал художнице историю о том, как успешно исполняла его сестра роль "челнока".

Оля приняла его рассказ к сведению и, вздохнув, достала из сумки толстую тетрадь и протянула ее Лешке.

— Здесь, на всякий случай, цены на картины. Но, главное, никуда не отходи и следи, чтобы со стенда ничего не пропало.

— Торгуй хорошо, — напутствовал сестру Ромка.

— Постараюсь, — кивнула Лешка, но когда они ушли, заволновалась. Картины — не косметика, а особый товар. Значит, и продавать их надо по-особому. Но как? Просто стоять и молчать? А равнодушная толпа будет течь мимо, не обращая на нее никакого внимания? Вон сколько здесь картин, причем самых разных, и за ними нет никакой очереди, выбирай любую.

Чтобы привлечь внимание потенциальных покупателей, она выбрала один, на ее взгляд, самый лучший пейзаж, и взгромоздила его на верх стенда, удерживая снизу обеими руками. Но вскоре устала так стоять. Тогда она прижала пейзаж к себе, как Катька картину Софьи на фотографии в газете, и изобразила на лице такую же ослепительную улыбку. Постояв так некоторое время и не дождавшись никакого результата, Лешка вернула картину на место, мучительно соображая, что же ей предпринять еще.

И вдруг, откуда ни возьмись, к ней подошел пожилой дядечка в сером костюме. Он взглянул на нее, потом на картины живыми черными глазами и что-то сказал по-английски, да так быстро, что Лешка ничего не разобрала и лишь на всякий случай утвердительно кивнула.

— How much is this picture? — поинтересовался затем иностранец и указал пальцем на тот самый пейзаж, которым она только что манипулировала.

Лешка прекрасно поняла, что этот дядечка спрашивает у нее, сколько стоит эта картина. Если бы такой простой вопрос ей задали на уроке английского языка, то она, ни минуты не колеблясь, с легкостью бы на него ответила. Но сейчас она попросту онемела, язык у нее прямо-таки присох к небу. Лешка беспомощно посмотрела на иностранца, потом кивнула снова, затем заглянула в тетрадку, которую ей оставила Оля. Там было написано: "пейз. с сосн. — 800". Это означало, что пейзаж с сосной следовало продавать за 800 рублей.

Она перевела глаза на картину. Пейзаж ей очень нравился, а цена — нет.

— Две тысячи, — заявила она и показала сначала два пальца, а потом большой и указательный согнула в кольцо и потрясла ими перед дядечкой.

— Goog, good, — пробасил он и, протянув Лешке две зеленые бумажки, убрал с ее плеча волосок, а потом сам сиял со стенда картину, взял ее под мышку и пошел прочь.

Лешка перевела глаза на бумажки. Важный государственный муж, предтеча американских президентов Бенжамин Франклин внимательно и серьезно смотрел на нее с каждой из них большими выпуклыми глазами. Что ж получается, этот дядечка дал ей целых двести долларов вместо двух тысяч рублей? Лешка хотела кинуться за иностранцем вдогонку, но он шел быстро, а отойти от вверенных ей картин она не посмела.

За вторую картину, схожую с проданной, Лешка выручила сто долларов, и столько же — за третью, сама удивляясь тому, как бойко пошла торговля и незаметно пролетело время.