Муха и сбежавшая мумия (Муха и чемоданчик с бомбой)

Он скосил глаза и увидел, что рука цела. Из вены торчала игла, а от иглы куда-то тянулась трубка с прозрачной жидкостью.

«Опять?!» — ужаснулся Дед. Американцы пробовали на нем всяческую химию для развязывания языков. Ее называют «сывороткой правды». Конечно, правду от лжи не отличит никакая «сыворотка». Но когда она бродит у тебя в крови, ты любишь всех на свете. Кого видишь, того и любишь, и огорчаешься до слез, если эти приятные люди тебя о чем-то спрашивают, а ты не можешь ответить… Дед однажды восемнадцать часов продержался на допросе под «сывороткой». Болтать хотелось неудержимо, и, чтобы не выдать своих агентов, он пел песни и развлекал следователей переводами: «Джентльмены, в наших языках много похожих выражений. По-русски говорят: „Я знаю что-то как свои пять пальцев“, а по-английски — „как ладонь своей руки“. А есть выражения, похожие только по смыслу. Мы говорим: „Заруби себе на носу“, а вы — „Положи в свою трубку и выкури“… В конце концов Дед потерял сознание, и допрос прекратился сам собой. Тогда он был моложе… Кто же так грубо работает? Дед прослужил в разведке без малого полвека и успел насолить спецслужбам разных стран. Но все это было в прошлом. Кому понадобился старик с его замшелыми тайнами?

Дед повернул голову и увидел замазанное краской окно. Сквозь непрозрачную белую муть была ясно видна тень решетки!

— Оклемался? — Над ним нависла круглая свиная харя с носом-пятачком. Надо лбом пробивалась короткая щетинка. Рогов не было. Дед окончательно решил, что попал не в ад, хотя и не в рай, конечно… Так, а на каком языке говорит Свиная Харя? „Ос-1е-та! — 51а“. Непонятно. Полжизни тому назад Дед приучил себя думать на английском, а в последнее время мучительно переходил на русский. Языки перепутались. На днях он похвалил помидоры соседки, изумив ее до крайности: „Nice tomatoes у вас, Наталья Филипповна“.

Свиная Харя заботливо растер Дедову руку с воткнутой иглой. По коже забегали мурашки.

— С ночи под капельницей лежишь. Пальцы-то чувствуешь? Холодные совсем.

Не отвечая, Дед смотрел на грудь Свиной Хари. Из-под нечистой майки виднелись татуировки: древний воин в рогатом шлеме и, ближе к плечу, оскаленная морда тигра. Он понял, что попал к уголовникам.

— Где я? — с остатками надежды спросил Дед.

— В больничке.

— Нет, страна какая?

Свиная Харя захохотал, щеря желтые зубы:

— Ну, ты даешь, старый! С утра была Россия. Город Курск, следственный изолятор. СИЗО, по-нашему.

— Я под следствием? — спросил Дед.

— Не помнишь, что ли? Во стебок! Ты ж поезд взорвал!

Дед представил поезд, летящий под откос на полном ходу, смятые в гармошку вагоны, стиснутые железом окровавленные тела… Муха! Он ведь ехал с внучкой! Как она, жива ли?! Дед ничего не помнил. Заснул на вагонной полке, очнулся здесь. Но все же картина немного прояснилась. Судя по всему, его подобрали после крушения и почему-то решили, что поезд взорвал он… Ничего, вот придет следователь, и можно будет шепнуть ему телефон разведуправления в Москве. Или сочинской ФСБ, там Деда тоже знают. А охрану звать бесполезно. Будь он хоть трижды невиновен, охрана его не выпустит. Не имеет права.

— А ты бойкий старичок, — заметил Свиная Харя. — Глянешь — одуванчик, а человек сто замочил. На кого работал?

Дед не ответил. Что тут сказать? „Я полковник разведки и никакого поезда не взрывал“? Долго ли он после этого проживет? Уголовники ненавидят людей с погонами, не особенно разбираясь, где они служат — в прокуратуре, в милиции, в ФСБ или в военной разведке…

— Правильно, что не колешься, — одобрил Свиная Харя. — Заказчика выдавать нельзя, себе дороже обойдется. Это я так спросил, для проверки на вшивость. Не бэ, старый, и на зоне люди живут. Отстегнешь мне половину „капусты“, и я тебя в обиду не дам.

— Какой „капусты“? — не сообразил Дед.

— Зелененькой, которой тебе за поезд заплатили. Баксами, по-нашему. На шиша тебе деньги? Небось хотел бросить свою бабку и жениться на молоденькой?! — Свиная Харя молол эту чепуху, распаляясь и все больше веря в свои выдумки. — Или скажешь, что просто так поезд рванул, для спортивного интереса? Нет, старый, тебе заплатили „зеленью“, настоящей! И ты поделишься! По нашим понятиям, кто не делится, тот отдает все!

„Идиот“, — с тоской подумал Дед и отвернулся от брызжущего слюной уголовника. Еще вчера он мог бы отключить его тычком пальца, но сейчас был слабый, как младенец.

— Гнилой базар у нас выходит, старый! — разозлился Свиная Харя. — Я к тебе по-хорошему, а ты нос воротишь. Учти, от моего предложения нельзя отказаться, на него можно только согласиться!

Фраза была из какого-то гангстерского кино. В последний раз Дед слышал ее с год назад от нью-йоркского карточного шулера по кличке Скунс. Он подумал, что шпана во всем мире одинаковая.

— Кто меня обидит, тот дня не проживет, — жестко ответил Дед. — Ты что же думаешь, меня прикрыть некому?

Свиная Харя помолчал и заметил миролюбивым тоном:

— Да, раз ты на такое дело пошел, то крыша у тебя сильная. Кого из авторитетов знаешь?

— Усаму, — Дед назвал известного всему миру террориста.

— Не слыха-ал, — озадаченно протянул Свиная Харя. — Мы тут под Синяком ходим.

— Тогда Седого, — сказал Дед, не особенно рискуя. Три дня назад он сам отправил этого Седого за решетку в городе Сочи, за сотни километров отсюда.

— Седого знаешь?! Да ну! — обрадовался Свиная Харя. — Он же „крёстный“ нашему Синяку! Сегодня, слышь, прислал маляву: сгорел он. Взял музей и сгорел…

Дед онемел. В Америке и он передавал весточки с „почтой“ заключенных. Она есть во всех странах. Секретные записки — „малявы“ и „язушки“ — выносят из тюрьмы чаще всего за щекой, чтобы при обыске проглотить. „Почтальон“ сам не всегда знает, куда его повезет вагон с решетками. Если не туда повезет, записка передается другому „почтальону“ и так ходит по рукам, разыскивая адресата. В этот раз Седому подфартило: малява дошла необычайно быстро. И уж конечно, расписывая свои „подвиги“, грабитель не забыл полковника Алентьева, который все дело ему обломал.

Теперь каждая минута наедине со Свиной Харей могла оказаться последней в жизни Деда. Если уголовник сообразит, что болтает с врагом Седого… Дед опять подумал о Маше. Может быть, его девочка лежит где-то в больнице, несчастная, переломанная. Он должен быть с ней! Почему не идет следователь?!

А Свиная Харя, не замечая, что Дед странно притих, с упоением пересказывал маляву Седого:

— Угнали они санитарную машину и ночью подваливают к музею: „Скорую“ вызывали? Нет? Ну, ясен пень — ложный вызов, типа, кто-то пошутил. Пустите нас позвонить». А сами в белых халатах, Седой очки нацепил — ну, ты его знаешь, чисто профессор. Охранничек-лох и открыл дверь!

Несмотря на опасность, Деду хотелось рассмеяться. Лохом в этой истории был как раз Седой. Может быть, для уголовника он работал неплохо, но переиграть опытного разведчика не смог бы никогда. Боясь далеко уходить от своего тайника с награбленными сокровищами, Седой болтался у Деда под ногами. Куда ни глянь — осталась ниточка, зацепка, и все ведут к преступнику…

Не особенно прислушиваясь к болтовне Свиной Хари, Дед уловил паузу и спросил:

— А дальше что?

— Что, что… Конь в пальто, — поник уголовник.

Ему было жаль, что у Седого сорвалось такое фартовое дело. — Заложил их какой-то старикан. Главное, не мент, а так, народный мститель. Седой его в натуре обрисовал: высокий, худой…

Свиная Харя говорил все медленнее, приглядываясь к Деду, и его злые глазки наливались кровью.