Дело о фальшивой картине

Кряхтя, Ромка встал с пола и отправился к компьютеру проверять работу упрятанной в электропроводку веб-камеры. На экране монитора, то уменьшаясь, то увеличиваясь, извивалась желтая змейка. Кроме охранника Игоря, на него никто не смотрел. Игорю, наверное, тоже хотелось повозиться с компьютером, но он, бедный, не мог оставить свой ответственный пост.

Ромка проверил, как смотрится угол, в котором вот-вот должна появиться копия новой картины Софьи Полянской, а потом заменил экранную заставку: вместо желтой змейки нарисовал красный круг с линиями и квадратами и желтыми кругами вокруг него, и даже цвета подобрал точно такие же, как на своей картине..

Лешка присела рядом и восхитилась.

— Хитрый какой! Пристроил все-таки в галерею свой шедевр.

— Не мытьем, так катаньем, — угрюмо отозвался ее брат. — Против этой-то картины, надеюсь, здесь никто возражать не станет? А теперь пошли, что ли, отсюда. Не хочу больше здесь оставаться!

Взяв с подоконника свое невостребованное произведение и буркнув "до свидания", Ромка поплелся к выходу.

— Если бы не Арина и ее больная художница, не стал бы больше ничего для них делать! Не оценить, такую красоту!

С горя он споткнулся на ровном месте, и нога у него заболела еще больше.

— Как же не везет! Ну как не везет! Прохромав вперед еще немножко, Ромка внезапно остановился.

— А раз так, то я больше не хочу быть художником.

— Теперь ты можешь стать музыкантом, — не удержалась Лешка.

— Почему именно музыкантом? — вытаращился на нее брат.

— Ну, как Незнайка. Помнишь, как он был поэтом и сочинял: "У Авоськи под подушкой лежит сладкая ватрушка", а затем стал художником и доктора Пилюлькина изобразил с градусником вместо носа. А потом на трубе играл. Ну, а ты хотел стать писателем, теперь вот побыл художником, а музыкантом еще не был.

Ромка чуть не заплакал.

— Издеваешься, да? Вместо того, чтобы поддержать меня в трудную минуту? Ты… Ты… Я думал, ты мне друг. — Махнув рукой, он захромал к метро.

Лешка забежала вперед.

— Ты что, обиделся? Я лее пошутила. Вот честное-пречестное слово, у меня это нечаянно вырвалось, а картина твоя мне очень даже нравится. И вообще она… Она замечательная!

— Правда? — недоверчиво спросил Ромка.

— Ну, я же сказала. Мне даже жалко было с ней расставаться, я ведь думала, что Павел Петрович из-за Катьки и из-за того, что мы ему помогаем искать преступницу, ее у тебя все же возьмет и пристроит где-нибудь у себя в уголке.

Они спустились в метро, зашли в вагон. Им надо было проехать всего одну остановку, но Ромка решил сесть и поискал глазами свободное место. Его не было.

— Все мечты рухнули, — продолжал страдать он. — Не представляешь, как я рассчитывал на эту картину! Думал, прославлюсь, и куплю себе кое-что… Ну, да что теперь об этом!

Одной рукой Ромка придерживал свой шедевр, другой вцепился в металлический поручень и вдруг спохватился:

— А не попортила ли ее, часом, эта старая клюшка? Она же, небось, не знает, как надо скатывать картины.

Он отогнул край бумаги.

— Гляди-ка, сообразила! Ясное дело, в галерее работает, не где-нибудь. Разлила, понимаешь, воду, чтобы люди падали.

— Тихо ты, — толкнула его в бок Лешка и легким кивком указала на стоявшую неподалеку старую женщину, устало притулившуюся к двери. Уборщица, к счастью, его не слышала и их не заметила.

— Садитесь, мне скоро выходить, — уступил тете Тане свое место молодой парень.

Она кивнула ему так царственно, будто бы и не ожидала иного, и, поправив косынку на лбу, легко опустилась на сиденье. А парень задел локтем девушку, читавшую детектив в яркой обложке. Книжка шмякнулась на пол, и плохо склеенные листки веером посыпались под ноги уборщицы. Но она не стала наклоняться, а продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, и парень с девушкой, весело переговариваясь и мешая выходить другим людям, бросились собирать упавшие листки.

Поезд подошел к станции "Проспект Мира", и Ромка с Лешкой пошли на пересадку. Пробежав по короткому переходу, они влетели в почти пустой вагон. Несмотря на то, что до их "Рижской" тоже была одна остановка, Ромка опустился на свободное сиденье рядом с дверью и, достав из сумки тетрадку по алгебре, с тоской уставился на домашнее задание.

— Я, наверное, контрольную завтра не решу. Лучше на нее не ходить, чем двойку заиметь. И почему мне так не везет? Как не повезет, так во всем, — снова затянул он свою песню.

Лешка хотела было сказать, что много раз напоминала ему о несделанных уроках, но прикусила язык. Ромка все равно найдет что возразить и только снова на нее обидится.

Когда они вошли во двор, Ромка забеспокоился снова,

— Не возились бы с твоим противным Диком, поехали бы в галерею пораньше и давно бы уже вернулись. А теперь из-за тебя предки опять прилипнут: где были да что делали.

И вдруг он увидел Славку с Джимом и, все так же хромая, заторопился навстречу другу..

— Мой папа тебе, случайно, не звонил?

— Нет. А что, должен был? — удивился Славка.

— Ну мало ли. А раз нет, то теперь мы ему скажем, что у тебя были.

— А если он у бабушки спросит?

— Ну, тогда пусть думает, что мы в беседке алгеброй занимались, — мигом передумал Ромка. — И ты, пожалуйста, реши мне кое-что по-быстрому. А ты, Лешка, отнеси это домой и скажи маме, что Славка мне алгебру объясняет.

Он протянул сестре свой свернутый в трубку холст так, чтобы Славка не обратил на него внимания и не стал расспрашивать, зачем они брали с собой в галерею картину, и потянул друга к беседке. Там круглый отличник Славка терпеливо и толково разобрал вместе с ним все его домашнее задание, после чего Ромка облегченно вздохнул: и чего он переживал о какой-то контрольной! Теперь он с ней одной левой справится.

Домой он пришел с открытой тетрадкой и предъявил ее Олегу Викторовичу, встретившему его на пороге.

— Вот, можешь посмотреть, чем я занимаюсь целыми днями,

Отец внимательно просмотрел решенные задачки и, удивленно пожав плечами, молча вернул ему тетрадку.

После ужина Ромка расспросил по телефону Матвея Юрьевича, как продвигаются дела у художницы Оли, и обрадовался, услышав:

— Олечка молодец, техника письма у нее замечательная, мазки кладет легко, сумела передать свет и глубину картины и с работой справилась в рекордно короткий срок. Завтра с утра Арина отвезет копию в галерею.

— А она не забудет сфотографировать кромки с изнанкой? — забеспокоился Ромка.

— Не волнуйся, конечно, нет, — заверил его Матвей Юрьевич.

Но мальчишка, положив трубку, не успокоился.

— Я тоже должен ее увидеть, — прошептал он Лешке и заорал, чтобы услышали родители:

— Лешк, не видишь, что ли, твой Дик давно гулять просится.

Лешка мигом собралась.

— Надеюсь, не надолго? — спросила Валерия Михайловна.

— Что, детям уже и свежим воздухом после трудов праведных подышать нельзя? — возмутился Ромка, а когда они вышли из подъезда, распорядился:

— Ты тут гуляй себе, а я к Матвею Юрьевичу и обратно.

Лешка не возражала, так как прекрасно знала, что с Диком к Матвею Юрьевичу все равно не зайти: Банг не потерпит такого гостя в своем доме.

На Ромкин взгляд, Олина картина вообще ничем не отличалась от оригинала. Он не только сфотографировал ее со всех сторон много раз, но еще и ручкой на изнанке посадил малюсенькое-премалюсенькое пятнышко. Если не знать, где смотреть, его сроду не обнаружить.

— Теперь остается ждать, когда на копию польстится похититель, вернее, похитительница, — вернувшись во двор, сказал он Лешке.

Наутро по дороге в школу Ромка вновь замучил сестру вопросами.

— Как ты думаешь, Арина ее прямо с утра отвезет, не забудет? Лешк, а когда ее заменят? А вдруг уже завтра?

Лешка рассуждала более логично и рассудительно.

— Сам подумай, где она так сразу возьмет копию? Ее ж еще и написать надо.

— Я и сам знаю, — вздохнул Ромка. — Только уж очень хочется, чтобы все это побыстрее произошло. А ведь мы даже не узнаем, увидит она ее или нет. Каждого посетителя ведь не проверишь.