Сыщик с плохим характером

Я судорожно сглотнул:

— Мне надо срочно поговорить с Юркой!

— Поговоришь. Но вначале мы заберем звезду и вернем ее Светлане Алябьевой. Адрес Стаса знаешь?

— Не знаю.

— У брата наверняка записан. Ночью, когда он будет спать, загляни к нему в записную книжку.

— Нет! — сказал я. — Не стану!

Степа нахмурился.

— Это же родной брат! — воскликнул я. — Как ты не понимаешь! Ты хочешь, чтоб я его предал?

Ворон усмехнулся.

— Кстати, о предательстве. Неужели ты думаешь, твой братец не догадывается, кто угостил тебя по голове железной трубой?

— Какой… трубой?

— Рядом с подъездом я нашел в кустах обрезок трубы. На ней — два твоих волоска.

Я молчал, подавленный.

— Значит, так, Дима! — жестко проговорил сыщик. — Сегодня ночью ты узнаешь адрес Стаса. Мы с тобой забираем у этого негодяя звезду, после чего ты обо всем сообщаешь брату. Я уверен, Юра захочет явиться с повинной.

— Как это?

— Явка с повинной — это когда преступник сам приходит в милицию и сознается в преступлении. Милиция обожает такие вещи.

Слово «преступник» по отношению к Юрке больно резануло ухо. Я тяжело вздохнул:

— Ладно, Степа. Я согласен.

Дальше я жил, как в тумане.

Когда на следующий день я вышел из метро «Новые Черемушки» и отыскал по бумажке дом Стаса, Степа уже поджидал меня на козырьке нужного подъезда.

Я знал, что Стаса сейчас нет дома: они договорились с Юркой прошвырнуться в Сокольники на хоккейный матч.

Дверь открыл отец Стаса. Я сказал, что пришел «по поручению брата: нужно срочно взять одну Юркину книгу. Отец помнил меня по тем временам, когда они жили в нашем дворе, и разрешил поискать.

Оставшись на минутку в комнате один, я распахнул форточку, а потом, прихватив с полки «Боевые корабли мира», распрощался.

Началось самое нудное. Мы со Степой ждали, когда мать и отец Стаса отвалят из квартиры. Было воскресенье, и они никуда не спешили.

Ворон сидел на своем козырьке и деловито долбал клювом какой-то сухарик. Вокруг него завистливо прыгали три воробья. Степа не отгонял их, но те не рисковали приблизиться к сыщику вплотную.

Я расположился на детской площадке, осторожно выглядывая из-за деревянного медведя с отбитой лапой.

Наконец родители Стаса показались из подъезда. Они уселись в голубой «фольксваген» и укатили.

Выйдя из-за медведя, я подал Степе условный сигнал: снял с головы кепку, почесал макушку и снова надел.

Ворон полетел завершать операцию.

Он присел на форточку, для порядка огляделся по сторонам и прыгнул вовнутрь.

Отвязанные воробьи принялись азартно терзать остатки сухарика.

Звезду Степа искал полтора часа.

— Вот хитрая сволочь! — жаловался потом сыщик. — Знаешь, где она была? В старой кроссовке! Он завернул ее в тряпочку, впендюрил в кроссовку и спрятал на антресолях. Да еще, негодяй, завалил сверху всяким барахлом! Я измучился, пока откопал ее. Два пера, к черту, сломал.

…Ядвига страстно понюхала воздух, фыркнула и отошла подальше: овчарке не понравился едкий запах клея.

Она засмеялась.

Я вздохнул.

Сима посмотрела куда-то в сторону и проговорила напряженным голосом:

— Звони, Дима! Обрадуй свою девочку. Поеду пока чай поставлю.

Она уехала на своей коляске.

Я стал набирать номер. Но не Светкин, а свой собственный. Нужно было открыться брату.

— Правильно, — одобрил Степа. — Сначала самое трудное. Легкое и приятное — на закуску!

Мать сказала, что Юрки нет. Голос у нее при этом был убитый.

— Ты где, Дима? Немедленно домой!

— Я с друзьями.

— Знаю я ваших друзей! Марш домой!

— Да в чем дело-то? — спросил я.

Сима намазывала клеем макушку бриллиантика. Время от времени на бриллиантик падало солнце — и тогда он вспыхивал пучком цветных лучей. Намазав как следует камешек, девочка зачем-то подышала на него и поместила в ямку на звезде.

— Как будто так и было! — удовлетворенно заметила она, любуясь своей работой.

Я сказал:

— Красивый все-таки орден.

Степа возразил:

— Это не орден, а знак отличия. Звезда автоматически выдавалась тем, кто становился маршалом. Ее на шее носят.

Ворон сидел на столе и склевывал уже вторую котлету.

Сима приставила звезду к моей шее.

— А тебе идет, Дима!

Она огорченно помолчала.

— У Юры большие неприятности, Дима. Они с отцом отправились в милицию. И этого Стаса потащили. Тут одна ужасная вещь выяснилась. Ужасная! Потом узнаешь. Короче, быстро домой!

— Ладно, — сказал я. — Уже иду!

Степа, тюкнув на блюдце последний кусочек котлеты, поинтересовался:

— Что-то случилось?

Я кивнул:

— Явка с повинной.

Ворон подозрительно взглянул на меня.

— Скажи честно, старик: ты вчера предупредил брата?

Я обиделся:

— За кого ты меня принимаешь? Мы же с тобой договорились: пока не заберем звезду, я молчу!

Степа проворчал:

— Что с того, что договорились.

Я вскинулся:

— Ты зря, Степа! Насчет милиции Юрка сам придумал. Без меня. Ты его не знаешь. Он вообще-то отличный парень. Жаль, конечно, что теперь Венгрия накроется. Только человек попал в сборную — и…

Ворон пригнулся и заглянул под край блюдца: не закатилась ли туда нечаянно котлетная крошка.

— А может, и не накроется!

— Ты считаешь?

— Скорее всего, твоему брату, как новичку, дадут год-два условно.

— Условно?

— Ну да. Дескать, даем подсудимому возможность исправиться. Но не в тюрьме, а на свободе. Что-то вроде последнего предупреждения.

— Класс!

Я готов был его расцеловать.

Сима задерживалась со своим чаем. Я опять схватил телефон и, приготовив ликующую улыбку, набрал Алябьеву.

Светкин отец ответил, что ее нет дома.

— Передайте, пожалуйста, Свете, что я нашел ей то, что искал! Она знает. Эта вещь уже у меня. В целости и сохранности. Кстати, как чувствует себя дедушка? Еще не выписали? Завтра? Отлично! Значит, пусть Света не волнуется: все в порядке. Она когда вернется? Поздно?.. В театр? В какой… театр?

Сердце у меня сжалось в комочек и упало вниз, к пупку.

— Извините… — пробормотал я и повесил трубку.

Степа громко хмыкнул за моей спиной. Я обернулся.

— Не думай! Это просто так. У Сережки, наверное, случайно оказался лишний билет — вот она и…

— Ясное дело, просто так.

Он стал тщательно чистить о подоконник свой чудовищный клюв.

Я готов был его убить. Характер у ворона был, конечно, мерзопакостный.