В поисках бриллиантовой диадемы

Вадик приблизил свои ладони к носу, от них и в самом деле сильно пахло бензином и машинным маслом. Он забежал в ванную, быстро вымыл руки, выскочил в коридор и стал с трудом напяливать кроссовки, ругая себя за то, что никогда не развязывает шнурки, а просто стягивает обувь с ног. Впопыхах он случайно завернул язычки кроссовок внутрь, и его ноги застряли где-то посередине, смяв задники и еще туже затянув узелки шнурков.

Куда ты собираешься?! — донесся из кухни голос мамы. — Курица остынет! Сейчас же иди ужинать!

«Вот так всегда! Стоит только появиться важному, неотложному делу, как ноги мгновенноЪы-растают и отказываются влезать в старые, разношенные кроссовки, задники подминаются, узелки затягиваются! Курица остынет! — снисходительно усмехнулся Вадик, торопливо и раздраженно развязывая узелки на шнурках. — Какие могут быть куры в такой момент?!»

Я сейчас приду! — крикнул Вадик маме, справившись наконец с кроссовками.

Он побежал через двор к дому Дины, на бегу думая о том, что его последняя фраза была похожа на записку сказочного персонажа, которого звали Тигра. Тот, если куда-нибудь уходил, то всегда оставлял записку: «Щас приду». Через сколько минут, часов или дней наступит это «щас», не знал никто, даже сам легкомысленный Тигра.

Вадик тоже не знал, когда вернется домой. Увидев заплаканное лицо Дины, открытый сейф и картину, стоящую на полу в гостиной Кирсановых, понял, что стряслось что-то серьезное.

У него отлегло от сердца, когда Дина вынула из голубой коробки и показала ему диадему.

Ну? А из-за чего столько слез? — спросил Вадик, вертя диадему в руках. — Вот же она. Целая и невредимая. Смотри как блестит. Как новая.

Вот именно, что как новая! А нашей диадеме почти сто лет, понимаешь?!

Вообще-то я не очень силен в ювелирных делах, но где-то читал, что драгоценности из гробниц египетских фараонов сегодня блестят так же, как и пять тысяч лет назад.

Не все то золото, что блестит, слышал такую поговорку?! И вообще, при чем тут фараоны?! Ну при чем?! — Дина отняла у него диадему и потрясла ею перед самым носом Вадика: — Я тебе говорю про нашу диадему! Это не она, ее подменили, понимаешь?!

Солнце отразилось в белом металле диадемы, по потолку запрыгали зайчики, неожиданно осветилось темное, пустое нутро сейфа. Скосив глаза к диадеме, которую Дина продолжала держать у его носа, Вадик спросил:

Почему ты решила, что ее подменили?

Помнишь, я рассказывала, что диадему в двадцатых годах подарили моей прабабушке? На нашей в этом месте была дарственная надпись, — Дина указала пальцем на внутреннюю поверхность обруча диадемы, — а тут ее нет! Сначала я не заметила, а теперь вижу, что ее подменили!

Зачем, ведь они одинаковые?

Не знаю! — воскликнула Дина. — Наша была очень дорогая, из платины и с бриллиантами, не зря же отец хранил ее в сейфе. Может, они только с виду одинаковые, а на самом деле это дешевая подделка. А подменили ее сегодня, потому что утром, когда я взяла ее из сейфа, на ней была выгравированная надпись, а теперь ее нет.

Ты что, без спроса взяла ее из сейфа?.— догадался Вадик.

А ты думал, что мои предки разрешат мне вынести из дома такую драгоценную вещь?

Это я во всем виноват, — тихо произнес Ситников. — У тебя диадему украли, а мне за это мопед купили. Теперь я на нем ездить не смогу, ведь получается, что он куплен на деньги вора.

Что же нам делать, Вадик? — Дина снова собиралась заплакать. Она уже выпятила нижнюю губу, глаза увлажнились.

Только не надо реветь. Давай все спокойно обдумаем. Кто мог подменить диадему? Ты доставала ее только в фотостудии, значит, по дороге ее не могли подменить. Кроме меня, тебя и Александра Венедиктовича в студию никто не заходил. Ты и я не в счет, значит, остается Александр Венедиктович. Но я помню, что диадема всегда была или в твоих руках, или у тебя на голове, значит, он даже не дотрагивался до нее и тоже не мог подменить. Кто же тогда? — задумался Вадик.

Несколько секунд они молча, нахмурив брови, соображали.

Я вспомнила! — воскликнула Дина. — Он держал ее в руках! Держал всего несколько секунд, но все-таки держал! Помнишь, когда ты фотографировал, он подошел ко мне, чтобы поправить диадему у меня на голове?

Да-да-да, — быстро произнес Вадик, вспомнив этот момент съемок. — Диадема упала, и он ее поднял.

Он специально уронил ее, а потом поднял! Только уронил он мою, настоящую, а поднял другую, вот эту, фальшивую! — Она бросила диадему на стол. — Твой знакомый рекламный агент просто обокрал нас, теперь ты это понимаешь?!

—Он не мой знакомый, — угрюмо глядя на фальшивую диадему, произнес Вадик. — Сегодня я видел его второй раз в жизни.

Ты хотя бы фамилию его запомнил?

Он ее не называл. Только имя и отчество. Но это не проблема, я знаю, что он работает в рекламном отделе рижского журнала «Скаут». Можно позвонить в редакцию и узнать там...

Ты рассуждаешь как Буратино. Он меня обокрал, а тебя надул! Неужели ты думаешь, что он назвал тебе свое настоящее место работы? Я уверена, что и имя у него другое, и отчество, и фотостудия не его.

Фотостудия! — внезапно воскликнул Вадик, словно ему в голову пришла гениальная идея. — Он говорил, что фотостудия принадлежит его знакомому, но даже если он соврал, то все равно должен же кто-нибудь знать, чья это квартира! Если мы узнаем, кто в ней живет, то через этого человека сможем выйти на Александра Венедиктовича, ведь у него был ключ от квартиры, а просто так незнакомым людям ключи от квартир не дают. Правильно?

Вообще-то да.

Я сейчас же поеду в фотостудию на Смоленской и найду Александра Венедиктовича. Если он по-хорошему не вернет диадему, то мы обратимся в милицию.

:— Мы не можем обращаться в милицию, — потупила глаза Дина.

Почему?

Потому что я без спроса взяла диадему, вот почему! Что скажут мои предки, если узнают об этом? Неу уж! Сами заварили эту кашу, давай сами и расхлебывать!

Значит, так, — решительно сказал Вадик и посмотрел на часы. — Сейчас половина шестого. Я еду в фотостудию, пока не простыл след Александра Венедиктовича, а ты...

И после всего, что он сделал, ты уважительно называешь его по имени-отчеству, которое он, может быть, выдумал специально для тебя? — перебила Вадика Дина и посмотрела на него с такой жалостью, будто он был божьей коровкой с оторванным крылышком. — Какой же ты наивный. Ну, точно, как Буратино.

Но ведь как-то же я должен его называть! — возмутился Вадик. — Если хочешь, давай назовем его «Борода».

Я поеду с тобой.

Нет. Давай сделаем так: я поеду в фотостудию, а ты пойдешь в ближайшую мастерскую и сделаешь на подделке дарственную надпись, такую же, какая была на настоящей диадеме. Ты помнишь, что там было написано?

Помню. А для чего это?

Я обещаю, что верну тебе диадему. Но я не знаю, сколько времени на это уйдет. Ты сама сказала, что на глаз невозможно отличить фальшивку от настоящей диадемы, значит, твои предки тоже не догадаются, что в сейфе лежит подделка, если на ней будет выгравирована дарственная надпись. Осталось только выгравировать эту надпись и положить диадему в сейф. Тогда у нас появится какое-то время, а в это время я обязательно разыщу Александра Венедиктовича, то есть Бороду, и верну тебе диадему.

Сказав это, Вадик сделал суровое лицо, крепко сжав челюсти и нахмурив брови. Человеку с таким лицом невозможно было не поверить. И Дина поверила. Его уверенность передалась девочке, и она подумала, что еще не все потеряно.

А ты ведь прав, — сказала она. — Если отец захочет проверить сейф, то увидит там диадему и успокоится. А потом, когда мы найдем настоящую, то положим ее в сейф вместо подделки. Но сначала надо поехать в фотостудию и разыскать этого Бороду, — Дина гневно блеснула глазами. — Сегодня у предков вечернее представление, раньше двенадцати они с работы не вернутся. Сейчас мы вместе поедем на Смоленскую и будем действовать по обстоятельствам, а потом пойдем к граверу.