Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль

Клоди слушала песню, а сама смотрела в незанавешенное окно: там, обрамленная острыми зубцами гор, лежала укутанная снегами долина и в черноте неба блестели и перемигивались крупные, как цветы, звезды и где-то поблизости отзванивал часы церковный колокол.

Девочка вдруг почувствовала, как далека эта долина от остального мира, как далеко ушла вся прошлая ее жизнь, и ей внезапно показались особенно уютными и этот тепло освещенный зал, и уже хорошо знакомые лица ребят, а главное — главное, лицо Анриетт, такое внимательное и мягкое... «Надо будет написать Рири, что мне здесь хорошо»,—подумала она.

Песня кончилась. Клоди и Финэ громко зааплодировали.

— Вам понравилось? — спросила Анриетт, а Патош сказал:

— Поиграем с новенькой в какую-нибудь игру. Согласны?

— Давайте в «Капитану наплевать»! — выкрикнула Брижит и подмигнула соседям.— Пусть водит новенькая!

— Да, да, сыграем в «Капитану наплевать»! — подхватили ребята, лукаво поглядывая на Клоди, — Чур, водит парижанка!

— Гм... Будь по-вашему,— согласился Патош.— Расскажите же ей правила игры.

— Садись посередке.— Один из старших мальчиков, вихрастый и улыбчивый Дидье, выдвинул стул на середину зала и указал на него Клоди.— Ребята, у кого есть куртка поплотнее?

Тотчас же появилась чья-то стеганая спортивная куртка, которой накрыли Клоди с головой. Теперь она сидела в полной темноте, ей было и душно и любопытно, что будет дальше.

— На все, что тебе будут говорить, ты должна отвечать: «А капитану наплевать»,— продолжал Дидье, еще плотнее укрывая девочку.— Идет?

— Идет,—таким глухим голосом,, что всем стало смешно, отвечала из-под куртки Клоди.

— Итак, начинаем,— объявил Дидье. Он взял в руки один из рукавов куртки и, пользуясь им, как рупором, заговорил: — Капитан, на море — волнение. На горизонте собрались темные тучи.

— А капитану наплевать,— загробным голосом объявила Клоди.

Послышался смех.

— Капитан, волнение все сильнее, тучи обложили все небо,— продолжал Дидье.

— А капитану наплевать,— отвечал все тот же загробный голос из-под куртки.

— Капитан, сверкают молнии, приближается гроза, волны уже перекатываются через палубу.

— А капитану наплевать,— отозвалась куртка. Очевидно, Клоди было очень жарко: куртка ходила ходуном.

Все же девочка заподозрила что-то неладное. Ей начало казаться, что в словах Дидье упоминается слишком много воды. На всякий случай она крепко зажала изнутри рукав-рупор.

— Капитан, разразилась страшная гроза! Огромные валы вот-вот потопят корабль. Ливень обрушился на палубу,— донеслось до нее.

— А капитану нап...— только успела произнести Клоди, как вдруг струя холодной воды из второго рукава полилась ей за ворот, и она, отряхиваясь, как мокрый пес, выскочила из-под куртки.

Крутом все хохотали, от смеха ребята падали друг на друга, хлопали друг друга по плечам, вопили. Хохотали и Патош с Анриетт, а особенно неистовствовал и даже повизгивал от смеха Финэ.

Клоди секунду ошеломленно смотрела на это веселье, машинально отирая мокрое лицо. Вдруг улыбка раздвинула ее губы, все шире, шире, и девочка, не выдержав, сама покатилась со смеху.

— Ой, какая же я мокрая! Ой, вот так «капитану наплевать»! — выговаривала она сквозь взрывы смеха.— Это вы всем такую встречу устраиваете?

— Не обиделась! Не обиделась! Парижанка смеется! — восторженно заорал какой-то веснушчатый парень — Молодчина, парижанка!

— Предлагало отныне переименовать ее в «капитана»! — громко на весь зал объявила Брижит.— Как, ребята, принимаем?

— Принято! Принято! — закричали ребята.— Браво капитану! Молодчина, парижанка, не обиделась! Смотрите, как хохочет!

Анриетт переглянулась с Патошем.

— Кажется, нам не о чем теперь беспокоиться, шепнула она.— Прежнее прозвище отменено.

Патош кивнул, собрался что-то ответить, но увидел перед собой коренастую низенькую фигуру Финэ, который взирал на него в великом смущении, изо всех сил теребил свою пустую трубочку и силился что-то выговорить.

— Вы что-то хотите мне сказать, соседушка? — обратился он к крестьянину.

Маленькие глазки Финэ сощурились, забегали на обветренном лице.

— М-м... Вы так любезны, мсье Жюльен. И эта ваша девочка-парижаночка так сердечно со мной говорила, пригласила... М-м... Даже соседом меня величаете. Вот я хотел сказать... между нами были недоразумения... Все это знают — и ваши и наши деревенские. Я хочу сказать: больше их не будет. Недоразумений то есть... Даю вам слово. И парижанке это скажите: Финэ, мол, дал слово.

Патош и Анриетт торжественно обменялись с ним рукопожатием.

Когда он наконец ушел, раскурив у порога свою трубку, Патош сказал потихоньку Матери:

— Пять с плюсом нашей рыжей Клоди. Она дала нам сегодня наглядный урок педагогики.

32. СТРАШНОЕ ЛИЦО

В багажнике на крышах машин везли лыжи — простые беговые, слаломные, тяжелые горные, с подрезами, с хитрыми креплениями, с целым набором ремней. Машины пролетали через деревню, направляясь в Ла Морт, где была подвесная дорога, или к Лотаре, к большим подъемникам. Зимний сезон был в разгаре, и в республике уже толковали о марсельских школьниках, которые должны, как каждый год, приехать на рождественские каникулы учиться горнолыжному спорту у лучших лыжников республики. Рано утром, перед уроками, ребята готовили каток на месте бассейна, в самом укромном углу долины, где сосны спускались с гор, обрамляя цементные берега застывшего водоема. Клоди зачеркнула уже много дней в своем календарике, дней, остающихся до каникул, и все-таки ждать оставалось еще так долго! От Рири она получала коротенькие, торопливые записочки — он тоже завел календарь, он начал здорово учиться, а то пропущено много времени, он собирал деньги для Вьетнама, он проводил в гастрольную поездку Жаклин и Сими, он часто бывает у Андре Клемана, он все-все помнит, он ждет встречи... А Клоди? Помнит ли она его? Ждет ли?

Клоди хранила эти записочки в потертом бумажнике, оставшемся после отца, часто их перечитывала, но грусть не проходила, как будто даже становилась сильнее. Девочка вспоминала Сими, которая говорила в такие минуты: «У меня душа голодает», и ей казалось, что это лучше всего определяет ее состояние. «Голодная душа» — вот что она такое!

Между тем она уже совершенно вошла в жизнь республики, как будто век жила здесь, в этих горах, в серой .каменной деревушке с далеко видной церковью, с овином у дома матушки Венсан (ей помогали управляться с хозяйством ребята из республики), с мулом мсье Финэ, который часто стоял на дороге у изгороди и обнюхивал прохожих, как собака, с каменным корытом колодца, где всегда под звонко льющейся струей лежит горкой чье-нибудь белье и проходящие мимо коровы непременно останавливаются и окунают розовые мягкие губы в ледяную горную воду. Привыкла она и к тому, что ее окончательно признали все мальчики и девочки республики, зовут «капитаном», выбрали в совет старейшин, решающий все республиканские дела, что Шанталь серьезно считает ее своей мамой и поминутно требует внимания, а Патош и Анриетт призывают вместе с самыми старшими ребятами к себе «наверх» когда надо посоветоваться о чем-то важном.

Внешне Клоди тоже сильно переменилась. Исчезла парижская бледность, порозовела кожа, распрямились плечи, как будто даже удлинились ноги и руки, на диковинный цветок стала похожа золотистая голова на стройной шее, а главное — главное, эта уверенная осанка, это спокойное и отважное лицо. Нет, никто не посмел бы сказать теперь, что она точь-в-точь бездомный котенок!

Снег, снег, снег... Из автобуса высыпают ребята. Субботний вечер, и они только что ездили развлекать людей в Доме для престарелых в Ла Мюре. Недавно приезжал мэр городка, старый коммунист и друг Жюльенов. Попросил:

— Придумайте что-нибудь, чтобы поднять дух у старых людей в доме. Они этого достойны — славные рабочие люди, трудившиеся всю жизнь. Конечно, с непривычки им очепь там скучно.