Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль

Еще не прошло и полудня, как Анриетт вызвала к себе новенькую и сказала:

— Ты назначаешься маленькой мамой вот этой девчушки — Шанталь. Ей четыре года. Настоящая мама Шан-таль умерла, а папа уехал на заработки так далеко, что не пишет и не дает о себе знать. Все заботы о Шанталь поручаются отныне тебе. Как думаешь, справишься?

Клоди ответила полусердитым, полусмущенным взглядом.

— Надо бы сперва спросить у самой Шанталь, хочет ли она меня в мамы? — Она присела на корточки перед ребенком: — Скажи, Шанталь, хочешь ты, чтобы я стала твоей мамой?

Шанталь своими светлыми глазами очень серьезно разглядывала девочку.

— А ты будешь укладывать меня в постельку, и подтыкать под спину одеяльце, и петь мне песенки на ночь, и еще целовать меня перед сном? — спросила она сурово.

— Буду, если тебе так хочется,— кивнула Клоди.

— А Казак будет моим братиком? — все так же требовательно продолжала Шанталь.

— Непременно будет. Он очень скоро тебя подюбит.— Клоди засмеялась, и Анриетт, внимательно наблюдавшая за этой сценой, увидела, что у рыженькой прелестная улыбка, зубы ровные, как молодая кукуруза, и легко розовеющая от удовольствия кожа.

«А ведь девочка хороша»,— успела подумать седая королева.

Шанталь вложила свою ручонку в руку Клоди.

— Тогда я хочу, чтоб ты была мамой,—прощебетала она.— Идем же гулять, моя мама.

Анриетт спросила:

— Так как тебе кажется — справишься?

— Посмотрим, — буркнула та не очень любезно и, свистнув Казаку, ушла со своей новоявленной дочкой.

И вот по дороге к незамерзающему водопаду Во Ну-ар медленно бредут трое: две фигурки на двух ногах, третья — на четырех. Впрочем, про Казака нельзя сказать, что он бредет медленно Наоборот, пес в восторге от этого снежного простора, носится по холмам, что-то вынюхивает, роется в снегу, добирается до укутанной снегом травы, с наслаждением фыркает и то и дело подбегает к девочкам. «Я здесь, с вами, я стерегу вас, со мной ничего не бойтесь»,— говорят его выразительные глаза под мохнатыми надбровьями. Небо точно присело на горы, слилось со снежными вершинами, и в приближающихся сумерках трудно разобрать, где кончаются горы и начинаются небеса.

Казак зарычал. Навстречу детям двигался маленький коренастый крестьянин в берете с огромной вязанкой соломы за спиной.

Перед ним бойкой трусцой бежали несколько всклокоченных овец.

— Казак, назад! — крикнула девочка.— Ко мне!

— Ко мне! — повторила тоненьким голоском Шанталь.

Казак послушно повернул. Когда крестьянин поравнялся с девочками, Клоди увидела обветренное, жесткое лицо, блестящие маленькие глазки, которые беззастенчиво ее рассматривали.

— А, новенькая? — сказал крестьянин скрипучим голосом.— Чья? Откуда? И собаку я не видел.

— Вы правы, мсье, мы с Казаком — новенькие,— сказала, кивая, Клоди.— Мсье и мадам Жюльен привезли нас только что из Парижа.

— А-а, парижанка! Стало быть, столичная штучка,— сказал крестьянин, спуская на землю свою ношу.

Он вытащил из кармана черную старую трубку, раскурил ее. Видно было, что он решил остановиться основательно и надолго. Трубочка его сипела, покуда он ее раскуривал, и Казак осторожно принюхивался: что за человек?

— Тебе повезло, парижанка, сказал крестьянин, наконец-то раскурив трубку и пуская дым в сумрачное небо.— Попала к настоящим людям. Жюльены думают прежде всего о простом народе. О том, чтоб народу жилось получше. Трудно, трудно живет у нас простой народ. Я, понимаешь, тоже коммунист, старый товарищ Жюлье-нов. Молоко теперь стало нипочем, на нем и су не заработаешь. Молочник платит, сколько ему заблагорассудится. А мы — терпи.,. Хотел бы я поболтать об этом обо всем с самим Анри Жюльеном. Он мужик правильный. Финэ его уважает. Это я — Финэ,—ткнул он себя в грудь.

— Так в чем дело? Приходите к нам сегодня У нас, в республике, вечером соберутся все ребята, будут петь, танцевать. Будут и мадам Анриетт с Патошем. Вот и вы приходите тоже,— радушно сказала Клоди.

— Прийти к вам в республику? — повторил крестьянин. Он как будто не ожидал приглашения и, видимо, обрадовался.— Это здорово! Конечно, я приду, если ты меня приглашаешь.— И он снова пустился в путь, помахав на прощание рукой девочкам и крича: — Финэ непременно придет! Финэ очень, очень уважает Жюльенов.

Когда разрумяненные зимним воздухом девочки вернулись домой и Клоди в дортуаре раскутывала и причесывала свою растрепавшуюся дочку, вокруг стали собираться ребята. Иные смотрели с иронической улыбкой на заботы Клоди, другие откровенно хотели позабавиться.

— А мы думали, что ты исчезла вместе с Шанталь,— бросила высокая с падающей на глаза челкой блондинка.—Решили, что работаешь по специальности...

— По какой специальности? — спросила Клоди, не подозревая подвоха.

— Как же, по твоей основной специальности — похитительницы детей,—невинно подхватила девчушка лет одиннадцати, добрая и мирная с виду.— Мы боялись, что ты уже увела Шанталь.

Раздался смех. Кругом Клоди видела насмешливые лица. Она сдержала раздражение. Сказала так, словно ничего не слышала:

— А мы с Шанталь пригласили к нам на вечер гостя. Повстречался нам один здешний, симпатичный такой, мсье Финэ. Сказал, что непременно придет.

Кто-то ахнул:

— Финэ! Она пригласила Финэ!

Ребята загудели. Кто-то звал уже Боболь — решительную крепышку воспитательницу.

— Боболь, Боболь, иди сюда! Парижанка пригласила к нам самого Финэ!

Боболь протиснулась сквозь кружок ребят:

— Это правда? Ты позвала к нам Финэ?

— А что тут такого? — Клоди была искренне удивлена.— Из-за чего такой шум? Очень симпатичный дядя, сказал, что он очень уважает мсье и мадам Жюльен, что он тоже коммунист и всегда стоит за народ.

Боболь махнула рукой, засмеялась.

— Он тебе наскажет! Это первый вор на деревне. Он постоянно крадет у нас строительные материалы, инструменты — словом, все, что плохо лежит. Я сейчас же пойду к Анриетт, расскажу про твое приглашение. Наверное, тебе придется пойти в деревню к мадам Финэ извиниться и отменить приглашение. Она поймет, она знает, что Жюльены не желают принимать ее муженька.

Клоди вспыхнула:

— Ни за что! Ни за что не пойду позориться и обижать людей!

Но Боболь была непреклонна:

— Тебе придется пойти. Мать терпеть не может Финэ.

31. «КАПИТАНУ НАПЛЕВАТЬ»

И все-таки Финэ оказался гостем на ребячьей вечеринке и сидел в зале рядом с Анриетт и Патошем и оживленно говорил о чем-то, то и дело хватаясь за свою трубочку и тут же спохватываясь, что курить здесь строго-настрого запрещено.

И уже все, и взрослые и дети, в республике знали, что Жюльены ответили Боболь, когда она сказала им о приглашении Клоди:

— Что же, девочка такой же полноправный член нашей республики, как все мы. Она приглашала гостя от имени республики, и никто не имеет права отменить это приглашение, хотя бы гостем был самый отпетый человек.

— Но она может пойти к Финэ и извиниться, что не знала о наших правилах или что-то напутала,— попробовала возразить Боболь.

Но Мать вспыхнула почти так же, как Клоди:

— Ни в коем случае! Мы не станем так обижать ни ее, ни семью Финэ.

И теперь в зале она сидела рядом с гостем и звала его «соседушкой».

Среди ребят уже полз шепоток, что «похитительница детей» добивается своего даже у Жюльенов и вообще особа очень принципиальная. А блондинка с челкой, которую звали Брижит и которую уважали все ребята, сказала задумчиво:

— Мне кажется, я могла бы с ней подружиться. Она начинает мне нравиться.

Анриетт захлопала в ладоши:

— Сейчас мы покажем нашему гостю и новенькой, как мы умеем петь.

И ребята, сидящие на полу у стен светлого уютного зала с навощенным полом и картинами, рисованными самими воспитанниками республики, встали, и свежие, как лесные колокольчики, ребячьи голоса запели главную песню — гимн республики, песню Дружбы.