Круглая корзинка

— Слушай, Генечка, а может, песочком? — предложил кто-то.

— Ребята, ребята! — вопила Лорка. — Тащите сюда корыто с горячей водой — Геньку отстирывать будем!

— Бросьте, ничего не поможет! Ему теперь только остаётся исполнить арию «Верни мою былую красоту…».

Генька стоял с дурацким видом, не произнося ни звука, и только рукой отмахивался.

— Геша, — посоветовал ему Мишка, — если ты ещё раз, извиняюсь, нарвёшься на какое-нибудь новейшее открытие, ты не прячь его. Покажи, голубчик, нам… Уж как-нибудь все вместе разберёмся! Разберёмся, братцы кролики?..

…Санитары, делавшие вечерний обход, были очень удивлены: Генька, который всегда шёл на любые хитрости, стараясь не показывать санитарам ноги, на этот раз почему-то именно их высунул из-под одеяла для осмотра. Дочиста отмытые пятки сверкали на всю палату.

Сам же Генька подозрительно громко храпел, натянув одеяло на голову.

Полезные дела Юры Зайцева

Весна вовсю хозяйничала в городе. Стоял тёплый майский день. Небо было таким — ну хоть бельё в нём подсинивай!

Возле мясного ларька топталась старушка, маленькая, юркая, в платье из весёленького ситца — коричневого, с белыми глазками и красными загогулинками.

Морщинки разбегались по лицу старушки, как трещинки по пересохшей земле. А рот словно в скобочках — справа морщинка и слева.

— А ну, покажи-ка мне, хозяин, эту утку с изнанки, — бабушка щурилась и вытягивала худую шею. — Только дребедень не подсовывай! Думаешь, не разгляжу? Я ещё в силе.

Пока старушка вертела третью утку, из-за ларька вынырнул щупленький мальчик лет десяти — чистенький, наглаженный.

Он покрутился возле старушки и спросил:

— Что, бабушка, утку покупаете?

— Козу…

— Козу-у?.. Бросьте вы её, у этой козы крылышки какие-то облезлые! Бабушка, вы не хотите лучше через дорогу перейти?

— Нет, голубчик, я тут гляжу, не взять ли мне заместо утки лопатку на лапшичку… Или копыта поискать, на студень размахнуться?..

Но мальчика, очевидно, интересовали совсем не копыта.

— Бабушка, давайте я вас всё-таки переведу на другую сторону, а?

Старушка выпучила на него глаза и поджала губы, собранные в мелкую сборку, как на резиночке.

— А чего я там не видала?

— Бабушка, а мясо ведь стареньким вредно! Вон на той стороне молочный магазин; давайте я вас туда переведу… Вы лучше кефиру возьмите…

— У меня, сынок, с кефиру в животе лягушки квакают. — Бабушка снова поковыряла длинным, сухим пальцем мясо и сказала продавцу: — Отхвати-ка мне, хозяин, от этого кусочка!

— Бабушка, а там ещё аптека рядом…

— Кефиру-то я ещё не пила — зачем мне аптека?

— А на другой стороне солнышко… Садик… На скамеечке бы посидели, погрелись.

— Вот привязался, надоедный! Садик… Шёл бы ты лучше уроки учить! Вам всё садики, а двоек, небось, полный портфель?

— Нет, бабушка, я отличник…

Старушка с любопытством оглядела мальчишку.

— Видать, что отличник… Бегаешь на эту сторону да на ту… И чего ты, отличник, ко мне прицепился? Отвяжись ты, ради бога! Тьфу!.. — Бабушка решительно шагнула от ларька.

— Постойте! — Мальчишка вертелся, как на шарнирах. — Понимаете, бабушка, мы должны старшим помогать… Мы постановили. Уважение к старости…

— Так ты тех старух и уважай, которым надо на ту сторону!

— А где я их возьму, которым надо?

— А что ты уж больно хлопочешь-то, а? Хоть лопни, а тащись с ним через дорогу! Медаль, что ли, тебе за это дадут?

— Да нет, бабушка, не медаль… Мне за это отметку поставят.

— Где же это за старушек отметки ставят?

— В школе. В пионерскую книжку. За доброе дело отметка ставится — плюсик.

— Ах, плюсик!.. Так ты бы с этого и начинал.

— Ну, так можно, я вас переведу? — обрадовался мальчишка. — Ну, бабушка, один разочек… Жалко вам, что ли?

— А кто же вам такие дела-то придумал — старух через дорогу таскать?

— Это я сам инициативу проявляю, — с гордостью сказал мальчишка.

— Так, так… Тебе, значит, доложить в школе надо, что меня переводил? А мне, значит, идти, свои старые ноги ломать?

Тут мальчик срочно переменил тактику.

— Бабушка, вы только не думайте, что я из-за плюсика… Ведь это дело общественное. Мы с вами пример покажем, а какой-нибудь малыш увидит и другой старушке взаправду поможет.

— А заодно и плюсик поставят… — ввернула старушка.

— Ну, да… Мы, тимуровцы [12]…

— Тимуровцы — это я знаю! У меня вон внучка Милка тоже тимурит. А только от Милкиных тимуровцев я про плюсики ни разу и не слыхала. Они, брат, старуху перевести и делом-то не считают. — У старушки ехидно подрагивали губы. — Ну да ладно, уговорил. — Она скосила на мальчика лукавые, умные глаза, а скобочки морщин по-озорному раздвинулись и поползли кушам. — Пошли, парень! Заради плюсика, так и быть, поднатужусь, переползу.

Мальчик вцепился в старушку.

— Ну, бабуся, побежали!.. А то у меня билет в кино.

— Погоди, родимый, мне за тобой и не угнаться!

— Ладно. Можно и потише.

Бабушка шла размеренно, держа сетку на согнутой руке.

— Ты уж, голубчик, заодно и сеточку мою взял бы, — попросила она.

— Конечно, бабушка!.. Тимуровцы и сеточки носить должны.

— А за сетку тоже крестик лишний, а?

— Нет, это в другую графу идет. Это как переноска тяжестей.

— Ну, в другую так в другую… А учишься, сынок, где?

— Да тут, за углом.

— В триста первой, значит… Ну, ты в садик, в садик меня заворачивай!

Мальчик подвёл бабушку к скамейке.

В спинке скамейки немножко отходила одна перекладина.

— Ещё ковырнёшься на этой рогатульке! — сказала бабушка.

Мальчик послушно переправил её к другой скамейке:

— Ну, вот и всё, бабуся… Спасибо. Выручили.

— Погоди, погоди… Звать-то тебя как?

— Юра Зайцев.

— Ну, вот что, Юрочка, ты говорил, рядом аптека. Сбегай-ка, сынок, купи мне мозольного пластыря…

— Я бы рад, — замялся Юра, — только у меня билет в кино на два тридцать. Да ещё к товарищу забежать надо.

— Ничего, сынок, успеется твоё кино. Болят мозоли-то, хоть караул кричи.

— Болят, говорите… Ну ладно. Так и быть!

Через несколько минут Юра принёс мозольный пластырь и сунул бабушке.

— Ну, будьте здоровы, а я побежал!

— Постой, не торопись. — Бабушка сдержала улыбку. — У меня совсем из головы выскочило! Студень-то… хотела затеять… Дойди-ка, милый, до магазина, узнай: может, там копыта коровьи или ножки какие. Хоть бараньи.

— Куда вам копыта, бабушка! Да ещё коровьи! — взмолился Юра. — Зачем вам бараньи ножки? Вы же старенькая, у вас же зубов-то, наверное, две штуки.

Юра от нетерпения пританцовывал на месте.

— Насчёт зубов не сомневайся, бабушка и ежа съест!

— Ну, ладно уж, слетаю!

— А не обманешь, сынок? — Старушка ещё туже собрала на резиночку маленький рот. — Не улепетнёшь от старухи?

— Я старушек не обманываю, — обиделся Юра. — Я старость уважаю.

— Вижу, вижу, внучек… Ах ты, гляди-кось! Пока мы с тобой хороводились, магазин на обед захлопнули! Ну, ладно, тогда вот что сделай…

— Бабушка-а-а, время-то идёт!..

— Чего тебе время — у тебя жизнь впереди!

— Жизнь… жизнь — это когда ещё, а мне сейчас в кино надо… Ну, я побежал!

— Как это побежал?! А назад-то кто меня поведёт? Как сюда — так, бабушка, пожалуйста, и солнышко вам, и кефирчик, и всякая такая петрушка, а как назад, так бабушка одна ковыляй?

— Ну, пошли, только по-быстрому!

— Я тебе, милый, не кузнечик — скок туда, скок обратно. Я на солнышке немножко посижу, о природе помечтаю. Думаешь, у меня что — заместо души веник? А ты сядь, отдохни — я тебе о своей бывшей жизни расскажу. Я, сынок, в старой жизни тяжело поднимала…