Нитка кораллов

— Какого еще волка? Нет тут волков под самой деревней.

— А вот и есть. Прибегает. Большущий.

— С двухэтажный дом ростом? Молчи уж! Вон ребята идут как люди, в овраги не валятся. За ними и пойдем.

Уже с минуту она прислушивалась к детским голосам, звеневшим где-то в прогоне, за избами. Голоса стали ближе, и Анна Ивановна пошла в ту сторону. Федька тащился рядом.

— В прошлом году было у меня ружье, — бурчал он, — я по этому волку стрелял, промазал…

— И где же теперь ружье?

— В лесу забыл. Должно быть, медведь в свою берлогу утащил, припрятал. А может, оно само взорвалось. Летом пожар в лесу был? Был. То от моего ружья.

— Да будет врать-то! Что ты в самом деле, Феденька? Ведь не было у тебя ружья.

— Было, было…

Дорога, широкая, со следами от недавно проехавших саней, оказалась совсем близко. Анна Ивановна и Федька нагнали гурьбу ребят.

— Богдан! Богдан! — закричали ребята, узнав Федьку. Потом раздались чинные «здравствуйте» — Анне Ивановне.

За «Богдана» Федька всегда дрался, и сейчас он, стремительно кинувшись, роздал направо-налево несколько тумаков.

Ребята со смехом разбежались, потом опять сбились в кучку, пошли степенно, держась поближе к Анне Ивановне, заговорившей с двумя девочками.

Федька, ревниво оттеснив других, пристроился у самого локтя старой учительницы. Вскоре он наткнулся на девочку, забежавшую вперед. Замахнулся на нее.

— Я бабушку провожаю в школу! Отсунься! Чо под ноги лезешь? — Он добавил что-то, чего Анна Ивановна не разобрала.

Девочка отскочила с криком:

— Он ругается!

— Федя! — с упреком сказала Анна Ивановна. — И не стыдно тебе?

До школы было километра три с половиной, и все полем. Развиднелось. Докуда глаз хватал, кругом было белым-бело. Метель занесла, завалила кусты и овраги. И только слева поодаль чернел лес.

На полдороге сзади раздался окрик:

— Поберегись!

Анна Ивановна и ребята отступили в снег. Беспорядочно выбрасывая копыта, неслась лошадь, запряженная в розвальни. Стоя, правила женщина в полушубке.

Ребята загалдели:

— Танькина мать сегодня везет!

— Посодит?

— Нипочем не посодит!

— Эта не посодит. Свою Танечку везет да кто примазался.

Взгляд женщины задержался на Анне Ивановне. На лице отразилось колебание. Но глянув на кричавших ребятишек, женщина решительно хлестнула коня. Снежные брызги полетели из-под копыт. Позади возницы в розвальнях сидело всего четверо ребят с портфелями и ранцами. Закутанная в платок девчонка высунула язык.

— Танька-гад! Наколотим! — понеслись вслед угрозы мальчишек.

Ребята наперебой объясняли Анне Ивановне, что младших школьников по утрам отвозят на лошади. Но смотря чья очередь выпадает везти. Если, например, Таньки Сидоровой матери, то мальчишки и не подступись.

— Танька — жадина, и мать такая же!

— Обе…

На этот раз Анна Ивановна отчетливо услышала, что выпалил Федька. Ошеломленная, она ушам своим не поверила.

Девочки взвизгнули и шарахнулись от него.

— Федя! С тобой никто не захочет дружить, если ты так…

— А он всегда ругается! — с возмущением сообщила одна из девочек.

— Ругается и врет! — подхватила другая. — Ой, он такое навирает! Даже представить себе нельзя!

Мальчики дипломатично молчали.

Федька из-под налезающей на глаза шапки бросал на девчонок грозные, сверкающие взоры. На Анну Ивановну он не смотрел. Стало совсем светло, и на белом снегу его лицо с черными яркими глазами казалось очень смуглым.

«Совсем цыганенок», — подумала старая учительница.

Анна Ивановна побывала на уроках рисования в нескольких классах. В первый класс не заходила, только заглянула на перемене. Федька с сосредоточенным видом подметал веником пол.

— Ты сегодня дежурный? — спросила она.

— Не, я так…

— А он всегда заметает! — подоспели девочки. — Всегда! Возьмет веник и убирается.

— Скажите пожалуйста! — удивилась Анна Ивановна. — Значит, уж такой он трудолюбивый. А учится как?

— Хорошо учится, — ответили девочки. — Не круглый отличник, а без троек. И на уроках сидит хорошо. Учительница его хвалит.

— Ну, молодец! — Анне Ивановне было очень приятно все это слышать.

Федька стоял потупившись.

После занятий Анна Ивановна разговаривала в учительской. Вошла молодая учительница и сказала с усмешкой:

— Вас ждут в коридоре.

— Кто ждет? А почему же сюда не войдут?

— Не хотят, очевидно. — Учительница опять усмехнулась.

Анна Ивановна выглянула в коридор. У стенки, прямо на полу, протянув ноги в валенках, сидел Федька.

— Пойдешь домой, бабушка? Я тебя провожу.

— На свету, днем я и сама дорогу найду. Спасибо. Ступай лучше. Я еще задержусь.

Но когда через полчаса, закончив разговор, она вышла из учительской, ее встретил преданный взгляд черных глаз. Федька терпеливо сидел на тем же месте и в той же позе.

Было пасмурно. Вот-вот опять пойдет снег.

— И для чего ты ждал меня? Задержался, я хожу медленно. С ребятами пошел бы, давно бы уж дома был. Ноги-то у тебя не зябнут?

Она уже знала, что валенки надеты у него на босу ногу.

— Не. У меня ноги не зябнут никогда! Такие у меня валенки, что в них ноги, как в печке. Если сто градусов морозу будет, все равно не проберет. Чулков я в жизни не надевал, ни одного разу! — Федька презрительно сморщил нос. — Для чего их и делают, всякие там чулки? Бабушка, глянь! Лед накладают, сейчас повезут.

У замерзшей реки, пониже моста, стоял грузовик. На нем высились голубоватые глыбы только что вырубленного льда.

— Ты попросись, бабушка! — посоветовал Федька. — Тебя-то подвезут. — Он завистливо вздохнул.

— Да чтобы я на лед села? — ужаснулась Анна Ивановна. — Лучше я двадцать километров пешком пройду! На лед сесть — вот это было бы удовольствие! — Она рассмеялась.

Федька пожал плечами.

— Очень даже прекрасно на льду ехать. Раз меня подвезли. Немножко… — По его тону стало ясно, что даже на льду его вряд ли когда-нибудь подвозили. — А вон та лошаденка, видишь, может, и подвезла бы, так она в другую сторону едет. Всегда так хочется, чтобы подвезли! — признался он откровенно. Потом сообщил скучным голосом: — А вчерась я двух девок наколотил. Маньку Аксенову и Зинку Никитину. Доярок. Как подскочу сзади да ка-ак стукну по спине кулаком!

— За что же, Федя?

— Обязательно надо. Они песню пели про мою мамку… Хху-дую! — прохрипел он с нажимом.

«Вечно простужен, — сокрушенно подумала Анна Ивановна. — Еще бы! На босу ногу. И пальто старое, потертое».

— Песня, может быть, и не худая, тебе показалось. Просто частушки.

— Уж я знаю, что худая! Ну, я им спуску не даю!

«Из-за прозвища Богдан дерется — тоже ведь защищает доброе имя матери, — думала Анна Ивановна. — Но уж тут шила в мешке не утаишь».

На шофера Заготзерна Богданова, чернявого красавца из молдаван, Федька был похож настолько, что если бы и пыталась Анфиса Титова, Федькина мать, скрыть Федькино происхождение, это ни к чему бы не привело. И сама Титова и ее восемнадцатилетняя дочка Клава были русоволосые и сероглазые. Мужа Титовой, Клавиного отца, убили на фронте. Снова замуж Титова не вышла. В последнее время она работала уборщицей в правлении колхоза.

Федька появился на свет восемь лет назад. Богданов был моложе Титовой. Когда исполнилось Федьке года полтора, он женился. Теперь было у него уже трое детей, и все рыжие.

«Хорошо, что Федька хоть не рыжий. Лишний повод был бы для дразнения».

— …И ка дне этого самого колодца, — с воодушевлением говорил Федька, — лежали сокровища, что просто ужасти какие несметные!

— Какого колодца? Какие сокровища? Ты мне сказку рассказываешь? Извини, я начала не слышала. Задумалась.

— Никакую не сказку. Муж тети Наташи, птичницы, ездил в Италию, и там его забрали, заарестовали, значит. И в крепость посадили. А в крепости он пошел по двору зачем-то и наткнулся на колодец. Спустился туда…