Кап, иди сюда!

Последние вопросы он решал, уже сидя в траве под кустом орешника. А потом и вовсе лёг — трава такая мягкая, даже спать захотелось.

Всё время мешали какие-то маленькие мухи — жужжали, лезли в лицо, кусались.

Витька натянул на голову шлем. Стало душно, зато тихо и спокойно. Никаких мух. Никто не мешает думать…

Он проснулся, потому что рядом разговаривали. Ещё до того как открыть глаза, он услышал тонкий голосок:

— Ой, Мить, гляди, какое лежит!

«Какое? — подумал Витька. — Может, я лёг рядом с чем-нибудь таким?..»

Но подниматься было лень. Он открыл глаза. Неподалёку стояли пять ребят, один другого меньше: самый старший — хорошо, если в третий класс перешёл.

— Это человек? — спросил мальчик с палкой в руке.

— А оно живое? — спросил тонкий голос.

— Боюсь, — сказал самый младший. — Укусит.

— Что это у него? — опять спросил мальчик с палкой.

Витьке стало смешно: «Чего они, в самом деле? И не похоже, что понарошку… Одурели, что ли?»

— Вроде шлем, — сказала девочка.

— Не вроде, а шлем, — сказал старший. — Видишь, прутья торчат? Это антенна. Как в приёмнике, я знаю.

Тут Витька вспомнил, что на нём ведь марсианский костюм.

Ему стало смешно. Он пошевелился, поджал под себя ноги, чтоб не вылезали сандалии, и откашлялся.

— Слышите? Кашляет, — сказала девочка.

— Может, он правда откуда-нибудь? — сказал старший. — Прилетел, и всё…

— Спросим? — сказал мальчик с палкой.

— Ты откуда? — спросила девочка.

Витька втянул нижнюю губу, чтобы голос был почудней, и сказал:

— Марс.

— Ребята, слышите, что говорит? — крикнула девочка. — Я в правление пойду.

— Подожди, — сказал тот, что с палкой. — Надо всё узнать.

— Он не укусит? — опять спросил самый младший.

— А… вы?.. — Старший не знал, что сказать. — Почему вы маленький?

— Марсиёнок, — сказал Витька тем же способом.

— Он разве по-русски знает? — спросила девочка, и Витька понял, что чуть не выдал себя.

— Знаешь по-нашему? — спросил Витьку тот, что с палкой. Он решил перейти на «ты».

И тут Витька вспомнил очень простой язык, на котором они разговаривали с Севой, когда хотели, чтоб никто не разобрал. Нужно только после каждого слога прибавлять «то», или «те», или «ти». И всё. Очень просто.

Витька сказал:

— Яте житевуте в латегетерете. Потенятелите?

— Слышите? — сказала девочка. — Побежать в правление?

— А города́ там есть? — спросил мальчик с палкой.

— Какте жете, отеченьте мнотеготе, — ответил Витька. И, совсем осмелев, добавил: — Мотесквате.

— Это такой город, да? — сказала девочка. — Наверно, столица.

Витька уже вошёл в роль.

— Всете выте дутератеките, — сказал он. — Нитекатекойте яте нете мартеситеётенокти…

— Что-то про ногти говорит, — сказала девочка. — Побежать?

— Погоди, — сказал старший.

Он хмурился всё больше, и когда Витька опять начал своё: «Здотеротевоте яте…» — старший мальчик вдруг крикнул:

— Встатевайте, бросьте тыте!.. Подумаешь, мы тоже так в классе говорим, только другие буквы прибавляем. Умный какой. Вставай, а то…

— Но-но, — сказал Витька. — Что «а то»?

Он снял шлем, встал и вдохнул свежий воздух.

Девочка ойкнула, а самый маленький почему-то заплакал.

— Не догадались ведь сперва? Пять минут верили? Что?

— Две минуты, — сказал мальчик с палкой.

— Три-то было. Точно, — сказал Витька. — Пока.

Он подобрал полы своего матрацного мешка и пошёл обратно.

Он быстро шёл в лагерь, размахивая шлемом, и думал, что пусть хоть одну минуту, но был настоящим марсиёнком… А кому ещё из ребят приходилось?

И ему стало легче: он уже не чувствовал обиды и был готов простить Калугина и даже выступать с ним в концерте.

«2 Димка 2»

У них был не дом, а проходной двор. Так говорила соседка слева, а соседка справа была с ней совершенно согласна. В самом деле: что ни месяц — гости из разных городов; что ни день — знакомые; что ни час — к телефону зови!.. Когда они только своими делами занимаются? И Димку воспитывают?! А парень совсем одичал. Как Тарзан какой-нибудь или этот… Маугли, не приведи господь… И сидят, и говорят, и говорят… А кастрюли немытые… Мусор выносить чья очередь?.. И ребёнку спать давно пора…

Я часто бываю у Димкиных родителей и всегда кого-нибудь застаю: то дядю Мишу из Харькова, то дядю Лёшу из Благовещенска, то тётю Риту из Мелитополя, то дядю Вазгена из Еревана… А уж о местных гостях и говорить нечего. Хорошо ещё, они ночевать не просятся. Хотя это как сказать — только позавчера я сам оставался: не хотелось по морозу домой идти. Да и поздно было.

Думаете, все эти дяди и тёти Димкины родственники? Ничего подобного. С дядей Мишей Димкин папа воевал, с дядей Лёшей работал; тётя Рита и Димкина мама учились вместе, а дядя Вазген — хороший друг Николая Сергеевича, того самого, с которым дядю Володю познакомила тётя Зейнаб, когда ездила с ними в геологическую экспедицию. Дядя Володя же… Впрочем, хватит, я уже сам запутался.

Как-то мне пришлось прыгать по их дому, словно кузнечику, потому что у них жил в это время дядя Сеня из Челябинска. Он приехал показывать свой проект, и половина чертежей лежала на полу, а Димкина мама ползала по ним и помогала вычерчивать какие-то линии…

А в другой раз я пробирался по их комнате, как через лабиринт. В ней наставили столько мебели, что мы не видели друг друга и только аукались, словно в лесу. Это тётя Ксана из Арзамаса купила два шкафа, стулья и диван для своей новой квартиры. Они около месяца простояли тут, и Димка приглашал ребят играть в прятки.

Недавно Димкина мама сказала папе:

— Подумай только: Веру посылают на курсы, у Андрея работы невпроворот, да ещё командировка предстоит… Я думаю взять на время их парня. Где один, там и два.

— Конечно, если во всей Полтаве некому… — сказал папа.

— Правильно, — согласилась мама.

И она поехала в Полтаву и привезла оттуда, мальчишку.

— Тебе сколько лет? — спросил его Димка, когда вернулся из школы.

— Три, — сказал гость.

— А как звать?

— Димка.

— Димка-невидимка, — сказала мама.

— Димка-невредимка, — сказал папа.

— Невредимка, — повторил гость.

Так он и остался «невредимкой», чтобы не путать с Димкой-старшим.

— Кинокартина такая была, — сказала мама. — «2 Бульди 2». Про артистов цирка. А у нас — «2 Димка 2».

— Чем не цирк? — сказал папа.

Потому что целые дни Димка и Невредимка кувыркались на тахте, кидались подушками, рычали друг на друга и даже лаяли.

— Утихомирился бы хоть ты, — говорил Димке папа. — Большой, кажется… Скоро в пятый перейдёшь…

— Если переведут, — говорила мама. — Он совершенно не умеет ставить вопросы к задачкам.

— Задачкам, дачкам, тачкам, качкам, — сказал Димка.

Он схватил за плечи Невредимку и начал его трясти и приговаривать:

— Это качка на море, это мачка на коре!..

— Хватит, хватит!.. Какой он смелый, — сказала мама про Невредимку, — ничего не боится.

Да, Невредимка был смельчак. Ему ничего не стоило на одной ноге прыгнуть со стула на тахту, потянуть за хвост любую собаку во дворе или проехаться по коридору на соседкином венике…

Но про Димку, к сожалению, этого не скажешь. Не был он смелым — Димка. Даже во сне он всё больше видел страшное. И чаще всего пустую тёмную комнату, а в углу что-то серое. Оно чётко выделялось на чёрном фоне, — так иногда на ночном небе бывают видны дымчатые тучи. Потом это серое начинало шевелиться и приближалось к Димке, а он вскрикивал и просыпался. Или во сне старался изо всех сил переменить этот сон на другой.

А наяву было ещё хуже. Димка боялся Тошку, потому что тот умел здорово дразнить. Как начнёт, как начнёт: «Толстый Дим тире жиртрест занимал всегда пять мест…» Или что-нибудь ещё. Лучше бы Димку стукнули, а не дразнили. Но когда его стукали, он тоже не умел как следует ответить — начинал без толку размахивать руками, бледнел и так злился, что забывал, куда нужно ударить и что сказать… Не знаю, бывает с вами такое, а с Димкой очень часто.