Пограничное лето

— Вот тут где-то убило мужа Ефросиньи Никитичны. Он был старшиной нашей заставы, — глуховатым голосом сказал Санька. — Она сама и вынесла его из окопов. А потом стреляла из этой амбразуры… Тут и лейтенант Горностаев воевал. Вот приедет Мария Васильевна — они с Ефросиньей Никитичной обязательно побывают здесь…

Под ногами Кости что-то звякнуло. Он наклонился и поднял ржавый круг.

— Ого, магазин ручного пулемета нашел! — удивился Санька. — А мы с Ленкой и не заметили. Посмотри, сколько тут стреляных гильз валяется.

Глаза привыкли к полутьме, и Костя увидел горки стреляных гильз, потемневших и позеленевших от давнего времени; все-таки больше двадцати лет лежали они здесь — чуть ли не две Костиных жизни!.. Костя наклонился и бережно взял несколько гильз. Минуту подержал их перед глазами и сказал тихо:

— Отдам в школьный музей.

— Музей? В школе? — удивился Санька.

— А у вас разве нет? У нас тоже не было до прошлого года, пока старшеклассники не съездили в Старую Ладогу — ученым помогали что-то раскапывать. Привезли оттуда древнюю глиняную чашку, три монеты и обломок секиры. У нас уже сорок экспонатов набралось, и все до древней истории России. А теперь про Отечественную войну начнем собирать. Вот эти гильзы и магазин с места боя привезу да потом еще что-нибудь найду.

— У нас есть фуражка Павла Степановича Горностаева и его полевая сумка. Надо с папой поговорить, — может, разрешит отдать. Был еще его личный револьвер, да в Пограничный музей забрали, в Москву… Что-нибудь еще разыщем. И взрослые нам помогут.

— Так это же здорово, Саня! — обрадовался Костя. — Ты настоящий друг, Саня. У меня еще не было таких настоящих друзей. После этого я ничего не стану скрывать от тебя, вот честное пионерское!

— Теперь ты и про чемоданчик можешь сказать? — спросил Санька.

— Спрашиваешь! — откликнулся Костя. — Теперь у меня нет никаких тайн от тебя. Я привез детали. Хочу подарить тебе радиоприемник. Настоящий коротковолновик.

— Ты умеешь собирать?

— Умею.

— Правда?

— Я же сказал.

— Это я по старой привычке спрашиваю… Знаешь что, Костя? А я вот не умею. Если бы ты научил, вот здорово было бы!.. Давай собирать, чтобы никто не знал?

— Мой папа знает, — вздохнул Костя.

— А мы попросим молчать. Он умеет хранить тайны?

— Еще бы не уметь! — ответил Костя. — Разведчиком был.

Они стояли друг перед другом. Костя улыбался, а Санька говорил и оживленно размахивал руками. И, наверное, долго бы размахивал, если бы не раздался свист. Это свистел и махал фуражкой над головой ефрейтор Постников — звал к себе. Ребята тоже свистнули в ответ и побежали.

Так и не показал Санька то место, где они с сестренкой нашли вражеский пулемет…

Будни

О лекарствах

К Ефросинье Никитичне ребята собирались идти поближе к вечеру — за обещанными рассказами. Но только успели помочь ефрейтору Постникову скинуть траву с телеги — часовой у заставы крикнул:

— Петь, а ты знаешь, тетя Фрося заболела!

— Как заболела?

Спросил так, как будто впервые слышал, что люди могут болеть, тем более — пожилые люди. Видимо, с Ефросиньей Никитичной такие неприятности происходили очень редко, если уж так удивился Постников.

— И давно?

— Да только что. Нина Васильевна «Скорую помощь» из города вызвала.

Костя с Санькой помчались в знакомый домик. За ними побежал и лосенок.

Кажется, все свободные от нарядов пограничники собрались в домике Ефросиньи Никитичны. И все были заняты: носили воду из колодца, подметали пол на веранде, разводили огонь в плите. Один из солдат орудовал утюгом — гладил носовые платки. Этих носовых платков было несколько десятков, и они горкой возвышались над столом.

Ефросинья Никитична лежала на кровати. Возле нее на табуретке сидел солдат, готовый по первому сигналу помчаться куда угодно. Тут же стояла притихшая внучка Алька, в одной руке держала стакан с водой, в другой — чайную ложечку и просила:

— Бабушка, ну попей еще немножечко. Вот увидишь, сразу поправишься.

Лоб Ефросиньи Никитичны туго был стянут шерстяным платком. Она улыбалась виновато и просила:

— Ты лучше побегай поиграй. Я уже поправилась. Только отдохну маленько… А вот еще сиделки пришли! — сказала она, увидев Саньку с Костей. — И чего это вы все всполошились? Ну, прихворнула чуток. Экая диковина — ведь не молодая уж, поизносилась за шестьдесят-то пять годов.

Солдат, гладивший носовые платки, разглядывая один из них, спросил:

— Тетя Фрося, а это чей?

— С такой дали я не вижу. Подойди-ка ближе. А-а! Ну этого… как его? Востроносенький такой, с веснушками. Первый год служит. Андреем вроде зовут.

— Понятно — Шерстобитов. А этот чей?

— Пети Постникова.

Костю никак нельзя было назвать большим знатоком болезней. Но он все-таки сразу и уверенно определил, что у Ефросиньи Никитичны, наверно, мигрень — такое часто бывает с Костиной матерью, которая в этих случаях тоже ходит с завязанной головой.

— Может, за лекарством сбегать в аптеку? — спросил Санька.

— Ох, сынок ты мой ласковый!.. Да нету в аптеках такого лекарства, чтобы лечило от старости… Почитала Машенькину телеграмму — растревожилась и расплакалась, вспоминаючи, — и вся моя болезнь… Вот ты с пареньком пришел ко мне да солдаты пришли — это мне лучше всякого лекарства… Сбегай-ко к матушке своей, чтобы не вызывала «Скорую помощь», не тревожила людей напрасно.

— Она уже вызвала.

— Экая ведь беспокойная женщина!.. Ты все-таки сбегай, Санек, скажи, чтоб перезвонила; может, настоящему больному, да помоложе меня, та помощь нужна. А я уж вроде бы и перетерпела.

Перезванивать уже было поздно: перед окном развернулась легковая машина с белым флажком на радиаторе. Из нее вышли трое в белых халатах. Один из них нес носилки. Медиков догонял капитан, очень похожий на Ефросинью Никитичну, которого Костя видел утром в кабинете начальника заставы. Капитан о чем-то тревожно спросил врача, но тот ему не ответил.

— Чуть не вся застава собралась!.. А ну, товарищи, попрошу выйти, — сказал врач, переступив порог. — Всем, всем выйти, кроме Алексея Николаевича.

Это относилось к капитану.

Костя с Санькой попытались задержаться, но им тоже указали на дверь.

— А может, надо за чем сбегать для тети Фроси, — возразил Санька.

— Надо — позовем, — решительно отрезал врач и закрыл двери.

Прошло пять минут, потом — десять, но врач никого не звал, вскоре сам появился на крыльце. Вслед за ним вышли и санитары с пустыми носилками. Санитары улыбались, а врач сказал пограничникам ворчливо:

— Все за сто верст кругом знают, что вы любите свою Ефросинью Никитичну. Но зачем же панику подымать? У старушки обычный спазм кровеносных сосудов мозга — болезнь людей солидного возраста…

Машина чихнула синим дымом и уехала.

Что ж, в определении болезни Костя ошибся не так уж сильно…

— Упала без сознания. Поди разберись, что это такое — кровоизлияние или спазм сосудов? — словно оправдываясь перед кем-то, сказал один из пограничников.

Солдаты снова возвратились в дом.

А Санька с Костей, по просьбе капитана, побежали в аптеку за лекарствами. Лосенок прозевал их. Метнулся догонять, но опоздал — ребята были уже за воротами заставы. Озадаченный, лосенок остановился перед воротами и провожал ребят печальными глазами.

Которые краснели в автобусе

— Куда ты так торопишься, Саня?

Это спросил молодой парень в черной спецовке. Черной она, собственно, была когда-то. Теперь этот цвет сохранился только на боках, а спереди спецовка была в разноцветных пятнах краски.

Приглядевшись, Костя сразу же узнал в нем того парня, с которым ехали вместе в автобусе. Тогда с парнем была девушка, с которой они шептались и переглядывались и почему-то всю дорогу краснели. Теперь парень был один и стоял у строящегося дома, затянутого паутиной строительных лесов.