Карфагена не будет

Демка, изучивший Ленькин характер, по поведению вожака понял, что сейчас, как никогда, требуется отвлечь ребят от серьезного разговора о кружке. Он, к удивлению присутствующих, неожиданно рассмеялся и воскликнул:

— У тети Дуни поросенок Фунтик из хлевушка выскочил. Потешно смотреть было, как она за ним по двору носилась. Весь снег перемесили. И еще, ребята, Костя Клюев про сон свой рассказывал. Умора! Золотой Звездой его будто бы наградили за доблестный труд!

— Костя? Герой? — Ленька повеселел. — Губошлепик о геройстве мечтает? Ростом он в герои не вышел!

— Ордена не за рост дают, а за смелость, мужество и хорошую работу, — возразил Гоша. — За что мать у Толяна орден Ленина получила? За что? Она тоже маленькая. Она урожаи большие собирает!

— Женщины не в счет, — вмешался все еще стоявший у порога Толя. — А у мужчин рост завсегда учитывается. Деду Ксенофонту верить можно. Когда он в лейбгвардии служил, им кресты за рост и комплекцию давали. Выстроят солдат на плацу возле казармы смотр делать, а рост у них — вот, — Толя показал на потолок, — плечи… — он широко развел руки, словно пытался обнять кого-то. — Идет генерал, смотрит на солдат, кого бы наградить, выискивает. Видит, стоит перед ним силач. Генерал тогда и говорит: «Дать ему…»

— …один раз по уху и пару раз в зубы, — удачно продолжил Гоша.

— Получишь сейчас и то, и другое, — разозлился Толя. — Тебе, Гошка, не мешают, и ты не суйся.

— При царе пропасть разных самодуров было, — сказал кто-то.

— Да что мы о самодурах говорим, — перебил Гоша. — Давайте о кружке решать!

— Записаться думаешь? — спросил Колычев.

— Само собой.

— Кто еще в кружок пойдет?

Оживление, вызванное спором, угасло. Опять стало тихо. Только поскрипывали половицы у Леньки под ногами.

— Языки проглотили? — Ленька, взмахнув плотно сжатым кулаком, отрезал: — В кружке делать нечего. Пусть набирает Никита младенцев вроде Кости. Тогда этих комбайнеров без родителей к машинам не допустят. Ха-ха-ха! Помните, что с Клюевым приключилось? Ха-ха-ха!

Эту историю знали не только ребята, но и взрослые. В прошлом году летом из райцентра в колхозный клуб привезли кинокартину «Молодая гвардия». Ребята, в том числе и Костя, купили билеты на десятичасовой сеанс и в положенный срок направились занимать места. Тут-то Клюеву и не повезло. Контролер-старушка посмотрела на него сквозь стекла огромных роговых очков, цепко ухватила за рукав длинными костлявыми пальцами и, отстраняя от двери, со вздохом сожаления проговорила:

— Тебе, малыш, домой пора. Спать иди. Родители, наверное, с ног сбились, разыскать не могут.

Такой обиды ему еще никто не наносил. Сами подумайте, ну какая разница между Костей и ребятами-сверстниками? Нет разницы. Но почему-то ребят пропускают смотреть картину, а его задерживают, спать домой посылают. Где справедливость? Он с товарищами одногодок, и не глупее, а даже, может быть, умнее некоторых. Так в чем же дело? Ах, опять рост!? Костя пытался доказать старушке, что имеет законное право смотреть картину в столь поздний час, но та и слушать его не хотела, заладила себе одно:

— Спать, малыш, отправляйся, спать!

У дверей начала собираться толпа. Подошел и Ленька. Выяснив причину задержки, он выпятил грудь колесом, приосанился и, протискавшись сквозь плотное кольцо любопытных, погладил Костю по голове.

— Пусть кино посмотрит, — солидным басом проговорил он и пояснил контролеру: — Сын мой, Костей зовут.

Старушка-контролер много прожила на свете и чудес, конечно, повидала порядочно. Но встреча с Костиным «папой» потрясла ее.

— Позвольте, молодой человек, — заикаясь, протянула она, разглядывая «папу». — Вы-ы отец этого ребенка?

Оставив старушку наедине со своими сомнениями, Ленька протолкнул Костю в клуб.

— Исчезни. Бабке не попадайся, одумается, выведет еще.

Казалось, что инцидент исчерпан, но Колычев предал дело огласке, рассказал все дружкам, те подняли Костю на смех и при встречах справлялись о драгоценном здоровье «папы Лени».

Ленька напомнил эту историю, надеясь развеселить ребят и смазать значимость предстоящего разговора о кружке, свести его на шутку. Но не тут-то было. Гоша Свиридов укоризненно заметил:

— Что было, то прошло. Костя — парень смелый: не побоялся с большого трамплина прыгнуть. Ты-то упал, а он — нет! Ростом Костя еще вытянется… Если мы в кружок не пойдем, Никита из других классов наберет: охотников найдется много. Кто тогда с носом останется? Мы! Ты, Ленька, не хочешь в комбайнеры?

— Никите кланяться не хочу. Я сам себе хозяин! Пошел в лес — никто не держит! Рыбу ловить — сделай милость! А Якишев?! Все знаете, нынче летом он лагерь пионерский открывать думает. Что это такое? А вот что! Соберет Никита вас и начнет командовать. Веселая жизнь! К примеру, есть ты, Гоша, захотел, а он скажет: «Погоди рот разевать, сначала зарядку сделай!» Купаться — с часу до трех. Рыбачить — в субботу! А звенья по выращиванию кукурузы? Полоть, поливать, подкармливать, опылять кому придется? Вашей милости! Кружок? Гайки да винтики все лето зубрить станешь. Интересно? Зато отдыхать за тебя, Гоша, дядя будет. Курорт!

— Злобствуешь ты, Ленька.

— Не верно?

— Отдохнем, и колхозу поможем, и комбайн водить научимся — времени хватит. В прошлом году я сто трудодней в каникулы заработал и не умер от усталости.

— Против, Гошка, идешь?

Ленька медленно подошел к Гоше. Ребята настороженно следили за каждым движением вожака. Назревала крупная ссора. Гоша немножко побледнел, но держался достойно. Ленька вдруг опустил занесенную для удара руку и сдавленным голосом выкрикнул:

— Проваливай, предатель! На глаза не попадайся!

Гоша направился к выходу. На пороге задержался, взглянул на колычевцев и толкнул дверь. Струя холодного воздуха ворвалась в помещение, огонек в фонаре встрепенулся, ярко вспыхнул и погас.

— Спички, дайте спички! — Ленька ударил кулаком по дну цинкового таза. — Молчите! Катитесь горошком, не держу, проживу без вас!

— Не ори, — проворчал Демка, брякая в темноте спичечным коробком. — Отпустил Гошку за здорово живешь. Надо было настукать ему напоследок.

— Иди, Демка, в комбайнеры! — не унимался Ленька. — Из тебя герой получится!

Вспыхнул фонарь. Ребята, кто с осуждением, кто с участием, смотрели на вожака. Невесело было у Леньки на душе. «Гоша Свиридов ушел. Совсем ушел. А что, если за ним последуют и остальные? Надо что-то предпринимать!»

ВСЕВИДЯЩИЙ ГЛАЗ

Черные стрелки часов показывали ровно шесть, а Костя все еще не появлялся. Он бессовестно опаздывал. Больше всего Никиту возмущало сверхнаивное Костино легкомыслие. «Зачем слово давать, если не держишь его?» А у Кости частенько слова расходились с делами. Бывало, пообещает явиться к определенному часу, слово твердое даст, в грудь кулаком поколотит для пущей убедительности и… или опоздает часа на полтора-два, или вовсе не явится.

Кое-кто из пионеров оправдывал Костю. К особо ярым защитникам относилась Аленка Хворова. Как только речь заходила о Костиных недостатках, Аленка бесстрашно наступала на Никиту и заявляла прямо:

— На Костю, не нападайте, он — одаренная личность. — Эти слова она произносила без тени улыбки. — А все одаренные люди рассеянные, забывчивые. У них мозг другим делом занят.

— Каким, интересно? — не без иронии спрашивал в свою очередь Никита.

— Важным! Кто у нас лучше Кости рисует? Нет в деревне таких! Из него, сам увидишь, обязательно выйдет знаменитый художник. А забывает он потому, что про картины думает… И потом, Никита, ты тоже опаздываешь… Помнишь, когда на сбор приехали?

— Причина была. Мы на Лысую ездили.

— Знаем… Костю больше не задевай!

— Потому что он — одаренный? Нет, Аленка, просто-напросто силы воли у него не хватает, чтобы себя заставить. Плохо. Подумай, какая одаренность других подводить?

Никита был непримиримым противником такого рода одаренных людей. Он правильно считал, что если кто-нибудь привыкнет спустя рукава выполнять свои обещания и обязанности, то вырастет из него несерьезный, легкомысленный человек. Попадет, например, в армию этот растяпа — хорошего не жди. Случится война. Солдаты сквозь дым и огонь на врага пойдут, а растяпа по рассеянности забудет из окопа выскочить. Как тогда назвать такого человека? Трус и враг, дезертир! А как поступают с врагами? Уничтожают их без пощады и жалости!