Мальчишки с улицы Пала

– Это развалины замка, – объяснил Бока. – Здесь надо быть осторожней: я слышал, что краснорубашечники сюда тоже приходят.

– Это что еще за замок? – отозвался Чонакош. – Мы по истории не учили, что в Ботаническом саду – замок.

– Это всего-навсего развалины, руины. Их так, в виде руин, и строили.

Немечек засмеялся:

– Уж коли строить, так почему нового замка не выстроить?

Через сто лет он и сам развалился бы…

– Рано ты что-то обрадовался, – заметил Бока укоризненно. – Вот погоди: с Пасторами встретишься, не до шуток будет.

И правда, одного этого замечания оказалось довольно, чтоб у Немечека сразу вытянулось лицо. Такой уж у него был характер: все время он забывал, что радоваться нечему. Постоянно приходилось ему об этом напоминать.

Они принялись карабкаться вверх по склону, между кустами бузины, цепляясь за камни развалин. На этот раз Чонакош полз впереди. Вдруг он, как был, на четвереньках, так и застыл на месте. Предостерегающе подняв правую руку, обернулся и сказал испуганно:

– Тут кто-то есть.

Все трое спрятались в высокую траву, надежно укрывшую их маленькие тела. Только глаза блестели в зарослях бурьяна. Мальчики прислушались.

– Чонакош, приложи ухо к земле, – шепотом приказал Бока. – Так всегда делают индейцы. Сразу слышно, если кто поблизости ходит.

Чонакош повиновался: лег ничком и, выбрав голое, не заросшее травой местечко, приложил ухо к земле. Но тотчас же поднял голову.

– Идут! – в страхе прошептал он.

Теперь уж и без индейского способа было слышно, как кто-то пробирается сквозь кусты. И этот неведомый «кто-то» – не то человек, не то зверь – шел прямо на них. Мальчики струхнули не на шутку, даже головы спрятали в траву. Только Немечек простонал чуть слышно:

– Домой хочу.

Чонакош, не утративший веселого расположения духа, посоветовал:

– В травку заройся, мамочка.

Но так как это увещание не придало Немечеку смелости, Бока высунулся из травы и, сверкая глазами, гневно прикрикнул – конечно, шёпотом, чтобы не выдать своего присутствия:

– Рядовой, голову в траву!

Этому приказанию пришлось повиноваться. Немечек прильнул к земле. Между тем неизвестный все шуршал в кустах; но теперь по звуку слышно было, что он изменил направление и постепенно удаляется. Бока снова приподнял голову и огляделся по сторонам. Он увидел темную фигуру человека, который спускался с холма, тыча палкой в кусты. – Ушел, – сообщил Бока своим спутникам, лежавшим в траве. – Это караульный.

– Что? Краснорубашечник?

– Нет, сторож, который сад караулит.

Мальчики облегченно вздохнули. Взрослых они не боялись. Например, старого солдата с бородавкой на носу – сторожа при Национальном музее, который никогда не мог ничего с ними поделать. Они поползли дальше. Но тут караульщик, видимо заподозрив что-то, остановился, прислушиваясь.

– Заметил, – пролепетал Немечек.

Оба посмотрели на Боку, ожидая распоряжении.

– Скорей в замок! – отдал он приказание.

Все трое кубарем скатились с холма, на который только что взобрались. В каменных стенах руин были прорезаны узкие стрельчатые окна. С испугом беглецы обнаружили, что первое окно забрано железной решеткой, и метнулись к другому. Но и на нем решетка. Наконец в одном месте нашли расщелину, достаточно глубокую, чтобы в ней поместиться. Забились в это темное углубление и затаили дыхание. Мимо окон промелькнула фигура сторожа. Из ниши было видно, как он – теперь уже насовсем – удалился» прилегавшую к проспекту Юллё часть сада, где находилось его жилище.

– Слава богу, – сказал Чонакош, – пронесло.

И они осмотрелись в своем убежище. Там было душно, сыро, словно в подземелье настоящего замка. Осторожно ступая. Бока вдруг споткнулся. Нагнувшись, он поднял что-то с земли. Немечек с Чонакошем, подскочив к нему, в полумраке различили в руках у него томагавк. Точь-в-точь такой – вроде топорика на длинной рукоятке, – какими, по свидетельству романистов, сражались индейцы. Выстроганный из дерева и оклеенный серебряной бумагой, томагавк зловеще поблескивал в темноте.

– Это их томагавк! – со священным трепетом промолвил Немечек.

– Конечно, их, – подтвердил Бока. – А где нашелся один, там должны быть и другие!

Начались поиски, и в одном углу были обнаружены еще семь томагавков. Из этого легко было заключить, что краснорубашечников восемь человек. По-видимому, здесь находился их потайной оружейный склад. Первой мыслью Чонакоша было унести томагавки с собой как военную добычу.

– Нет, – сказал тихо Бока, – этого мы не будем делать. Это было бы просто воровство. Чонакошу стало стыдно.

– Что, мамочка? – осмелел было Немечек, по, получив легкий пинок от Боки, умолк.

– Ну, нечего время терять! Вылезаем – и на холм! Мне вовсе не хочется оказаться на острове, когда там никого уже не будет.

Эта дерзкая мысль вновь пробудила в них интерес к приключению. Раскидав томагавки по полу, чтобы враг видел: здесь кто-то был! – они вылезли из расщелины и на этот раз смело, в открытую, поспешили на вершину холма. Оттуда было видно далеко вокруг. Встав рядом друг с другом, они осмотрелись по сторонам. Бока достал из кармана сверток и, развернув его, вынул из газетной бумаги маленький перламутровый бинокль.

– Это сестра Челе дала мне свой театральный бинокль, – объяснил он, прикладывая его к глазам.

Но островок был виден и невооруженным глазом. Вокруг пего поблескивала гладь маленького озера, засаженного разными водяными растениями и густо заросшего по берегам камышом и осокой. Среди кустов и развесистых деревьев, видневшихся на острове, двигалась маленькая светящаяся точка.

– Они там, – промолвил Чонакош сдавленным голосом. Немечеку понравился фонарь.

– Ого, у них и фонарик есть!

Светящаяся точка то пропадала за кустами, то вновь появлялась. Кто-то переходил с места на место с фонарем в руках.

– Сдастся мне, – сказал Бока, не отнимай бинокль от глаз, – сдастся мне, что они к чему-то готовятся. Или вечернее учение проводят, или…

Тут он внезапно замолчал.

– Или что? – в тревоге спросили остальные.

– Господи, – воскликнул Бока, продолжая глядеть в бинокль, – тот, что держит фонарь… ведь это…

– Кто? Да говори же!

– Очень похож… Неужели это…

Он поднялся немного выше, чтобы получше разглядеть, но фонарь скрылся за кустами. Бока опустил бинокль.

– Исчез, – тихо сказал он.

– Кто же это был?

– Не имею права говорить. Мне не удалось разглядеть его как следует: только я хотел всмотреться, он исчез. А пока я твердо не знаю, кто он, не хочу подозревать напрасно.

– Уж не из наших ли кто?

– Кажется, да, – печально ответил президент.

– Но ведь это же предательство! – воскликнул Чонакош, позабыв, что надо соблюдать тишину.

– Тише! Вот доберемся до острова и все узнаем. А пока потерпи.

Теперь подстрекало и любопытство. Бока не хотел говорить, на кого похож был тот, с фонарем. Немечек с Чонакошем стали было гадать, но президент запретил, сказав, что непозволительно кого бы то ни было пятнать подозрениями. В возбуждении сбежали наши лазутчики с холма и внизу, снова опустились на четвереньки, прокладывая себе дорогу в траве.

Они уже не замечали ни колючек, ни крапивы, ни впивавшихся в ладони камней, а молча быстро ползли, подбираясь все ближе к берегам таинственного озерка.

Наконец вот и цель. Здесь уже можно было подняться на ноги; густая осока, камыш и высокий прибрежный кустарник совершенно скрывали их маленькие фигурки. Бока хладнокровно отдавал приказания:

– Где-то здесь должна быть лодка. Мы с Немечеком пойдем по берегу направо, а ты, Чонакош, ступай налево. Кто первый найдет, пускай подождет остальных.

И они молча разошлись. Но уже через несколько шагов Бока заметил в осоке лодку.

– Подождем, – сказал он.

Немечек и Бока стали ждать, пока Чонакош, обежав вокруг озерка, вернется с противоположной стороны. Сидя на берегу, они некоторое время глядели на звездное небо. Потом стали прислушиваться, не донесется ли с островка какой-нибудь обрывок разговора. Немечеку вздумалось блеснуть сообразительностью.