Мальчишки с улицы Пала

– Ужас! – выпалил он наконец.

– Что такое?

– Кошмар! Вы не поверите!

– Да в чем дело?

– Здесь был Фери Ач!

Теперь пришел черед слушателей ужасаться. Они сразу стали серьезными. – Врешь! – сказал Гереб.

Немечек положил руку на сердце:

– Ей-богу!

– Не клянись, – сурово заметил Бока и, чтобы придать своему замечанию больше веса, прикрикнул: – Смирно! Немечек щелкнул каблуками. Бока подошел к нему:

– Расскажи подробно все, что ты видел.

– Когда я вышел туда, на середину, Гектор залаял. Я побежал за ним, вдруг слышу какой-то треск в средней цитадели. Выбираюсь наверх – а там Фери Ач стоит в красной рубашке.

– Наверху? В самой цитадели?

– Наверху! – подтвердил белокурый мальчуган и чуть было опять не поклялся. Он уже поднес руку к груди, но, встретив строгий взгляд Боки, опустил ее и добавил только: – Он и знамя унес.

Челе ахнул:

– Как! Знамя?

– Да.

Все четверо побежали в форту. Немечек скромно трусил позади всех – не только потому, что был рядовым, но и потому, что неизвестно: а вдруг Фери Ач прячется где-нибудь неподалеку, на улице. У форта все остановились. Действительно, знамени не было. Даже древко исчезло. Все пришли в страшное возбуждение, только Бока сохранил хладнокровие и спокойно стал распоряжаться.

– Скажи сестре, – обратился он к Челе, – пускай сошьет к завтрашнему дню новое знамя.

– Хорошо, – ответил Челе. – Только зеленой материи больше не осталось. Красная есть, а зеленая вся вышла.

– А белая есть?

– Есть.

– Ну, так пусть сделает красно-белое знамя. Теперь нашими цветами будут красный и белый.

На этом и порешили. Гереб крикнул Немечеку:

– Рядовой!

– Я!

– Нынче же внесите поправку в законы: наши цвета теперь не красный и зеленый, а красный и белый.

– Есть, господин старшин лейтенант!

И Гереб благосклонно кинул белокурому мальчугану, который вытянулся перед ним в струнку:

– Вольно!

Немечек встал вольно. Мальчики взобрались на вершину цитадели и установили, что Фери Ач отломил древко. Конец его, накрепко прибитый, печально торчал на гвозде.

Со стороны пустыря послышались возгласы:

– Гаго, го! Гаго, го!

Это был их клич. Наверно, пришли остальные и ищут их. Из множества ребячьих глоток вырывались звонкие крики:

– Гаго, го!

Челе подозвал Немечека:

– Рядовой!

– Я!

– Ответить остальным!

– Есть, господин лейтенант!

Немечек приставил рупором ладонь ко рту и тонким детским голоском прокричал:

– Гаго, го!

Спустившись на землю, все пошли на пустырь. Там, посредине, тесной группой стояли Чонакош, Вейс, Колнаи и другие. Увидев Боку, все встали «смирно», потому что Бока был капитаном.

– Здравствуйте. – приветствовал он их.

– Честь имею доложить, – отрапортовал Колнаи, выступив вперед, – когда мы пришли, калитка была открыта. А по закону полагается запирать ее изнутри на задвижку.

Бока обернулся и укоризненно взглянул на свою свиту. И все сразу посмотрели на Немечека. Немечек снова поднял руку и уже хотел было поклясться, что не оставлял калитку открытой, но Бока спросил:

– Кто вошел последним? Все притихли. Последним никто не входил. Некоторое время длилось молчание. Вдруг лицо Немечека осветила догадка:– Последним вошел господин капитан.

– Я? – удивился Бока.

– Так точно.

Бока на мгновение задумался.

– Ты прав, – сказал он серьезно. – Я забыл про задвижку. Старший лейтенант, – обернулся он к Геребу, – внесите за это мое имя в черную книгу.

Гереб вынул из кармана черную записную книжечку и большими буквами вывел в ней: «Янош Бока». А чтобы ясно было, о чем идет речь, тут же пометил: «калитка». Это всем понравилось. Бока был справедлив. Наказание, наложенное на себя самого, было прекрасным примером мужества – мужества, о котором не часто доводилось слышать даже на уроках латинского языка, хотя там только и говорилось, что о твердости древних римлян. Но и Бока был человек. И ему не чужды были слабости. Правда, он приказал вписать свое имя в черную книгу, но Колнаи, доложившему о незапертой калитке, сказал:

– А ты поменьше языком болтай. Старший лейтенант, внесите туда же Колнаи за ябедничество.

Старший лейтенант опять вытащил свою грозную книжку и вписал туда Колнаи. Что же касается Немечека, стоявшего позади всех, то он на радостях, что в книгу впервые за все время вписали не его, принялся потихоньку отплясывать на месте чардаш. [3] Дело в том, что в книжке только его имя и красовалось на каждой странице. Все, всегда, за все записывали одного Немечека. И военный трибунал, заседавший по субботам, выносил приговоры только ему, и никому больше. Что поделаешь! Так уж повелось. Ведь Немечек был единственным рядовым.

После этого качалось совещание. Через несколько минут все уже знали потрясающую новость о том, что капитан краснорубашечников Фери Ач осмелился проникнуть сюда, в самое сердце пустыря, забрался в среднюю цитадель и похитил знамя. Негодование было всеобщим. Все обступили Немечека, который дополнял сенсационное известие все новыми и новыми подробностями.

– Он говорил тебе что-нибудь?

– А как же! – с гордостью отвечал Немечек.

– Что?

– Он мне кричал.

– Что кричал?

– Кричал: «Не смей, Немечек!»

– Тут мальчуган судорожно глотнул, почувствовав, что сказал нечто не совсем соответствующее истине. Даже прямо противоположное ей. Выходит ведь, будто он вел себя настоящим храбрецом, так что сам Фери Ач, пораженный его дерзостью, крикнул: «Но смей, Немечек!»

– И ты ушел?

– Ничего подобного! Стоял внизу, около форта. А Фери слез с другой стороны. И убежал.

– Это неправда! – крикнул Гереб. – Фери Ач еще ни от кого не бегал!

Бока пристально взглянул на Гереба:

– Эге! Ты что же, защищаешь его?

– Я только потому говорю, – возразил Гереб, слегка сбавив тон, – что это просто невероятно: чтобы Фери Ач испугался Немечека!

Все засмеялись. Действительно, это было невероятно. Немечек стоял, окруженный толпой слушателей, и растерянно пожимал плечами. Бока вышел на середину:

– Надо что-то делать, ребята. У нас все равно назначены на сегодня выборы президента. Так вот, давайте выберем полновластного президента, которого все должны беспрекословно слушаться. Возможно, что дело кончится войной, поэтому нужен предводитель, которой все подготовит заранее, как настоящие полководцы. Рядовой, ко мне! Смирно! Нарежьте столько листочков бумаги, сколько всех нас. Каждый на своем листке напишет, кого он хочет в президенты. Бумажки опустим в шляпу, и кто получит большинство голосов, тот и будет президент.

– Ура! – закричали все, а Чонакош вложил в рот два пальца и свистнул не хуже паровой молотилки. Стали вырывать листки из записных книжек, а Вепс вооружился карандашом. Позади Колнаи и Барабаш спорили, чья шляпа удостоится такой чести. Между ними вечно были раздоры, а тут и вовсе чуть не дошло до рукопашной. Колнаи говорил, что шляпа Барабаша не годится, потому что она засаленная. А Барабаш утверждал, что у Колнаи шляпа еще грязнее. Оба не медля взяли пробу на жирность: поскребли друг у друга перочинным ножиком кожаный ободок и внутри шляпы. Но опоздали: Челе уже предложил для общественной надобности свою небольшую изящную черную шляпу. Что поделаешь: по части шляп у Челе не было соперников.

А Немечек, к великому удивлению присутствующих, вместо того чтобы раздавать бюллетени, улучил момент, когда общее внимание обратилось па него, и, зажав листки в грязном кулаке, выступил вперед. Встав «смирно», он дрожащим голоском заговорил:

– Извините, господин капитан, но это несправедливо, что я единственный рядовой… Когда мы основали Союз пустыря, все сразу, стали офицерами, и только я до сих пор рядовой, и все мне приказывают… и я всё должен делать… и… и…