Звезда мореплавателя<br />(Магеллан)

За ним шли Гаспар де Кесада, капитан «Консепсиона», и Луис де Мендоса, капитан «Виктории», одетые столь же великолепно и изысканно, окруженные десятком расфранченных слуг. Ближе к Кесаде держался его личный телохранитель Луис де Молино — молодой человек из разорившейся дворянской семьи, чванливый молодец с наглым выражением глаз и брезгливо изогнутыми губами.

Я поклонился, испанцы вежливо ответили мне тем же.

— Сеньор Викорати, вы человек, не являющийся подданным его величества короля Испании, — начал Хуан де Картахена. — По возвращении в Европу ваш рассказ о плавании армады получит немалый вес. Не соблаговолите ли вы высказать ваше мнение о начале плавания и о порядках, установленных сеньором Магелланом?

В те немногие мгновения, что я собирался с мыслями, царило напряженное молчание.

— Благодарю вас за высокую оценку моего скромного мнения, сеньор Картахена, — ответил я. — Я неопытный мореход, впервые участвую в большом плавании и не знаком с корабельными порядками. Может быть, поэтому распоряжения сеньора Магеллана показались мне естественными…

— Естественными! — воскликнул Кесада. — Мы, благородные дворяне его величества, должны каждый вечер унижаться перед чужеземцем, желать ему доброго плавания, а он в ответ цедит два-три слова, будто бы отдает на ночь приказания слугам!

— В обычае мореплавателей собирать совет капитанов для решения важнейших вопросов, — вступил в разговор Мендоса. — А о чем он с нами советуется? О пустяках: нет ли больных на судах, да как их быстрее вылечить и тому подобное! Мы не знаем даже, куда мы плывем, в какую бездну увлекает нас самоуверенный португалец!

— Матросы говорят между собой, что все мы пропадем в этом бесцельном и зловещем походе, — немного гнусавя, сказал Молино. — Магеллан никому не верит, и ему не верит никто. Все ждут ужасных событий…

— Желаю вам здоровья и бодрости в нелегкие дни, предстоящие нам, — быстро прервал его Картахена, недовольно нахмурив брови.

«Так вот оно что! — думал я, глядя им вслед. — Вот о какой грозе говорил командор! Нашу пеструю команду, половина которой никогда не бывала в море, пугают разными страшными слухами не только португальские агенты, но и сами капитаны кораблей. А командор ничего не опровергает, он молчит и молчит, и от этого слухи кажутся еще достоверней. Что же будет? Неужели поход рухнет, едва начавшись?»

Фернандо, отскочивший при виде знатных господ, уже опять переминался около меня с ноги на ногу.

— Матросы говорили: сеньор Картахена ругает в открытую командора всякими нехорошими словами, — сказал Фернандо.

…К вечеру командор пригласил меня в свою каюту.

— Сеньор Викорати, — сказал он, — я знаю, вы ведете дневник плавания. Такие дневники ведут еще несколько человек, в том числе и я [30]. Однако всех нас, подданных его величества, легко заподозрить в неискренности, Я хочу, чтобы ваши записи были полны и подробны, а поэтому предоставляю вам право присутствовать на советах капитанов армады. Первый совет в вашем присутствии начнется с минуты на минуту: шлюпки с капитанами, с кормчими уже подходят.

Отбили одну склянку, и совет был в сборе. В каюте сразу стало тесно. Прибыл и капитан нашего самого маленького судна — «Сант-Яго», португалец Хуан Серрано [31], с которым я еще не был знаком.

— Капитаны! — начал Магеллан, — Как вы знаете, от Канарских островов есть два пути. Один, открытый Колумбом, — испанский путь: напрямик к островам Карибского моря, а потом мимо них и материка спускаться на юг. Другой, открытый Кабралом [32] и используемый португальцами для плавания в Бразилию: спуститься на юг вдоль Африки, а затем повернуть на запад и пересечь океан в самом узком месте. Какой изберем мы? Ваше мнение, капитаны?

— Предлагаю идти испанской дорогой, — сказал Кесада. — Мы все время будем вблизи своей территории, и, если что-нибудь случится, сможем искать помощи и защиты у испанских поселенцев.

— Хороша будет помощь, если у нас отберут корабли или переманят половину команды в какую-нибудь экспедицию за — золотом, — живо возразил Серрано. — Кому не известно, сколь буйны и своенравны ваши поселенцы и как они не исполняют приказы даже самого короля!

— Капитан Хуан де Серрано, — высокомерно проговорил Картахена, — ушам испанцев не подобает слушать хулу на их соотечественников. Тем более из уст португальца. Мы — испанская армада и должны следовать испанскими маршрутами — это вопрос чести…

— Да! — энергично подтвердили Кесада и Мендоса.

— Я выслушал вас, капитаны, — с расстановкой выговорил Магеллан. — Мое решение таково: мы пойдем португальским путем.

— Если вы не считаетесь с мнением большинства совета, — с недоброй улыбкой вымолвил, вставая, Картахена, — то соблаговолите, наконец, изъяснить хотя бы нам, капитанам, куда мы идем?

— Мы идем туда, куда нас послал король, — ответил командор.

— Да, — повысил голос Картахена, — его величество отправил армаду на Молукки. А вы уводите ее в противоположную сторону. В ваш этот самый… — Картахена покрутил в воздухе ладонью, — …пролив верят лишь неразумные.

— Надеюсь, вы не имеете в виду его величество Карла V и его преосвященство Фонсеку? — холодно спросил командор. И, воспользовавшись заминкой опешившего дворянина, сообразившего, что действительно в дураки попадает король, громко сказал: — Шлюпки капитанам!

— Командор, — спросил я, когда мы остались наедине. — Я не сомневаюсь в правильности вашего решения, но, чтобы мне разобраться в происходящем, скажите: почему вы выбрали именно португальский путь? Неужели потому только, что вы португалец?

— Не потому, отнюдь. Есть много причин, Антонио, о которых я не буду говорить, так как они касаются интересов Испании и Португалии. — Голос его звучал задумчиво, нотки усталости пробивались в нем. — Я не буду скрывать от вас, да этого уже и не скрыть, — я не могу полагаться на испанских офицеров, в руках которых три корабля из пяти. Они ненавидят меня. В открытом море матросов взбунтовать нелегко, но если бы им удалось связаться с испанскими колонистами из Нового Света, они, не думая долго, убили бы меня, справедливо полагая, что король не слишком разгневается по поводу смерти иноземца…

Командор говорил грустные истины, однако же радость наполняла мою душу: мне доверяли, меня допускали к тайному и запретному!

— А зачем им это нужно капитан-командир? Что бы они делали потом?

— Власть, Викорати, власть и слава — вот к чему стремятся их кичливые сердца. Слова о том, что они не верят в пролив, — пустые слова, Викорати, нужные им для возбуждения недовольства в команде. Они думают только о корысти, они думают, что сами, без меня откроют пролив, проберутся к пряностям, прославятся и разбогатеют. Если не удастся, они в неудаче обвинят мертвого Магеллана. Но я знаю, как все будет обстоять после моей гибели. Они сразу же перессорятся между собой и станут поодиночке ползать вдоль материка. Скорее всего корабли потонут, а команды погибнут: надменные рыцари — плохие навигаторы, я знаю. Оставшиеся в живых нагородят в оправдание столько небылиц, что сотню лет никто не решится двинуться по этому пути. Я не могу допустить подобное. Мой долг повелевает мне держать армаду в едином строю. Только плечом к плечу, только слив воедино усилия всех, можно совершить то, что нам надлежит…

Огни на мачтах

Наутро герольд объявил об отплытии. Капитан-командир приказывал всем капитанам вести тщательный учет провизии, каждые две недели лично проверять, сколько ее и в каком она состоянии. Самую лучшую еду удвоенными порциями выдавать больным. Выручать друг друга, в беде не оставлять.

Вначале мы держались неподалеку от африканского берега. Он был плоский, бурый, и раскаленное дыхание Большой пустыни доносилось оттуда. Отрываясь от своих записей, я вспоминал, как пугал этот берег португальских мореходов. Им казалось, что они вступают в область смерти и пепла, И когда на их пути встал мыс Бохадор, выжженный, растрескавшийся, то ни приказы принца Генриха, ни золото не могли заставить моряков двигаться дальше. Страх остановил армады. Положение спас оруженосец из свиты принца по имени Жил Эанниш. Он, боясь потерять милость своего господина, решился на этот подвиг. На крошечном судне Эанниш обогнул мыс Бохадор [33]. Букет цветов, вывезенный им из-за мыса, ободрил капитанов: значит, там есть жизнь, можно двигаться к югу. Король посвятил Эанниша в рыцари, возвел в благородное сословие, удостоил других почестей и богатых даров… [34]