Фантаст-окулист

Но жалованье полагалось приличное — служба государственная, с гарантированным окладом, премиями, пособием по болезни и даже с перспективой: со временем можно будет заниматься лишь отловом собак и работать только днем, без ночных смен.

Однако карьеру он не сделал, более того — его уволили за нечестность, точнее, как объяснил чиновник, проводивший расследование, за незаконное присвоение снов.

И действительно, в результате одного анонимного доноса выяснилось, что самые прекрасные сны он воровал и относил трем своим сыновьям.

Он, конечно, все отрицал, но факт остается фактом — он ведь никак не мог объяснить, отчего его дети так любят спать.

Знаток красок

В этом магазине продавались самые разнообразные краски — масляные, акварельные, темпера, пастель, гуашь — все что хотите. Можно в тюбиках, а можно в баночках, коробках или баллончиках. Для рисования в школе, для создания больших полотен, для окраски стен и мебели.

Хотя магазин этот вроде бы ничем не отличался по своему ассортименту от других, все-таки здесь ощущалось что-то необычное. И прежде всего удивлял его владелец синьор Голубини — невысокий человечек с небесно-голубыми глазами, синими усами и бородкой, одетый во все голубое. Цвета эти гармонично сочетались в его облике, отражая мягкость характера и, самое главное, его огромную любовь к краскам.

Он и в самом деле слыл самым известным в мире специалистом по цвету. В своей небольшой лаборатории, что размещалась в подсобном помещении магазина, он создавал новые, действительно необыкновенные краски. Рецепт их изготовления знал только он один, и предназначались они таким же знатокам, как и он сам.

А что касается клиентов и покупателей, то стоило ему только услышать, как кто-нибудь говорит: «Мне бы хотелось…» — и он уже понимал, что тому нужно. Стоит, к примеру, у прилавка маленький мальчик и шепчет:

— Мне хотелось бы…

— Минутку, — прерывает его синьор Голубини и ведет в лабораторию. — Что хотелось бы? Наверное, тебе нужна такая краска, чтобы, окрасив ею стены в своей комнате, ты мог бы спокойно делать уроки?

— Откуда вы знаете?! — удивлялся мальчик.

Синьор Голубини тут же принимался за дело. Он растирал какие-то минералы и известные лишь ему одному травы, замешивал их на льняном масле и вручал мальчику баночку с краской нужного цвета.

— Мне нужно бы краску от плохих снов…

На этот раз в магазин пришла маленькая девочка. И синьор Голубини приготовил для нее баночку с краской под названием «Сладкие сны», которую достаточно нанести на простыню и наволочку.

— А мне необходима краска «Хочу все знать!» Попробую немного встряхнуть класс, — объяснила учительница. — В этом году у меня не ученики, а просто ослы.

— Мне очень нужна краска «Спокойствие», — сказала молодая женщина. — Хочу окрасить ею все стены, потому что мы с мужем постоянно ссоримся.

Как настоящий волшебник красок, синьор Голубини мог выполнить любое желание.

Однажды пришла в магазин очень грустная девушка.

— Я хотела бы… — заговорила она, но сразу же умолкла.

— Пожалуйста, пройдемте в лабораторию!

— Мне хотелось бы немного веселой краски. Мне так грустно все время.

Синьор Голубини приготовил баночку и для нее. Но спустя несколько дней девушка вновь оказалась в магазине, такая же грустная. Очевидно, краска не помогла.

— Не может быть! — воскликнул синьор Голубини. Такое случилось с ним впервые. — Вы уверены, что хорошо окрасили свою комнату?

— Да, я трижды окрасила ее, но мне все так же грустно и одиноко.

— А, теперь понимаю! — обрадовался синьор Голубини. — Вам нужна совсем другая краска — под названием «Дружба». Сию минуту!

И он тут же принялся готовить ее — старательно подобрал состав, растер смесь, размешал и протянул девушке банку с краской «Дружба».

Но прошло всего несколько дней, и девушка опять появилась в магазине и снова такая же печальная. Не помогла краска.

Синьор Голубини ужасно огорчился. Впервые в жизни ему не удавалось дать покупателю то, что нужно. Целыми днями изобретал он рецепт за рецептом, пытаясь создать подходящую краску, но ничего не получалось. От стыда глаза, усы и бородка его покраснели.

Однажды в воскресенье, гуляя в парке, он встретил эту девушку. Она шла под руку с молодым человеком и выглядела такой счастливой, что он даже не сразу узнал ее. Не иначе, решил синьор Голубини, она купила нужную краску в другом магазине. Хоть он и обрадовался за девушку, но все-таки и огорчился.

— Синьорина, — обратился он к ней, — я вижу, вам удалось найти верную краску. Если у вас осталось что-нибудь в баночке, не могли бы вы дать мне немного? Я хотел бы изучить состав.

— О какой краске вы говорите? — удивилась девушка.

Только тогда синьор Голубини догадался, в чем дело: он понял, что нет и не может быть такой краски, которая могла бы подарить человеку дружбу и любовь, что даже такой большой знаток красок как он не способен изобрести ее.

Он перестал стыдиться из-за своей неудачи, и глаза, усы и бородка его вновь обрели свою прежнюю лазурно-голубую и синюю окраску.

Человек, который фотографировал музыку

Не случалось такого концерта, на котором не побывал бы Алессио. Не нашлось такой пластинки, которую он не приобрел бы. Ничто не восхищало его так глубоко, как симфоническая музыка, и никто не знал ее лучше него.

Но вот что интересно: в театре и дома он сидел в отличие от многих людей, не прикрыв глаза и стараясь углубиться в музыку, а наоборот, внимательно смотрел на исполнителя или на проигрыватель.

Дело в том, что он получал удовольствие не только от слушания музыки, но и от созерцания ее.

Звуки, как известно, это волны, колеблющие воздух, нечто вполне конкретное и реальное, и Алессио обладал редчайшей способностью видеть их. Он различал форму и цвет каждой ноты, издаваемой инструментами, видел, как они сливаются в звучании и следуют друг с другом, рождая симфонию.

И эти картины, витающие в воздухе, буквально зачаровывали его. Любимейшая музыка — сочинения Брамса, Моцарта, Бетховена — дополнялась благодаря его дару еще и замечательной живописью.

Но умолкали звуки, и эти поразительные образы улетучивались, исчезая навсегда. Алессио никак не мог смириться, что от них не оставалось и следа, и все время ломал голову, как бы сохранить хоть некоторые из тех аккордов, которые рисовали в его воображении самые красочные картины.

«Умел бы я владеть кистью… — думал он. — Впрочем, будь я даже самым замечательным художником на свете, все равно никогда не смог бы перенести на полотно или бумагу эти чудесные картины».

И тут он сообразил: вот если б удалось сфотографировать их, тогда он навсегда запечатлел бы эту красоту.

Долгие годы посвятил Алессио изучению разных наук и в конце концов сумел создать специальный фотоаппарат и особую сверхчувствительную пленку для фотографирования музыки.

С тех пор на концертах и дома, включая проигрыватель, он всегда держал наготове свой необыкновенный фотоаппарат и часто фотографировал мелодии-образы, которые ему особенно нравились.

У него получались самые невероятные фотографии, вернее — симфофотографии, каких никто никогда еще не видел, с такими красками и формами, какие могли соперничать только с самыми знаменитыми полотнами самых знаменитых художников-абстракционистов.

Не все снимки, однако, получались хорошего качества, некоторые приходилось выбрасывать из-за того, что на них обнаруживалось какое-нибудь пятнышко или оказывалась не в фокусе какая-нибудь фальшиво взятая музыкантом нота.

Вскоре Алессио собрал богатую коллекцию симфофотографий. Теперь он сколько угодно мог рассматривать свою любимую музыку. К тому же он еще и прославился своим необычным собранием.

Благодаря его симфофотографиям люди со слабым музыкальным слухом, даже совсем глухие, смогли наконец почувствовать красоту музыки, и все покупали его снимки, чтобы повесить у себя дома, потому что они очень украшали помещение.