Разговор по душам

— Ну, знаете… — Миша замолчал и отвернулся.

Я подумал, что зря мы обидели товарища. Ну, ошибся разок, столько прочитал человек — неудивительно! И я сказал:

— Брось, Мишка, дуться! Расскажи что-нибудь другое, про войну, про героев…

— Ой, про героев! — обрадовалась Зина. — Я тоже очень люблю!

Миша долго молчал.

— Так и быть, — заговорил он наконец, — только не прерывайте меня, пожалуйста, это сбивает.

Миша опять повернулся к нам.

— Вот я вам расскажу про героиню Гулю Королеву, как она на войне храбро брала высоту номер четыре.

— Почему номер четыре? — удивились мы.

— Разве вы не знаете? — усмехнулся Миша. — На воине всегда берут какую-нибудь высоту, и у этой высоты есть номер — это всем известно. У той высоты, которую брала Гуля, был четвертый номер — вот и все. Потому и книга так называется.

— Неправда, — закричали мы все разом, — вовсе не потому!

— И вообще, — вздохнул я, — ты читаешь, а ничего не понимаешь.

— Это я-то не понимаю!

— Не понимаешь, не понимаешь, — твердил я, — все путаешь.

— И пусть! Не ваше дело! Я зато всего Гайдара прочитал!

— Всего Гайдара! — Я недоверчиво покачал головой. — Сочиняешь…

— Ну, если всего Гайдара, — усмехнулась Зина, — скажи тогда, что такое РВС?

— РВС, — злорадно повторила Люся.

— Думаете, не знаю? РВС — это район Восточной Сибири, куда Чук и Гек поехали с мамой. Их папа так адрес свой в телеграмме написал, в телеграмме всегда сокращенно пишут…

Мы возмущенно вскочили с мест.

— Бессовестный!.. — Зина чуть не плакала. — Гайдара и то путаешь!

— Теперь я вижу, как ты читаешь, — горько усмехнулся я, — в одной книге конец посмотрел, в другой начало… Липовый ты читатель, книгоглотатель, вот ты кто!

Я так разозлился, что прямо даже кулаки сжал.

Миша покосился на меня и красный как свекла выскочил на перрон.

— Подумаешь, разошлись!.. — смущенно крикнул он, обернувшись к нам. — Я зато всю «Анну Каренину» Михалкова прочитал — вот! — И он помчался в лагерь под проливным дождем, даже не вспомнив про свое лукошко с земляникой.

ОТЛИЧИЛСЯ

— Славик, вставай, вставай, Славик! Опоздаешь в школу, — будила мать своего сына.

Слава, коренастый парнишка с лихим чубом и упрямо сжатым ртом, промычал что-то и перевернулся на другой бок.

— Сейчас же вставай! Слышишь? — уже совсем строго повторила мать.

— Ну встану, встану! — простонал Слава, сердито поднимаясь.

Мать заторопилась на работу, но, уходя, еще раз обернулась:

— Смотри, не пойдешь в школу — будет тебе!

Щелкнул замок входной двери. Мать ушла, а Слава лег и снова заснул. Спал он, однако, недолго. Проснувшись, долго лежал в постели, протирая сонные глаза и зевая. Потом, что-то вспомнив, внезапно вскочил.

— Сегодня, пожалуй, стоит пойти в школу! — И он забубнил себе под нос: — Отбросивши сказки о чуде, отняв у богов небеса…

Здорово получилось, что Мария Даниловна задала стихотворение, которое ему и учить не надо: он помнил его наизусть еще с прошлого года, когда учился в том же пятом классе, только в другой школе.

Никому это, конечно, на ум не придет, все поверят, что он за один только вечер выучил целое стихотворение, с начала до конца. И Мария Даниловна, хочет не хочет, а должна будет ему поставить пятерку!

Пусть все увидят, что и он может учиться не хуже этой отличницы Ольки!

Если правду сказать, отличница Оля нравилась Славе больше всех в классе. Она была, кажется, единственной девочкой в школе, которую он ни разу не обидел, не толкнул, не ударил. Это потому, что Оля не похожа на всех этих девчонок с косичками и ленточками, за которые так и хочется подергать!

Нет, Оля совсем другая… Тоненькая, курчавая, глаза большущие… А главное — не пискля и не ябеда. Хоть и девчонка, а лучше любого мальчишки!

Когда Слава Мушкин проходил по заснеженному двору, все малыши испуганно шарахались в стороны. Они знали: этот большой сильный мальчишка может ни за что ни про что стукнуть любого из них, бросить в снег, обидеть…

Но Мушкину сегодня было не до этой мелюзги.

Небрежно повалив ногой вылепленного малышами Снегура, он пошел дальше, размышляя про себя: «В такую погоду хорошо бы с утра на коньках». Если бы не стихотворение, он, конечно, вместо школы пошел бы на каток.

Слава вздохнул, вспомнив свой класс. Надоели ему все! Усмехнулся, подумав о Федьке Леонтьеве, которого прозвали Буратино. У него и нос-то не длинный, можно сказать, даже курносый он, а все равно похож! Маленький, щупленький, плоский какой-то, челочка желтая, гладкая, будто ко лбу приросла, голос писклявый, и весь Федька, как заводной, ни минуты не постоит, все вертится, кривляется, смеется… Ему что ни скажи, все сделает, так и смотрит тебе в рот. А только неинтересно с «им дружить.

Вот с Олей он, пожалуй, подружился бы. Может быть, и на каток не постыдился бы с ней пойти, хоть она и девчонка — уж очень здорово на коньках катается, красиво, прямо как в балете… Ну что же, сегодня, когда он отличится перед всем классом, все по-другому пойдет, она, может, и сама захочет с ним подружиться… Ну, а он, однако, еще посмотрит…

Слава быстрее зашагал к школе. Рассчитал он правильно — пришел как раз к третьему уроку, уроку литературы, в ту самую минуту, когда Мария Даниловна открывала дверь в класс. Незаметно прошмыгнув мимо нее, Он направился к своей парте.

Буратино так и просиял, завидев приятеля. Он с готовностью подвинулся, освобождая ему место, и тут же начал что-то шептать. Но Слава только досадливо отмахнулся. Он неотрывно смотрел в лицо учительнице, словно гипнотизировал ее. И это подействовало. Мария Даниловна вызвала его первым.

Он подошел к доске уверенно, твердыми шагами. В классе стало очень тихо — все, раскрыв рты, смотрели на Мушкина. Оля даже привстала чуть-чуть с парты. И Слава, читая стихотворение, смотрел прямо на нее: amp;apos; ему было приятно видеть удивление и радость в ее больших глазах. Он знал стихотворение назубок и хотя читал его без особого выражения (не очень-то Слава любил стихи), голос его звучал так громко, будто читал он не в классе, а в большом зале.

— Америка снова открыта… — не переводя дыхания, продолжал Слава.

— Достаточно, — остановила его вдруг Мария Даниловна.

— Как это достаточно! — закричал Слава. — Я знаю все до конца, я вчера все выучил!

— Вижу, — сдержанно заметила учительница. -

А теперь ответь, пожалуйста, как ты думаешь, что хотел сказать поэт словами: «По полюсу гордо шагает советский простой человек»?

Слава пожал плечами.

— Ну, подумай, ты ведь знаешь. — Мария Даниловна придвинула к себе журнал.

Слава посмотрел на класс — все тянули руки вверх. И Оля тоже подняла руку.

«Обрадовались!» — сердито подумал Слава. Он был зол на учительницу и на ребят и нарочно упрямо молчал.

На свое место он шел уже вконец разгневанный: она поставила ему тройку. Стоило из-за троечки стараться! Лучше не пошел бы в школу! Не слушая ответов ребят, он упорно твердил громким шепотом, нарочно так, чтобы учительница слышала:

— Раз задано стихотворение, значит и надо спрашивать стихотворение. А то пристают со всякими вопросами…

— Не мешай нам, Мушкин, — строго остановила его Мария Даниловна.

А Слава назло ей вертелся, шумел, толкал Бура-тино, гримасничал — все делал в отместку за то, что она ему помешала отличиться, а ведь какой был случай!

Слава уже не знал, что и выкинуть еще! Под конец снял со своей рубашки ремень и связал им под партой Федькины ноги.

Буратино задергался, захныкал.

— Что у вас там происходит? — Учительница нахмурилась. — Встань, Леонтьев!

Но как встанешь, если ноги связаны?