Рассказы и повести

Всё было, как всегда. Но Мише казалось, будто кругом всё потемнело. Он лёг на диван и уткнулся носом в щель между сиденьем и спинкой. Папа подошёл к нему:

— Мишук, ну, не надо так… Нехорошо! Ведь мы с тобой мужчины всё-таки!

— Мужчины! — Миша повернулся к папе и строго спросил: — А почему ты сразу не сказал, что на два дня, почему?

Папа снова щёлкнул пистолетиком, раскурил погасшую трубку, выдул дым:

— Мм… Не хотел огорчать раньше времени.

— Не хотел… — Миша исподлобья посмотрел на папу. — А мама знает, что на два дня?

— Знает…

Миша насупился:

— Всё равно я тебя не отпущу!

Папа сел на диван рядом с Мишей, положил руку на его плечо:

— Погоди, Мишук! Давай разберёмся. Зачем так говорить: «Не отпущу, не отпущу». Нехорошо! Ты сам посуди: а я разве не хочу с тобой побыть, как ты думаешь? Неужели я за три года не соскучился по тебе, по маме, по Москве?

— Вот и оставайся!

— Ишь ты какой! «Оставайся»! Ведь я на службе, Мишук. А служба? Ого, брат, великое дело — служба! Ты только вслушайся в эти слова: «Служу Родине!» Ведь вот вы, тимуровцы, ведь вы тоже, по-своему, помогаете Родине, верно?

— Помогаем, — хмуро отозвался Миша.

— Видишь! И вдруг я, начальник госпиталя, майор медицинской службы, возьму и брошу своих врачей, товарищей, раненых, санитаров… Хорошо это будет, а? Как по-твоему?

Миша молча водил пальцем по шерстистой спинке дивана:

— А я… А я…

Тут вошла мама с горячим чайником. Папа нагнулся к Мише и легонько ухватил его за чёлку:

— Да ты, брат, упрямец, оказывается. Пошли пить чаёк-кипяток, а то мне в наркомат пора. Пошли!

Он взял Мишу за руку, подвёл к столу, усадил рядом с собой, и все стали пить «чаёк-кипяток» с твёрдым синеватым сахаром, который папа привёз с собой в полотняном мешочке.

Глава шестая

ДОБРАЯ СИЛА

Напрасно мама утешала Мишу:

— Как тебе не стыдно! Надо радоваться, что нам удалось повидаться с папой, а ты: «Ах, на два дня, не хочу на два дня!» Нехорошо это, вот что я тебе скажу.

Миша ковыряет штукатурку в стене. Конечно, он понимает, что папа не может ради него остаться дома. Особенно сейчас, когда война. И всё-таки он никак не может примириться с тем, что послезавтра папы не будет.

Послезавтра уже не будет лежать па подоконнике вон та толстая кожаная сумка с окованным ремешком, который вдевается в медное ушко. На спинке стула пе будет висеть гимнастёрка с орденами и погонами. В комнате не будет пахнуть вкусным трубочным табаком.

И, главное, не будет самого папы!..

Миша плохо спал, проснулся чуть свет и стал следить за папой, за каждым его шагом.

Вот папа встал, вот папа умылся, вот папа позавтракал, вот папа надел гимнастёрку, подпоясался широким ремнём с гремящей пряжкой и подошёл к зеркалу.

Миша вскочил:

— Папа, ты куда?

— Что ты вскинулся, Мишук? Я ведь ещё не уезжаю.

— Нет, папа, но ты куда?

— В Наркомздрав, в Аптекоуправление… Ещё кой-куда…

— А можно, я пойду с тобой?

— Что ты, Мишук! Устанешь! Ходьбы хватит на целый день.

— Нет, ничего, папа. Можно?

Папа посмотрел в зеркало на маму. Мама сказала:

— Ладно уж, возьми его, если он тебе не помешает.

Папа сказал:

— Мне Миша никогда не мешает!

Тут Миша вскочил, в два счёта умылся, поел, взял тюбетейку:

— Пошли!

Целый день Миша и папа ходили по разным папиным учреждениям. Иногда они садились на трамвай, иногда спускались в метро, но большей частью шли просто пешком. Папе хотелось полюбоваться на Москву. Ведь он три года не видел её.

А Москва верно была хороша!

Стояло лето, начало августа. Небо было чистое, синее. Вдоль Красной площади победно возвышалась кремлёвская стена. На Спасской башне ярко блестели золотые стрелки и золотой ободок часов. Неподвижно стояли часовые у входа в Мавзолей. Медленно струилась Москва-река мимо гранитной набережной. Огромные, просторные мосты отражались в её спокойной воде.

Папа всё приговаривал:

— Погляди только, какая наша Москва красавица!

Миша оглядывался. Где же — красавица? Москва как Москва. Кремль, дома, машины, люди — всё, как всегда.

Конечно, Миша привык к Москве. Он здесь родился, прожил десять с половиной лет и других городов не видал.

Иное дело — папа. Много городов повидал папа за последние три года, двигаясь вместе с фронтом, и все они были разбиты, разграблены, сожжены фашистами. И не мудрено, что папе сейчас особенно мила была наша большая приветливая столица.

Когда папа заходил куда-нибудь, Миша терпеливо ждал у входа. Потом он брал папу за руку, и они снова принимались шагать по широким, людным улицам.

О чём только не переговорили они во время этой прогулки! О жизни, о том, кем быть, о войне…

— Папа, а я знаю, почему война, — говорил Миша, стараясь шагать в ногу с папой.

— Да? Интересно, почему же?

— Видишь, папа, нам Лина всё объяснила. Это наша вожатая. Понимаешь, столкнулись две силы. Одна сила злая, чёрная, она хочет всё раздавить, всё уничтожить…

— Понятно, — сказал папа, — это фашисты.

— Ну да! — подхватил Миша. — Но это, папа, ничего, потому что есть другая сила, добрая. Она хочет, чтобы всем народам жилось хорошо, свободно. Это мы — СССР. Правильно, папа?

Папа положил руку на Мишино плечо и привлёк его к себе:

— Я вижу, Лина у вас толковая.

— Ты ещё не знаешь, какая она развитая! — Миша поднял голову: — А наша сила берёт верх, правда, папа? А здорово, что мы добрая сила!

Он задумался. Некоторое время они шли молча. Потом Миша сказал:

— А я буду путешественником. Вот открою какую-нибудь землю и буду показывать туземцам картинки.

— Какие картинки? — удивился папа.

— Простые. Я маму попрошу — она сделает. Они ведь не могут по-русски, а я по-ихнему не могу. Вот я и придумал — картинками. Покажу им Кремль, и они поймут, что я из Москвы…

— Это ты хорошо придумал, — сказал папа. — Ага. Я давно это придумал. Папа, а ты читал про Миклухо-Маклая? Он был знаешь какой добрый! Он не стрелял в туземцев, а лечил их, заботился. А когда он уезжал, они знаешь как плакали: «Рус, оставайся! Рус, оставайся!» Папа, а когда же я совершу путешествие? А то я только в лагере был, а больше нигде.

— Погоди, Мишук, — сказал папа. — Вот война кончится, пожалуйста, путешествуй, я не против.

— А скоро она кончится?

— Похоже, что скоро.

— А больше войны не будет?

Папа подумал и не сразу ответил:

— Вот как разобьём злую силу навсегда, чтобы ей нигде и никогда больше не подняться, вот тогда не будет!

Так разговаривали Миша с папой о всяких важных вещах. Когда они возвращались домой, уже были сумерки. Во всю длину Никитского бульвара выстроились зелёные машины. Папа спросил:

— Почему это столько прожекторов?

— Как, разве ты не знаешь? — удивился Миша. — Ведь это будет салют! Неужели ты не видел салюта?

— Да нет, не видел. Откуда же?

Вот чудно! Папа приехал из армии, в честь которой и устраиваются салюты, а сам ни одного салюта не видел!

— Значит, сегодня увидишь, — сказал Миша.

Он угадал: вечером снова торжественно гремели залпы, взлетали ракеты и вся Москва озарялась причудливым сиянием.

Папа и мама стояли у открытого окна, а Миша взобрался на подоконник, достал свою жужжалку и направил её свет вверх, в небо:

— Папа, смотри, я тоже салютую. А правда красиво?

— Очень, — сказал папа. — Это радуется добрая сила, Мишук.

Глава седьмая

В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР

В тот же вечер, сразу после салюта, папа начал укладываться. Миша с мамой ему помогали. Они положили в папин чемодан рубашки, белые узкие подворотнички, большой пакет с дорогим лекарством, которое папа достал в Москве…

Ещё укладку не кончили, как пришла старушка курьер из Союза художников. Она сказала: