Рассказы и повести

Яков Моисеевич Тайц

Рассказы и повести

Я очень люблю рассказы и повести писателя Я. Тайца. И хотя многие из них знаю почти наизусть, часто их перечитываю снова и снова. И радуюсь, что много людей — маленьких и больших — тоже любят его книги.

Я очень любила хорошего человека, доброго, верного друга — Якова Моисеевича Тайца. И все, кто знали его, тоже любили.

Мы любили его за доброту, за ум, за чуткость, за внимательность к людям, за скромность и за талант.

Когда я перечитываю рассказы и повести Якова Моисеевича Тайца, я каждый раз горюю, что его нет больше с нами, и радуюсь тому, что он оставил нам. И в его книгах я снова нахожу его доброту, его ум, его чуткость и внимательность к людям, его скромность и его талант…

И каждый, кто прочитает книги Я. Тайца, полюбит его и захочет узнать о нём.

Вот я и расскажу о нём, что знаю.

Я. М. Тайц родился в 1905 году в Литве, возле города Вильнюса. Приходилось ему жить во многих городах и местечках Литвы и Украины, а потом он всё время жил в Москве. Когда мы с ним познакомились, он уже написал несколько рассказов, и они были напечатаны в журналах и вышли отдельными книжками.

Яков Моисеевич сам рассказал мне, как он начал писать.

Оказалось, сначала он хотел стать художником и кончил специальный институт. А потом его призвали служить в Красную Армию. Там он захотел передать другим людям то, что он узнал и увидел в жизни, и стал рисовать. Товарищи подходили со всех сторон — всем интересно посмотреть! — и мешали ему. А спрятаться негде было. Только разложит краски и бумагу, а друзья тут как тут — смеются, разговаривают. Ничего и не получалось.

Тогда он решил не рисовать, а писать. Возьмёт тетрадку, карандаш и пишет. Думают товарищи, что он письмо пишет, и отойдут потихоньку. А он не письма, а рассказы писал. Про Красную Армию, про советских бойцов.

А вот когда уже кончит, тогда товарищам прочитает. Понравилось товарищам — значит, рассказ получился. Так появились первые книги Я. Тайца.

У Якова Моисеевича Тайца было очень зоркое зрение. Он умел разглядеть не только то, что видно сразу — какой у человека нос, какие у него волосы, — а и то, что нелегко увидеть: какой у человека характер, на что человек способен.

Он умел увидеть подвиг, храбрость, мужество не только там, где их привыкли видеть все: на войне, в схватке с диким зверем, в борьбе с пожаром и наводнением, а в нашей обыкновенной жизни — в школе, во дворе, на улице.

Он умел разглядеть скромный подвиг. Он умел увидеть в простом мальчике, в простой девочке замечательных взрослых людей, которыми они станут, — честных, добрых, мужественных.

Но мало того, что Я. Тайц умел видеть людей. Он умел и рассказать о них. Он умел рассказать о грустном так, что слёзы сами набегают на глаза, а когда он рассказывает о смешном, все хохочут. А иногда бывает от его рассказов и грустно и смешно вместе — так ведь и в жизни бывает…

И обо всём Я. Тайц умел рассказать так, чтобы мы это увидели сами. Он ведь недаром учился на художника. Он умел нарисовать виды нашей славной Москвы, старинного города Вильнюса, знаменитого пионерского лагеря Артек, грязный дворик маленького еврейского посёлка- только не красками, не линиями и штрихами, а словом!

И так как Яков Моисеевич умел рисовать словом и умел не только рассказывать, но и писать, — он и стал писателем.

Написал Я. Тайц как будто немного — три повести и около ста рассказов. Но в его книгах живёт множество добрых и храбрых людей. Это паши современники: смелые советские бойцы, железнодорожный сторож тётя Пава, умелый доктор, весёлый художник. Ну и, конечно, смелые и мужественные мальчишки и девчонки. Мы читаем про то, как маленькая колхозница Тоня не струсила перед озорными городскими мальчишками; как литовская девочка Онуте на допросе ничего не сказала фашистам; как весёлый Миша Денисьев залезал в тёмный подвал и мирил драчунов, — и нам хочется подружиться с этими смелыми и честными ребятами.

Писал Я. Тайц не только о нашей теперешней жизни, но и о том, что было давно, до Великой Октябрьской революции. О том, как тяжко жилось народу в царской России, как голодали дети бедноты. Писал он и о своём горьком детстве в те далёкие годы. Писал он и о мужественных людях, боровшихся против этой горькой жизни, за свержение самодержавия, за власть рабочих и крестьян: о бедном ремесленнике, которого царская полиция посадила в тюрьму, о храброй девушке, надевшей красный воротничок в честь праздника 1 Мая, о бедном и мудром художнике Ефиме Заке.

Писал Я- М. Тайц эти книги для самых своих любимых друзей — для мальчиков и девочек. Но и взрослые полюбили его книги.

Мы читаем его повести и рассказы и учимся лучше видеть, понимать и чувствовать всё во-круг — и природу, и людей. Мы испытываем радость и грусть и сами делаемся лучше.

И за это мы благодарны писателю Я. Тайцу, и за это мы любим его книги.

Е. Таратута

НЕУГАСИМЫЙ СВЕТ

ЖИЛЕЦ

Полвека назад в городе Сморгони, Виленской губернии, Ошмянского уезда, Лебедевской волости, родился человек. Человек этот был очень слабенький. Он лежал в цинковом корыте и жалобно верещал: «Иии!.. Иии!..»

Его худенькое тельце было туго-натуго обмотано свивальником. (Свивальник — это длинная полотняная лента. Такими лентами в те годы бинтовали младенцев, и несчастные крохи не могли шевельнуть ни ручкой, ни ножкой…)

Рядом, на кровати, лежала мама только что родившегося человека. Это была совсем ещё молодая женщина, с тонким, красивым лицом и тонкими, красивыми руками. Она тихо просила:

— Дайте мне его! Он хочет есть! Я чувствую!..

Никто ещё не знал, как зовут человека, и все называли его до поры до времени он.

«Онспит… Онкричит… Онпищит…»

В комнате было полно соседок. Они взяли егои осторожно передали маме. Мама положила егорядом с собой на лоскутное одеяло и попробовала покормить. Но онесть не захотел, всё отворачивался и по-прежнему тоненько, точно комарик, пищал: «Иии!.. Иии!..»

Соседки жалостливо смотрели на молодую мать и вполголоса переговаривались:

— Да, заморыш. По всему видать — не выживет. Не жилец на этом свете… Нет, не жилец.

Молодая мать с ужасом прислушивалась к этим словам. Она просила:

— Помолчите! Пожалейте!..

— А мы жалеючи… — отвечали соседки и снова принимались перешёптываться: — Не ест! Плохая примета… Не жилец…

Мать зарывалась с головой в одеяло, чтобы не слышать страшного шёпота, и крепче прижимала к себе сына, точно хотела спрятать его от кого-то. А он всё тянул свою комариную песенку: «Иии!.. Иии!..»

Но вот открылась дверь, и на пороге тесной комнаты показалась ещё не старая женщина в тёмном платке. Это мать молодой матери. Ещё вчера она была только матерью, а сегодня она уже бабушка.

Ей, видно, нравилось новое звание. Она твёрдым шагом вошла в комнату, посмотрела на дочь, на жёлтое сморщенное личико внука, прислушалась к шёпоту соседок и сказала:

— Вот что, соседушки, вы пойдите отдохните. А я тут сама всё сделаю… А жилец мой внук или не жилец-не вам судить!

Соседки обиделись и ушли. В комнате стало тихо и только слышно было всё то же тоненькое, слабое попискивание.

Бабушка подошла к кровати, взяла твёрдо запелёнатого, точно куколка, человека на руки и «поцокала» ему языком: